Дворянская семья. Семейное право российской империи
Введение
Декреты «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» от 18 декабря 1917 г. и «О расторжении брака» от 19 декабря 1917 г. ознаменовали собой начало новой эпохи в отечественной семейной политике. Основное изменение состояло в отстранении Церкви от решения вопросов заключения и расторжения браков и ведения книг состояния и передача этих функций государству.
Как известно, основа семейной политики любого государства — это закон, правовые нормы. Однако, «отношения семейные, т. е. супружеские и родственные, по натуре своей физико-нравственного свойства, и возникают, равно как и существуют, помимо всякого права» , поэтому регулирование брачно-семейных отношений сложно уже в силу двойной природы брака — нематериальной и материальной его сторон.
В дореволюционной России эти области были поделены между Церковью и государством.
Семейное право дореволюционной России прошло долгий путь развития и выросло из русского обычного права, византийских светских законов, церковного права и европейского законодательства.
В статье мы попытаемся:
- сравнить доли участия Церкви и государства в семейной политике Российской империи начала XX в.;
- выявить принципы семейной политики того времени, какие меры принимались государством и Церковью для решения поставленных задач;
- определить, достигала ли семейная политика в царской России своих целей.
История вопроса
В XIX — начале XX в. вопросами семейной политики интересовались ученые-правоведы, историки, философы, писатели, церковные, общественные и государственные деятели:А. И. Загоровский, М. Ф. Владимирский-Буданов, С. В. Пахман, К. А. Неволин, Д. И. Мейер,К. П. Победоносцев, В. И. Сергеевич, В. И. Синайский, Г. Ф. Шершеневич, А. Д. Способин,С. П. Григоровский, А. Л. Боровиковский, Л. Н. Толстой, В. В. Розанов, И. В. Гессен, Н. С. Суворов,А. А. Дернов, Е. Е. Голубинский, Н. Л. Дювернуа, Л. И. Петражицкий и многие другие.
Большой исторический материал был накоплен Н. М. Карамзиным, М. М. Щербатовым,В. О. Ключевским, С. М. Соловьевым, И. Е. Забелиным, М. М. Богословским.
В советское время интерес к брачно-семейному законодательству Российской империи, конечно же, упал, т. к. оно строилось на понятиях, принципиально отличных от утопических идей о семье и браке. Теоретики марксизма-ленинизма опирались на работы Платона, Т. Мора, Т. Кампанеллы, Р. Оуэна, Ш. Фурье, А. Бебеля, Д. Вераса, К.-А. де Сен-Симона, в которых вопросам семьи в будущем идеальном обществе уделялось большое внимание.
В этот период к исследованию семьи до революции 1917 г. ученые подходили в основном с этнографических либо с чисто исторических позиций, занимаясь типологией древнерусской семьи и проблемами определения статуса супругов. Имеются в виду работы Б. А. Рыбакова,Б. Д. Грекова, И. Я. Фроянова, С. В. Юшкова, В. Л. Янина.
Современные исследователи, как правило, рассматривают большие исторические периоды в развитии института брака в России. В последние годы появился ряд работ и учебных пособий, посвященных правовому регулированию семейных отношений в досоветской России, в которых рассматривается период конца XIX — начала XX в. Тем не менее, несмотря на наличие трудовА. М. Нечаевой, М. В. Антокольской, Н. С. Нижник, А. Ю. Колинько, этот период остается одним из наименее разработанных.
Демографы также уделяют мало внимания семейной и демографической политике дореволюционной России начала XX в., их интересуют исключительно вопросы брачности, рождаемости, смертности, реже — миграции населения. Семейной политикой данного периода сейчас занимаются прежде всего историки и даже математики — Б. Н. Миронов, Ю. М. Гончаров,С. А. Нефедов.
Государство и Церковь
Чтобы составить представление о семейной политике Российской империи начала XX в. следует сперва рассмотреть, каким установлениям подчинялась жизнь дореволюционной семьи. Каковы были доли участия Церкви и государства в семейной политике, кто брал на себя главную функцию регулирования норм семейного права? И сильно ли отличался закон от применения его на практике, исполнялся ли он?
Под семейной политикой обычно подразумевается комплекс мер, направленных на поддержку и защиту семьи, создание условий для реализации её функций. Однако важно отметить, что при обращении к семейной политике дореволюционной России мы не можем использовать это понятие современной науки, не расширив его: семейная политика в то время также была нацелена на сохранение традиционных семейных ценностей, исторически сложившихся условий жизни семьи, её автономности (независимости семьи от государства).
В статье мы будем в первую очередь опираться на издание «Свода законов Российской империи» (далее «Свод») , куда в X том — «Свод законов гражданских» — вошло семейное право, а в добавленный позже XVI том — гражданское судопроизводство.
Первое издание «Свода» в пятнадцати томах вышло в 1832 г. под редакцией М. М. Сперанского, туда были сведены все нормы, извлеченные из ранее действовавших актов. Хотя «Свод» был создан для удобства, он получил высочайшую конфирмацию и тем самым приобрел статус закона .
До 1832 г. специального кодекса гражданского права в России не было. Издание «Свода», регулярно дополнявшегося новыми нормами, оставалось главным источником гражданского права вплоть до конца правления Николая II .
Согласно закону, в Российской империи гарантировалась свобода вероисповедания (I, ст. 67, 81; X, ст. 90) , тем не менее основной религией было православие (I, ст. 62). Императором могло быть лицо только православного исповедания (I, ст. 63), и он являлся верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия (I, ст. 64).
«В этих статьях наших законов оставляется за Государем Императором церковное верховенство по отношению к господствующей религии» . Однако «права самодержавной власти касаются предметов церковного управления, а не самого содержания положительного вероисповедания, догматической и обрядовой её стороны» .
Тем самым подчеркивалось, что Церковь занимала подчиненное положение в государстве, однако её законы оставались непреложными и для самого царствующего монарха. Именноглава государства служил защитником и опорой православия, хранителем традиций, а его семья — образцом семейного союза.
Правовые понятия о браке и семье сложились в России главным образом на основе византийского светского и церковного права. В свете этого традиционные семейные ценности опирались на христианские понятия, брак рассматривался правом как «акт религиозный по преимуществу» .
Правоведы были единодушны в том, что
«Свод гражданских законов <…> отсылает к определениям церковного права и тем как бы признает, что брак есть учреждение, которое столько же, если не более, относится к каноническому праву, сколько и к праву гражданскому» .
Жизнь дореволюционной семьи подчинялась в большей степени установлениям Церкви, без участия Церкви не проходило ни одно важное событие в семье. Именно Церковь регистрировала рождения и смерти, заключение (X, ст. 25–33) и расторжение (X, ст. 37–561) браков, вела статистику (X, ст. 28, 34, 35, 78).
Так на начало XX в. выглядело свидетельство о записи в метрическую книгу о рождении подданного Российской империи, выдаваемое духовной консисторией. Сами книги хранились в приходских церквях. Свидетельство заверялось несколькими уполномоченными лицами консистории, прикладывалась печать, уплачивался гербовый сбор. (Фото из архива авторов.)
В то же свидетельство при необходимости вносилась запись о дате и месте венчания первым и последующими браками (если они имели место), что заверялось уже печатью церкви, в которой совершалось бракосочетание. (Фото из архива авторов.)
Вопросами брака и развода занимались духовные суды (X, ст. 24, 33, 38, 73), кроме случаев, подлежащих ведению гражданских или уголовных судов (X, ст. 24, 33, 53). (Здесь надо пояснить, что суды гражданские занимались исключительно имущественной стороной брака.)
Законы о браке повторяли евангельские заповеди. Согласно «Своду» супруги обязаны были жить вместе (X, ст. 103), ср.:
«…да прилепится [муж] к жене своей» (Мф. 19, 6) .
Поддержка супругами друг друга в их совместной жизни была возложена на них самих, а не на государство, Церковь или какой-либо общественный институт (X, ст. 106, 107), ср.:
«Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6, 2).
В основе закона лежали христианские идеи, ибо супруги-христиане не только «одна плоть», они близки друг другу и по духу, «близки Кровию Христовою» (Еф. 2, 13):
«Муж обязан любить жену свою как собственное тело, жить с нею в согласии, уважать, защищать, извинять её недостатки и облегчать её немощи» (X, ст. 106).
«Жена обязана повиноваться мужу своему как главе семейства, пребывать к нему в любви, почтении» (X, ст. 107).
Известный канонист Н. А. Заозерский довел эти положения права до их логического завершения, соглашаясь с позицией видного швейцарского правоведа и государственного деятеля И.-К. Блюнчли в том, что:
«1) религия, поколику она не есть продукт государства, то и по существу своему независима от него; 2) религия исполняет человека божественным духом и соединяет бессмертную душу с Богом.
Посему она никаким образом не есть какое-либо отношение человеческого права, но по существу своему принадлежит вечному и духовному царству, о котором Христос сказал, что оно не от мира сего» .
Брачный союз, таким образом, выступал в глазах верующей части населения как этап к вечной жизни в ином мире, считался священным и нерушимым; ср.:
«…что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 16, 6).
«Кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует, и женившийся на разведенной прелюбодействует» (Мф. 19, 9).
Однако важно подчеркнуть, что на практике многие гражданские законы не выполнялись или «обходились». К началу XX в. общество секуляризировалось, а суды часто выносили мягкие приговоры.
Например, в законе говорилось, что «родители не имеют права на жизнь детей, и за убийство их судятся и наказываются по уголовным законам» (Х, ст.170), однако известно, что «в 1910-е гг. только в Москве совершалось около 10 тысяч абортов в год. Менее 1% женщин, сделавших аборт, предстали перед судом, причем в 75% случаев они были оправданы» . Историей зафиксировано множество подобных примеров.
Тем не менее, когда государство пыталось совершенствовать семейное законодательство, чтобы, например, укрепить правовой статус наименее защищенных членов общества, оно сталкивалось с недовольством консервативно настроенного большинства. Подданные Российской империи, согласно свидетельству многих историков, были привержены сохранению традиционного уклада жизни и патриархальных ценностей, любые новации рассматривали как посягательство на автономность семьи.
Уже к началу XX в. некоторые правоведы (например, А. И. Загоровский) стали полагать, что семейные отношения в значительной степени публичны , уже в меньшей степени руководствуясь нравственно-религиозными соображениями, а сообразуясь с естественным порядком вещей.
Однако историками права признавалось, что семейные отношения —
«по существу своему чужды сфере гражданского права. Сам граф Сперанский чувствовал, что понятие об отношении слишком шатко, чтобы основать на нем систему права, и заменил его понятием о союзе » .
Союз предполагает совершенно иной уровень отношений, нежели имущественные. Можно добавить, что Церковь считает брак, подразумевая особую его природу, таинством .
В результате к началу XX в. брачное законодательство сохранило в нетронутом виде строгую нравственно-религиозную основу законов о личных отношениях супругов, а либеральные правоведы добились множества уступок в сфере имущественных отношений супругов.
С ростом имущественных прав увеличивались и права личности, однако процесс этот к началу XX в. только начинался .
К вышесказанному важно добавить, что
«русская церковь не играла и не стремилась играть той роли, которую играла западная церковь. Русские монархи никогда не испытывали на себе влияния папских булл, и православная церковь всегда оставалась подчиненным учреждением в государстве. Это сознание своей зависимости от государства церковь наблюдала и в деле брака» .
Ещё при Петре I церковь превратилась в один из органов государства и с тех пор не воспринималась отдельно от него. Но, несмотря на то, что в начале ХХ в. она слабо справлялась с отведенной ей функцией защиты и регулирования семейной жизни, несмотря на отсутствие цельной позиции и политики внутри самой Церкви, она (возможно, неосознанно) выполняла ещё одну очень важную роль — сдерживала вмешательство государства в жизнь семьи. И нельзя сказать, что государство не стремилось занять место Церкви в жизни семьи (взять контроль на себя), такие попытки делались.
В наше время семья ослаблена, она деструктурирована (вместо полной семьи получила распространение неполная), потеряла автономию и целиком зависит от государства. «Бу фера» в виде нравственно-религиозных ценностей между ней и государством нет. Нет традиционных нравственных ориентиров и в сознании большинства людей. То, что раньше запрещалось и наказывалось (например, прелюбодеяние и блуд), многими уже считается в порядке вещей.
Это не означает, что в императорской России все было гладко — далеко не так. Однако демографические последствия утери традиционных семейных ценностей и автономии семьи мы уже начали ощущать.
Семья и нравственность
Некоторые правоведы конца XIX — начала XX в. выделяют не только религиозную, но и нравственную основу как основополагающую в семейном праве. Например,А. И. Загоровский выделял пять «элементов брака»: естественный (физиологический), нравственный (этический), экономический, юридический и религиозный .
В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона приводится определение права в одном из курсов Регельсбергера:
«Правовой порядок есть произведение человеческого духа… продуктзаложенного в людей нравственного побуждения к порядку в совместной жизни и образующегося в обществе разумного понимания жизненных отношений, моральной, экономической и социальной цели этих отношений. Право есть разумно-нравственное регулирование общественной жизни».
Под нравственностью мы также понимаем принятие на себя ответственности за свои поступки. Подразумевается, что нравственность основана на свободной воле, поскольку нравственным может быть только свободное существо. Следовательно, мы признаем, что нравственность есть внутренняя установка индивида действовать согласно своей совести и/или согласно своим принципам.
Законы в Российской империи, как мы увидим ниже, были достаточно жесткими и регулировали в том числе и внутренний распорядок жизни в семье. Однако важно подчеркнуть, что, при всей кажущейся жесткости, во многих случаях они оставляли возможность для нравственного выбора человека.
Супруги
Характер личных отношений между супругами находится в тесной зависимости от общего культурного состояния народа, его исторических и национальных особенностей. Не являлась исключением и Российская империя.
В «Своде» были зафиксированы взаимные и особенные права и обязанности супругов.
К взаимным относились:
- взаимное право и обязанность исполнения каждым супругом супружеского долга;
- обязанность взаимной супружеской верности;
- обязанность взаимопомощи, взаимной поддержки, материальной и моральной;
- обязанность совместной жизни супругов.
Все эти обязанности, зафиксированные в законе, были направлены на укрепление института брака и стимулирование рождаемости.
Муж имел следующие особые права:
- он считался главой семьи;
- он имел право требовать, чтобы жена следовала за ним при перемене им постоянного места жительства;
- он имел право требовать от жены деятельности как хозяйки дома;
- он имел право требовать, чтобы жена не нанималась на работу без его согласия.
Особые права жены таковы:
- право на фамилию мужа;
- право на все права и преимущества состояния мужа;
- право на получение содержания от мужа;
- право на охрану и защиту со стороны мужа.
Согласно «Своду» (X, ст. 107), главой семьи был муж, поэтому для регулирования и защиты общих интересов он имел решающий голос и наделялся особыми правами: например, жена и дети не могли устроиться на работу без согласия мужа (X, ст. 2202). По смерти отца все права родительской власти принадлежали исключительно матери.
Муж передавал своей жене более низкого сословия все права и преимущества, сопряженные с его состоянием, чином или званием (X, ст. 100), был обязан любить её и жить в согласии со своей женой, уважать, защищать и содержать её в соответствии со своими возможностями (X, ст. 106).
Жена не теряла права именоваться по званию мужа, даже если он был лишен всех прав своего состояния (X, ст. 101). Жена была обязана повиноваться своему мужу, пребывать к нему в любви и почтении, быть хозяйкой дома (X, ст. 107).
Законодательство признавало наличие тесной нравственной связи между супругами, поэтому, согласно Уставу гражданского судопроизводства, во избежание внутренней борьбы между долгом и привязанностью к супругу у них было право не свидетельствовать друг на друга в суде (XVI, ст. 371, п. 4).
Взаимная поддержка супругов, указанная в законе, представляла собой разделение труда по полу: муж содержал семью, а жена вела домашнее хозяйство.
Русское дореволюционное законодательство ставило своей задачей любой ценой сохранить брак, поэтому оно было самым жестким в Европе в вопросе совместного проживания супругов. Раздельное проживание супругов при отсутствии для этого законных оснований запрещалось, равно как и написание договоров, предусматривающих раздельное проживание (X, т. 103, 1529, п. 1).
Имущественные отношения были построены на началах раздельности , поэтому заключение брака не влекло за собой установления общности супружеских имуществ (X, ст. 109) и каждый из супругов сам распоряжался своей собственностью (X, ст. 114).
Супруги могли брать кредит друг у друга (X, ст. 117), передавать свое имущество друг другу (X, ст. 116), однако, чтобы распоряжаться имуществом другого супруга, надо было иметь акт, удостоверяющий право делать это (X, ст. 115).
В имущественной сфере наблюдалось полное равноправие супругов, которое сложилось лишь к XVIII в., однако это не соблюдалось в деревне даже в начале XX в., к примеру, по отношению к приданому, которое было важным элементом семейной жизни. В реальной жизни имуществом распоряжался чаще муж и, зная, что приданое жены, которое, по сути, являлось вкладом в семейный бюджет, ему не принадлежит (X, ст. 110), мог тратить его по своему усмотрению.
Необходимо также отметить, что полное имущественное равноправие было невозможно, т. к.очень сложно разграничить расходы внутри семьи, особенно если супружеская пара имела детей.
Поскольку и Церковь, и государство во всех случаях старались сохранить семью, то развод не поощрялся и был крайне затруднен.
Согласно «Своду», развод допускался только в трех случаях:
- доказанное прелюбодеяние одного из супругов или его неспособность к брачному сожитию (X, ст. 45, 47–49);
- лишение одного из супругов всех прав состояния и его ссылка в Сибирь (X, ст. 45, 50, 52, 53);
- безвестное отсутствие одного из супругов дольше 5 лет (X, ст. 45, 54, 56).
В каждом из этих случаев к разводу не принуждали, он оставался на усмотрение второго супруга и зависел только от его желания. Перед супругом осужденного вставал выбор: последовать в Сибирь и поддержать пораженного в правах или остаться и получить развод (X, ст. 50), продолжить жить с супругом, виновным в заключении второго брака при существовании нерасторгнутого первого или подать прошение о разводе (X, ст. 40).
Родители и дети
По воззрениям той эпохи, дети находились в естественной зависимости от родителей . Следствием этой зависимости являлись права родителей, с которыми были неразрывно связаны обязанности, т. к. родительская власть существовала не только ради интересов родителей. Она была направлена на защиту детей, а целью родителей было дорастить ребенка до времени, когда он сможет позаботиться о себе сам.
Дети имели следующие права:
- право на получение фамилии отца;
- право на получения прав состояния отца;
- местом жительство несовершеннолетних детей являлся родительский дом;
- право на причисление к вероисповеданию родителей;
- право на содержание со стороны родителей;
- право на защиту, в том числе в суде, со стороны родителей;
- право на получение воспитания и образования.
В дореволюционной России удовлетворение потребностей детей было возложено на родителей, однако и государство старалось поддержать детей. В «Своде» четко прописаны права и обязанности родителей по отношению к детям.
Отец передавал детям свою фамилию (X, ст. 125, 132) и, согласно «Своду законов о состояниях», — права состояния (т. IX, ст. 39, 502, 536, 541, 710, 1015), причем повышение состояния родителей, по общему правилу, было в пользу детей, а понижение не влияло на их положение: лишение прав состояния не распространялось на детей, рожденных или зачатых до осуждения и лишения прав состояния (IX, ст. 11).
Закон был настолько снисходителен к детям, что, согласно «Своду законов о состояниях», если отец получал чин или награждался орденом, дающим право на дворянство уже после смерти (по неведению о ней при награждении), то дети в обоих случаях становились дворянами (IX, ст. 42, 43).
В «Уставе о паспортах» отмечено, что до достижения совершеннолетия дети были обязаны жить с родителями (XIV, ст. 11). В этом отношении закон старался не разлучать детей с родителями, даже если те — преступники: согласно «Уставу о ссыльных», если супруг осужденного следовал в ссылку вместе с ним, то и дети отправлялись с ними, если в живых был только осужденный супруг и общество или родственники не брали детей на попечение, то они следовали за родителем (XIV, ст. 195–201).
Родители были обязаны содержать несовершеннолетних детей : давать им пропитание, одежду и воспитание по своим возможностям (X, ст. 172).
Также родители должны были дать детям хорошее нравственное воспитание (семейное или общественное) (Х, ст. 173), после чего определить сыновей на службу или в промысел, а дочерей — выдать замуж (Х, ст. 174).
Согласно «Уставу гражданского судопроизводства», родители являлись представителями детей в суде (XVI, ст. 19) и могли подавать иски в случае обиды детей (X, ст. 175).
По закону родители не имели прав на жизнь детей и за их убийство подвергались уголовной ответственности (X, ст. 170), таким образом, законодательно аборты были запрещены.
Родительская власть распространялась на детей обоего пола и любого возраста (X, ст. 164) и ограничивалась лишь при поступлении детей в общественное училище или на службу и вступлением дочерей в замужество (X, ст. 179). Прекращалась она только после смерти родителей или при лишении их всех прав состояния, если дети не следовали за ними в место ссылки (X, ст. 179).
В статье 165 «Свода» сказано, что для исправления строптивых и неповинующихся детей родители имеют право применять «домашние исправительные меры». Если они оказались безрезультатными, родители вправе за неповиновение, развратный образ жизни и другие пороки детей, не состоящих на государственной службе, заключать их в тюрьму и приносить на них жалобы в судебные органы.
В этом случае перед родителями вставала нравственная дилемма, которую разрешали, исходя из собственных представлений о добре и зле. На практике, даже если родители и обращались в суд с просьбой о заключении кого-либо из своих детей в тюрьму, их просьбы практически никогда не удовлетворялись .
Дореволюционное законодательство не оставляло без внимания злоупотребления родительской властью и преступления по отношению к детям со стороны родителей, однако для государства защита целостности брака и интересов родителей была важнее. Предполагалось, что отец, движимый христианскими идеалами, не будет злоупотреблять своей властью.
Родители не могли принуждать детей к участию в противозаконных деяниях (X, ст. 169).
Если же родители вовлекали их в свои преступления посредством употребления своей власти или внушений, то, согласно «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных», они подвергались за это «высшей мере наказаний или взысканий», установленной законом для таких преступлений, даже если они не участвовали в них сами (XV, ст. 1587).
За злоупотребление властью родители и опекуны подвергались лишению некоторых прав, заключению в тюрьму на срок от 8 до 16 месяцев, а христиане предавались ещё и церковному покаянию (XV, ст. 1476).
За умышленное развращение нравственности детей, сводничество родители подвергались наказанию от заключения в тюрьму (на срок до 4 мес.) до лишения всех особенных прав и заменившим ссылку на житье в Сибирь наказаниям (Собрание узаконений 1900, № 67, ст. 1583, 993, 998).
За причинение вреда здоровью и умственным способностям детей родители приговаривались к наказаниям, увеличенным на две степени по сравнению с обычными наказаниями (XV, ст. 1492).
За преднамеренное убийство беременной женщины полагалось наказание от 15–20 лет до бессрочной каторги (XV, ст. 1452).
Мы видим, что родители ни при каких обстоятельствах не лишались своей власти над детьми, что было не всегда разумным. Правительство осознавало необходимость реформ в этой сфере, однако намерение изменить законодательство не было реализовано.
Обязанностей детей по отношению к родителям было меньше. Поскольку воспитание невозможно без послушания детей родителям, дети должны были почитать родителей и быть им послушными (X, ст. 179).
Согласно «Уставу гражданского судопроизводства», им запрещалось свидетельствовать против родителей в суде (XVI, ст. 371, п. 3).
Дети были обязаны содержать престарелых родителей (X, ст. 194) в соответствии со своими возможностями. Согласно «Уставу о наказаниях, налагаемых мировыми судьями» несоблюдение этой обязанности влекло за собой заключение в тюрьму на срок до трех месяцев. (XV, ст. 143).
В законе также прописывалась защита родителей от посягательств детей. За убийство отца или матери полагалось самое суровое наказание: бессрочная ссылка в Сибирь на каторгу и заключение в остроге без права ослабления условий содержания; срок каторги ограничивался только неспособностью осужденного к труду по старости (XV, ст. 1449). За причинение вреда здоровью и умственным способностям родителей дети приговаривались к наказаниям, увеличенным на две степени по сравнению с обычными наказаниями (XV, ст. 1492).
В «Своде» рассмотрены четыре категории детей:
- законные дети;
- дети от браков недействительных;
- внебрачные дети;
- усыновленные дети.
Вопросы усыновления и опекунства достаточно сложны, поэтому мы ограничимся их кратким рассмотрением.
Дети, рожденные в браке, признанном недействительным, получали все права детей законных (X, ст. 131, п. 1) и оставались с родителем, невиновным в заключении незаконного брака (X, ст. 131, п. 2). Содержать ребенка обязаны были оба родителя, сообразно своим средствам (X, 131, п. 5). После смерти родителя, у которого оставался ребенок, или в случае лишения его родительской власти, дети, если не назначался особый опекун, переходили под родительскую власть другого родителя (X, ст. 131, п. 6).
Внебрачные дети становились законными и получали все права законных детей в случае брака их родителей (X, ст. 144, п. 1). Хотя прямо об этом нигде не говорится, внебрачные дети оставались с матерью и наследовали только имущество матери (X, ст. 132, п. 12).
Ребенка, не достигшего совершеннолетия, содержали оба родителя. В случае способности ребенка содержать себя самому или замужества (для дочери), родители могли прекратить содержание до наступления совершеннолетия (X, ст. 131, п. 5). Отец внебрачного ребенка был обязан содержать не только его, но и мать, если уход за ребенком лишал её возможности зарабатывать себе на жизнь (X, ст. 131, п. 6, 7).
Отец, содержащий внебрачного ребенка, имел право надзора за его содержанием и воспитанием (X, ст. 131, п. 10) и мог быть назначен его опекуном в предпочтительном порядке (X, ст. 131, п. 11).
Усыновлять детей дозволялось лицам старше 30 лет, старше усыновляемого не менее чем на 18 лет и имеющим общую гражданскую правоспособность (X, ст. 146), у которых не было собственных детей (X, ст. 146) и которые не были обречены на безбрачие по сану (X, ст. 145).
Усыновлять собственных детей можно было только при отсутствии собственных несовершеннолетних законных и узаконенных детей (X, ст. 150, п. 1).
Усыновлять детей-христиан дозволялось только христианам, а нехристиан — нехристианам (X, ст. 148). Это было сделано с целью защиты детей от принуждений со стороны приемных родителей сменить вероисповедание.
Для усыновления требовалось согласие родителей усыновляемого или его опекунов и попечителей, согласие обоих супругов-усыновителей и согласие самого ребенка, если он достиг 14 лет (X, ст. 149).
Усыновленный получал все права законных детей (X, ст. 156, п. 1).
Характерные черты русского семейного права
Русское законодательство уважало традиции и обычаи народов, проживавших на территории Российской империи, поэтому для разных губерний существовали разные законы, что было вызвано религиозными, культурными и географическими причинами.
Так, например, для природных жителей Закавказья возраст вступления в брак для лиц обоего пола, указанный в ст. 3 и 63, был ниже на 3 года.
Женам лиц православного вероисповедания, признанных пленными или пропавшими без вести в результате русско-японской войны, разрешалось подавать прошение о разводе по истечении всего двух лет (X, ст. 56, п. 1) вместо пяти.
Для Лифляндской, Эстляндской, Курляндской, Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Киевской, Ковенской, Минской, Могилевской, Подольской губерний, природных жителей Финляндии, мусульман, лиц иудейского вероисповедания, буддистов действовали особые законы, касающиеся вступления в брак, прописанные с той или иной степенью детальности.
Можно утверждать, что дореволюционное семейное право было достаточно гибким, учитывало в первую очередь нравственно-религиозные отношения как основу поведения и взаимодействия людей, подчеркивало свободу выбора по многим нравственным вопросам.
Тем не менее, необходимо отметить, что некоторые правоведы заявляли о необходимости реформирования брачного права. Для этого имелись все возможности, однако помешала начавшаяся Первая мировая война.
Несмотря на кажущуюся статичность (некоторые положения сохранились с Соборного уложения 1649 г.) семейное право эволюционировало, и важность необходимых изменений осознавалась в том числе и правительством.
Примером может служить проект закона, предлагавшего разрешить раздельное проживание супругов, упомянутый А. И. Загоровским в своей книге .
Развод и раздельное проживание были болезненными вопросами. Государство стремилось всеми силами защитить целостность брака как института, однако при этом не всегда существовали возможности для соблюдения этого условия. Согласно проекту, супруги могли жить порознь в случаях жестокого обращения, тяжких оскорблений, некоторых болезней, развратной жизни, пьянства и мотовства одного из супругов.
В «Своде» отношения строились на основе разделения обязанностей и взаимного уважения членов семьи, основываясь во многом на идеях эпохи Просвещения .
Дореволюционные законы были рассчитаны на религиозных людей, следующих правилам, установленным Церковью.
К сожалению, нередко эти законы не соблюдались, т. к. далеко не все следовали евангельским заповедям. У многих отсутствовал внутренний нравственный контроль и они злоупотребляли своей властью. Кроме того, некоторые понимали и трактовали нормы закона по-своему и применяли их в соответствии со своими представлениями.
Выводы
Вопросам семейной политики в России начала XX в. уделялось большое внимание, к их обсуждению привлекались лучшие умы своего времени — не только государственные деятели, но и виднейшие ученые, мыслители, философы, историки, цивилисты.
Семейную жизнь регулировали два института: Церковь и государство. Церковь регулировала личные отношения, государство — имущественные. Оба института поддерживали традиционные семейные ценности.
Кроме того, Церковь защищала автономию семьи и не позволяла государству вмешиваться в жизнь семьи. Царская семья служила символом, образцом и опорой семейственности.
Брак рассматривался законом как комплексное явление, и признавались религиозная, нравственная, экономическая и юридическая составляющие брака.
Разделение обязанностей между супругами было четко прописано. Разделение ролей внутри семьи соответствовало традиционным представлениям. Родители имели широкие права и значительные обязанности по отношению к детям.
Однако необходимо отметить, что, несмотря на всю жесткость, закон старался, как в имущественном, так и в моральном плане, поддерживать наименее защищенных членов семьи — женщин и детей.
При этом закон был крайне гибок в вопросах материальной составляющей брака, а также учитывал географические, религиозные и другие различия.
Хотя дореволюционное русское законодательство в целом отставало от западноевропейского, в некоторых вопросах (например, право распоряжаться собственным имуществом в браке), оно опережало его.
Основной проблемой, с которой сталкивалось законодательство, было несоблюдение норм права, которое приводило к тому, что их потенциал не реализовывался полностью.
Исходя из всего вышесказанного, можно утверждать, что семейная политика в дореволюционной России достигала своих целей — преобладали прочные брачные союзы, опиравшиеся на нравственные идеалы, семья была в основном независима от государства, поэтому решение вопросов, касающихся внутренней жизни семьи, было прерогативой самой семьи.
В заключение сделаем важное замечание о том, что перенимать законодательную базу той эпохи (как предлагается рядом правоведов, в частности А. Б. Зубовым) следует с крайней осторожностью, т. к. императорская Россия была аграрным государством. Консервативная патриархальная семейная политика была тогда наиболее уместна. В настоящее время образ жизни населения коренным образом изменился, поэтому перед принятием той или иной нормы необходим тщательный анализ последствий её применения.
Заозерский Н. А. Право Православной грековосточной русской церкви как предмет специальной юридической науки. М.: Типография М. Г. Волчанинова, 1888. С. 33. XVI т. — «Законы о судопроизводстве гражданском» — был добавлен в 1864 г. после судебной реформы. Здесь и далее римской цифрой обозначается том. Мейер Д. И. Русское гражданское право. М.: Статут, 2000. С. 87.
Здесь и далее цитируется канонический перевод Библии, перепечатанный с издания Московской Патриархии (Библия. М.: Российское библейское общество, 1995).
Канонист — ученый, занимающийся церковным правом (jus canonicum ).
Bluntschli, Johann Caspar. Allgemeines Staatsrecht. 2 B. München: Literarisch-Artistische Anstalt der J. G. Cotta’schen Buchhandlung, 1857. S. 251–253. Цит. по: Заозерский Н. А. Право Православной грековосточной русской церкви как предмет специальной юридической науки. М.: ТипографияМ. Г. Волчанинова, 1888. С. 47.
Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.). Т. 1. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. С. 181.
«Содержание отношений семейных в большинстве случаев дано самой природою, веления которой право только освещает и приноравливает к потребностям общества: в виду особой важности отношений семейных для общежития, предписания права, касающиеся их, имеют характер абсолютных, неизменных по частному произволу, норм, в противоположность отношениям имущественным, где частная автономия имеет полный простор. Поэтому нормы семейного права заключают в себе в значительной степени элемент публичный, тогда как нормы права имущественного запечатлены характером приватным» (Загоровский А. И. О причинах и последствиях потери автономности современной семьей на примере Америки великолепно рассказано у А. Карлсона в его книге «Общество — семья — личность: социальный кризис Америки». М: 2003. С. 49–57.
Загоровский А. И. Курс семейного права. М.: Гарант, 2003. С. 5.
Полная имущественная независимость супругов была новаторством, и в этом вопросе русское законодательство опережало европейское.
Загоровский. А. И. Курс семейного права. М.: Гарант, 2003. С. 220. Ряд основных сочинений эпохи Просвещения:
- - понимание ребенка, как объекта родительской власти (период правового положения несовершеннолетних до 1917 года);
- - ребенок - объект советской государственной политики (период с 1917 года до начала 90-х гг.);
- - осознание законодателем ребенка как субъекта правовых отношений (конец ХХ века начало ХХI века).
- - рожденные вне брака, если они не были установленным порядком узаконены;
- - от прелюбодеяния;
- ? закладываются основные принципы государственной политики с законодательным обеспечением интересов различных категорий детей, таких как внебрачные, усыновленные, узаконенные, законные;
- ? регламентируется правосубъектность несовершеннолетних и ограничения родительской власти;
- ? оформляются формы защиты прав несовершеннолетних: юрисдикционная (например, деятельность суда, органа опеки и попечительства) и неюрисдикционная (действия родителей, опекунов, усыновителей по защите интересов несовершеннолетних).
Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или о воспитании. Книга V // Избранные сочинения. Т. 1. М.: Государственное издательство художественной литературы. 1961. С. 547, 552, 563, 665, 660.
Гельвеций К.-А. Об уме. М.: Государственное социально-экономическое издательство. 1938. С. 19, 20.
Гельвеций К.-А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М.: Государственное социально-экономическое издательство. 1938. С. 65, 313.
Гоббс Т. Основы философии. Сочинения в 2 т. Т.1. М.: Мысль, 1989. С. 365, 366.
Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М.: Мысль. 2001. С. 139, 140.
Кенэ Ф. Естественное право // Избранные экономические произведения. М.: Издательство социально-экономической литературы. 1960. С. 331.
Кенэ Ф. Население // Избранные экономические произведения. М.: Издательство социально-экономической литературы. 1960. С. 180.
Кенэ Ф. Общие принципы экономической политики земледельческого государства и примечания к этим принципам // Избранные экономические произведения. М.: Издательство социально-экономической литературы. 1960. С. 495.
Юм Д.
Трактат о человеческой природе. Т. 2. М.: Канон. 1995. С. 249.
Condillac, Étienne Bonnot de.
Le commerce et le gouvernement considérés relativement l’un à l’autre: ouvrage élémentaire —
http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k87991x. P. 213–4 .
Holbach, Paul Henri Dietrich. Éléments de la morale universelle, ou Catéchisme de la nature. Paris, Hachette. 1973 (Reprod. de l"éd. de: Paris: G. de Bure, 1790.) P. 98, 99, 104–106, 110, 111.
Монтескье Ш.-Л. О духе законов или об отношениях, в которых законы должны находиться к устройству каждого правления, к нравам, климату, религии, торговле, и т. д., к чему автор прибавил новые исследования о законах римских, касающихся исследования, о законах французских и о законах феодальных. СПб.: Издание Л. Ф. Пантелеева. 1900. С. 56, 113, 226, 259, 260, 265, 414.
Локк Дж. Мысли о воспитании // Сочинения в 3 томах. Т. 3. М.: Мысль, 1988. С. 306, 307, 412.
Локк Дж. Два трактата о правлении // Сочинения в 3 томах. Т. 3. М.: Мысль, 1988. С. 179, 294, 297–300, 364.
Развитие внутрисемейных отношений в период Российской империи: Дворянская семья
Работу выполнил:
Преподаватель:
Калининград 2011
Дворянская семья
Список литературы
Дворянская семья
Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены - мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие - в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».
В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», - засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771-1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829-1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813-1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны - общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.
Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII-начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. - Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, - вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, - пользовались и другими, более чувствительными - обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии - даже 48% учеников.
Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале - брак по любви, в жизни - по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь - склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек -жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.
Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. - Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.
При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI-XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям - почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. - Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. - Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.
Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие - в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.
Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5-7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, - к 18-20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, - военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, - писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786-1856). - Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше - с 13-14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16-18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.
Этапы периодизации истории развития ювенального права в России можно представить, избрав критерием классификации - особенности правового положения ребенка в совокупности с тенденциями становления его правового статуса:
Исследования учёных - юристов в области семейного права показывают, что по вопросу правового положения несовершеннолетних до нас не дошло практически никаких источников, благодаря которым можно было бы сделать заключение о правовом положении детей в те далекие времена.
Не смотря не обнадеживающее положение, некоторым ученым все-таки удалось прийти к выводу, что авторитет родителей был весьма значительным, и что власть не только одного родителя распространялась на детей, но и другого тоже. Жизнь ребенка полностью принадлежала родителям, и каждый из них мог по своему усмотрению распорядиться ею.
Исследования К. Неволина показали, что существовало право родителей отдавать своих детей в рабство еще до принятия христианства. Категория «дети» стояло на одной ступени с «рабами, прислугой, родственниками», причем такие подчиненные лица назывались «чадь». Состояние полной зависимости ребенка от своих родителей можно обнаружить и в трудах других исследователей. В дохристианские времена и в первоначальный период христианства детей не делили на законных и незаконнорожденных, поскольку допускалось наложничество. Отношения между родителями и детьми регулировались старинными обычаями, уходящими в языческое прошлое. Спорным остается вопрос о том, приносили ли в жертву младенцев? Ученые выдвигают интересные точки зрения. В древности имели место человеческие жертвоприношения, когда в жертву приносились преимущественно дети, существовали не только в Африке, Азии, но и в Европе (у греков, римлян, британцев, германцев и славян). В обычай языческих славян входило сожжение вместе со знатным умершим его имущества, рабынь и отроков, к которым относились слуги, поэтому трудно сказать, погребались ли на Руси заживо дети с родителями.
Ученый А.И. Загоровский полагает, что «едва ли в древние времена у нас родителям принадлежало право убивать своих детей при рождении», поскольку «если бы такой обычай существовал, он был бы отмечен древним летописцем».
Правовое положение ребенка на Руси в дохристианский период можно было определить как бесправное и выделить следующие черты:
неограниченная отцовская власть;
семья была патриархальной во главе с отцом семейства, в нее входили «и дети, и рабы, и принятые в семью (примаки) из чужой семьи»;
полное подчинение ребенка воле родителей;
воспитание детей происходит в строгом соблюдении языческих обычаев и традиций;
Полное отсутствие прав у ребенка.
Первые шаги законодательной регламентации в области защиты прав и интересов детей были сделаны во времена правления Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха.
Исследование источников, позволяет обнаружить нормы и церковного и обычного права, в которых регулируется положение детей. Первым древнерусским памятником, стала «Русская Правда». Составителем «Русской Правды» был Ярослав Мудрый. Этот документ состоял из нескольких частей. Первая относится к VII-VIII векам, а вторая к середине XI века. Что касается третьей, то она является продуктом деятельности Владимира Мономаха. Последняя редакция содержит больше упоминаний о детях. Например, подробно говорится о детях, как о наследниках, и, предусматривалось за матерью право оставить все свое имущество по завещанию без ограничения любому из детей, сыну или дочери, как от первого, так и второго брака, руководствуясь только отношением к ней детей, что вытекает из ст.106 Русской Правды. Статья 101 Русской Правды возлагала обязанность на вдову с малолетними детьми сохранять имущество семьи для передачи его детям, и обязанность выплатить детям все утраченное.
После крещения Руси на смену языческим предписаниям пришли церковные. Происходят и изменения в Русской Правде. Детей стали делить на законных и незаконнорожденных. Так, можно привести статью 98 Русской Правды, которая определяет незаконнорожденных детей, как «детей господина, рожденных от «рабы» считаются незаконными», то есть они не будут являться наследниками. В Русской Правде - первом памятнике русской истории права, нашли свое отражение обычаи XI-XIV веков, касающихся некоторых сторон положения детей. Большое влияние на развитие прав и обязанностей детей и родителей, оказала христианская семейная мораль. Так называемые Кормчие книги содержали в себе нормы византийского права, регулировавшие вопросы заключения брака, защиты прав супругов, определявшие положение детей. Церковь берет жизнь детей под сохранение своих законов. Что же касается семейного воспитания детей, то церковь придерживалась своей постоянной заповеди: «дети учить, ать чтят родитель своих». Однако, церковь остается бессильной перед продажей родителями из-за голода своих детей приезжему гостью. Отдавали ребенка и даром. Могла ребенка продать по нужде и мать, тогда накладывалось церковное наказание - епитимья. «Аще ли не имея (то есть средств) продаст» то 6 лет подобного рода наказания.
Существовало на Руси гуманное отношение к детям, особенно брошенным и покинутым: «седая древность признавала бесспорным положение, что если покинутый ребенок не умер, то все права на его жизнь принадлежат тому лицу, которое его воспитало, и он делается его законным рабом». Известно, что еще во времена Владимира I, по его поручению в 996 году создано общественное призрение, куда входила и помощь сиротам, попечению и надзору духовенства. И для Великого князя Ярослава и для Владимира Мономаха, призрение бедных, страждующих и детей было наиглавнейшей обязанностью. Так, Великий князь Ярославль создал сиротское училище, в котором находилось на его иждивении 300 юнош, а
Владимир Мономах в те времена наказывал: «Всего же паче убогих не забывайте, но елико могущие по силе кормите, снабдите сироту».
Усыновление в раннем христианстве и в дохристианские времена понималось как искусственное «сыновство». Языческие традиции «усыновления» сохранялись. Выделяют процедуры усыновления, благодаря которым усыновление считалось законным: обряд фиктивного рождения (имитирование родов женщиной или мужчиной); через женитьбу на вдове брата (таким образом, усыновили Святополка Владимиром); фактический прием усыновляемого в дом; договорный акт между усыновителем и усыновляемым. Впоследствии процедура усыновления осуществлялась «посредством особого акта, исходящего от церковной власти, освящалось
оно особым церковным обрядом сынотворенья». Таким образом, раннехристианский период отмечен:
двойственным характером регулирования отношений, связанных с браком, детьми (используются языческие обычаи и церковное право);
не запрещалась продажа детей своими родителями;
подчинение ребенка воле родителей;
появление института опеки и попечительства (996 год) под руководством духовенства;
осуществлялась защита осиротевшего ребенка путем его усыновления.
Другим, выдающимся памятником является Домострой (XVI в.). В этом источнике Московское государство попыталось урегулировать семейные отношения, где прослеживается несколько тенденций. Так, первой тенденцией можно назвать следующую заповедь: «Любите отца своего и матерь свою, и послушайте их и повинуйтеся им по Бозе во всем: и старость их чтите и немощь их и скорбь всякую от вся душа понесите на своя выи, - и благо вам будет и долголетни будете на земли…Вы же чада, делом и словом угождайте родителям своим во всяком блазе совести, да благословение будет от них». Другая тенденция заключается в том, что Домострой разрешает родителям строго наказывать своих детей - «и не ослабен бiя младенца, ащо бо жезлом бияши его, то не умрет, но здраве будет: ты бо бiя его по телу, душу его избавляешь от смерти».
В 1551 году государственное регулирование семейных отношений находит отражение в Стоглаве, где в 36-ой главе «О наказании чад своих» регламентируется следующее: «Также и чада их родителей своих почитали бы и слушали во всем по священным правилам. Иже чтет родителя своя, той оцыстится от грех своих и от бога прославится. Также и юных детей своих наказуйте и учите страху божию, чтобы жили в чистоте и в покаянии и в прочих добродетелях. А скверносложие бы и предисловие никогда не именовалося».
Правила, касающиеся детей, содержатся и в Соборном Уложении 1649 года царя Алексея Михайловича, где произошло объединение церковного и светского права. В этом документе отражены правила, имеющие прямое отношение к детям. Более точно определяется, например, возраст совершеннолетия, который колеблется от 15 до 20 лет. В пятнадцать лет кончалось «малолетство», а при наступлении 20 лет прекращалось несовершеннолетие вообще. Отношения между родителями и детьми могли складываться так, что за родителями сохранялось право продавать своих детей в холопство. Также оставалось право отца и матери отдавать своих детей в кабалу, когда родители сами переходили в холопство.
В годы существования Московского государства, как и прежде, ни обычаи, ни законы не определяли пределов права родителей «направлять своих детей», которое заменило собою древнее право на жизнь ребенка. Быть «незаконнорожденным» считалось позорным и «назвавший кого-либо таковым неправильно должен был платить за бесчестье». Родительская власть по-прежнему была двойственной, то есть принадлежала обоим родителям. Убийство сына или дочери влекло для родителей лишь тюремное заключение на год, а по отбытии - церковное покаяние.
Только Петр I в Указе от 15 апреля 1771 года стал ограничивать родительскую власть. Следствием этого положения являются следующие шаги в регулировании вопросов семьи и брака, в ограничении церковной власти над брачно-семейными отношениями, поскольку семейными делами ведало главным образом «Великое духовенство». Кроме того, Петр I в Указе «О порядке наследования» в 1714 году установил другой возраст для вступления в брак для невесты - 17 лет, для жениха - 20 лет. А в 1724 году «повелел родителей приводить к присяге, что они не понуждали своих детей к браку». Что же касается вопросов усыновления, то в Указе от 23 марта 1714 г. «О единоследии» и «Инструкции о магистрах» 1724 г. Петр I косвенно упоминает о передаче наследникам имущества наследодателя. А вот опеке, Государь уделяет огромное внимание. Так, он повелевал призревать сирот «оставшихся без родительской власти подкидышей или рожденных, лиц мужского пола до 7 лет воспитывать, а потом посылать в школы определенные, а лиц женского пола обучать грамоте и другому мастерству».Более того, при Петре I появляются три вида назначения опекунов: по завещанию родителей; в соответствии с законными правилами; по распоряжению правительства.
В России, как и в Европе, существовал «тайный прием», который позволял оставаться неизвестным лицу, подкинувшему ребенка, отчего появлялась возможность не оставлять его брошенным. Для такой процедуры вводятся учреждения около церковных оград, получившие название «гошпитали» или приюты. «Гошпиталь» управлялся надзирательницей, которая осуществляла уход и надзор за воспитанниками. После, таких воспитанников отдавали в ученье мастерству или они поступали в услужение, а девочек помещали кому-нибудь в услужение и, конечно, если предоставлялся случай, выдавали замуж.
Следовательно, во времена правления Петра I:
на государственном уровне осуществлялась борьба с нищенством;
в государстве зарождается принцип нравственного порядка и воспитания брошенных детей на благо Отечества;
государство берет под свою ответственность организацию опеки и оформляет ее на законодательном уровне.
Во времена правления Екатерины II родители по-прежнему могли наказывать своих детей. Кроме того, могли и отправить их в «смирительные дома», которые стали создавать с 1775 года по статье 391 Указа «Учреждения для управления губерний». По велению Государыни незаконнорожденные подкидыши поступают до совершеннолетия в ведомство приказов общественных учреждений, после чего становились вольными. За владельцами же закреплялись только незаконнорожденные дети крепостных матерей.
В годы царствования Екатерины II значительное внимание уделяется административно-организационным переменам в устройстве детей-сирот, а принцип сословности обретает более четкие черты. Так, для одного сословия требования о воспитании были одни, а для другого другие. Например, на дворянскую опеку возлагалась обязанность воспитывать подрастающего дворянина так, чтобы он мог «вести жизнь порядочную, сходственную с достатком, безхлопотную от заимодавцев и безмятежную от домашнего неустройства, весьма отдаленную от расточения, разоряющего роды и поколения, и удален был бы от жизни расстраивающей умы, изтребляющей в подчиненных повиновение и от умаляющей почтение ко властям законами определенным». Что касается мещан и купцов, то в ст.305 Указа «Учреждения для управления губерний» были другие правила воспитания: «дабы мог воспитываться в знании приличного его состоянию промысла или ремесла. Содержание же малолетнего расположить по его имуществу без излишества и без роскошных прихотей, дабы малолетний от самой юности подвержен был к большей уверенности, и через то приготовился, в каком состоянии быть не случилось, вести жизнь порядочную, трудолюбивую, умеренную и весьма отдаленную от лютовства и всякого рода непорядков и неистовств, как кроме недоверия друг к другу в промыслах, торгах и ремеслах всякого ода ничего не производят, от недоверия же бывает падение промысла, торга и ремесла, а доверие или кредит есть следствия честности и порядочного ведения дел, промысла, торга и ремесла».
Таким образом, можно сделать вывод, что принцип сословности, только укрепил защиту осиротевших детей. Что же касается опеки у крестьян, то «на старост и старшин возлагалась обязанность для пропитания малолетних и они должны были отдавать беспомощных сирот самостоятельным односельчанам во двор, с тем, чтобы они кормили их, а в вознаграждение пользовались, до совершеннолетия, их трудами».
В эпоху Екатерины II прослеживаются следующие тенденции в области правового регулирования различных категорий детей:
появляется новая внутренняя социальная функция государства
Воспитания и заботы об осиротевших детей. (Создаются приюты, воспитательные дома, дети отдаются в семьи на содержание);
опека стала рассматриваться на законодательном уровне, что подняло престиж этого института;
усыновление в законодательном аспекте не рассматривалось, но имели место и единичные случаи;
законодательно установлены правила воспитания детей во благо Отечества;
отсутствовало лишение родительских прав, исключением являлся тот случай, когда родители воспитывали детей в иной вере.
Таким образом, во времена правления Екатерины II формируется государственная социальная функция - воспитания и обеспечения детей, являющаяся основой принципов обеспечения и воспитания детей и их социальной защиты. Однако, несмотря на такие преобразования в сфере регулирования правового положения детей, родительская власть оставалась по-прежнему жестокой, а на полотняных мануфактурах «часто работали дети в возрасте от 9 до 12 лет».
Родительская власть сохраняет свою авторитарность и в XIX веке в силу того, что государство не предусматривало лишение родительских прав. Заповеди о бессловесном повиновении родителям возводятся по-прежнему в ранг высших, духовных законов церкви. Таким образом, ребенок продолжал оставаться объектом родительской власти.
Новое в законодательную регламентацию семейных отношений и правового положения ребенка было внесено в 1832 году Сводом законов Российской империи. Этот документ объединил все существовавшее ранее законодательство России, и детям, семье, браку была отведена первая книга X тома.
Закон уделял особое внимание возрасту ребенка, который должен быть установлен всегда в точности. Определить возраст в соответствии с законом можно было:
приходскими (метрическими) книгами, где означается год и число рождения каждого младенца;
письменными свидетельствами от крестившего священника или восприемника, или, за неимением их от других достоверных людей (ст. 214 Свода законов Российской империи);
именными росписями, содержимыми по каждому приходу об исповедающихся и приобщающихся святых тайн, с означением возраста сих лиц;
дворянскими родословными, годовыми обывательскими книгами и ревизскими сказнами (ст. 215 Свода законов);
посемейными списками (реш. Сен. 1884 № 102);
свидетельствами об отбывании воинской повинности (реш. Сен. 1886 №68);
полицейскими списками (для старообрядцев) (реш. Сен. 1875 № 310).
Сводом Законов Российской Империи фиксировались обязанности детей. Так, статьей 177 рассматриваемого нормативного источника предусматривались следующие положения:
дети должны оказывать родителям чистосердечное почтение, послушание, покорность и любовь, а также служить им на самом деле;
обязаны отзываться о них в почтении и сносить родительские увещевания и исправления терпеливо и без ропота.
Из данной статьи следует формула почитания родителей, которая формировалась веками на основе церковного права. Что касается вопроса ответственности за вред и убытки, причиненные малолетними, то: «Когда преступление или проступок учинены малолетними, жительствующими у родителей своих, детьми и по окончательному судебному приговору признано будет: 1) что малолетний действовал без разумения; 2) что родители, имея все средства предупредить преступление или проступок малолетнего, не приняли надлежащих к тому мер, и допустили совершение онаго но явной с их стороны небрежности, то вознаграждение за вред и убытки платят из своего имущества родители малолетнего, отец или мать, или оба вместе по усмотрению суда, хотя бы за сим малолетним и числилось собственное имение. В противном же случае, т.е. когда родители докажут, что не имели никаких средств к предупреждению преступления или проступка малолетнего, убытки взыскиваются с имения сего последнего» (ст. 653 Свода законов Российской империи).
Следующее, что можно обнаружить в Своде Законов, это процесс соблюдения принципа сословности при усыновлении. Вообще «юридическая идея усыновления перешла в первый раз греко-римского права и сохранилась в церковной юрисдикции. Дело об усыновлении подлежало церковному ведомству. Гражданских форм усыновления не было; но из памятников видно, что усыновленный входил в семейство и приобретал наследственные права. Гражданская форма усыновления возникла у нас и появилась в законе при Александре I».
Интерес, представляет отличие детей усыновленных и узаконенных. Из Разъяснений Правительствующего Сената «такое» деление детей заключается в том, что «усыновленными считаются дети законные посторонних лиц, а узаконенные - незаконные дети тех лиц, которыми они узаконены. Права тех и других на наследства различны: усыновленные пользуются правами по рождению, и усыновление не дает им никакого преимущества перед теми родственниками наследодателя, которые имеют перед ними предпочтительное право по рождению. Узаконение же дает детям, введенным во все права по роду и наследству, наравне с законными детьми». Таким образом, усыновлять своих незаконнорожденных детей запрещалось в связи с «невозможностью поощрять внебрачные сожития и необходимости всячески поддерживать то высокое нравственное значение, которое в жизни общества должен иметь брак». Следовательно, усыновителями не могли являться родители незаконнорожденного ребенка.
Особое внимание уделялось детям незаконнорожденным, или рожденным в результате прелюбодеяния. И поскольку прелюбодеяние считалось церковью грехом, то и рожденный ребенок в результате адюльтера носил статус «греховного».
В соответствии со ст. 132 Свода законов Т.Х ч.1 по прод. 1895 г. незаконнорожденными считались дети:
рожденные по смерти мужа матери, или по расторжении брака разводом, когда со дня смерти мужа матери, или расторжения брака, до дня рождения сего младенца протекло более 306 дней (то есть зачатие произошло на момент совместного проживания супругов);
все прижитые в браке, который по приговору надлежащего суда признан незаконным и недействительным.
Понятию прелюбодеяния, юристы того времени, давали трактовку как, внебрачной плотской связи лица, состоящего в браке, запрещенной законом, в результате которой рождались незаконнорожденные дети.
Что касается опеки, то в соответствии со ст. 225 Свода Законов Российской Империи, она устанавливалась «для попечения о лице и имуществе малолетних», а статья 254 Свода Законов называет тех, кто могут быть опекунами - это родственники, свойственники малолетнего и посторонние ему лица. Опекуны должны были входить в тоже сословие, что и малолетний, и обладать такой совокупностью нравственных качеств, которые «дают надежду к призрению малолетнего в здравии, добронравном воспитании и достаточном по его состоянию содержании, и от которых ожидать можно отеческого к малолетнему попечения». Поэтому, понятно, что не могли быть опекунами лица, лишенные по суду всех прав состояния или всех особенных прав и преимуществ, имеющих явные и гласные пороки, а также расточивших собственное и родительское имение. Интерес представляет дополнение ст.164 (1) Свода Законов от 12 марта 1914 года, поскольку в нем регламентируется положение о спорах между родителями-супругами по поводу места жительства их несовершеннолетних детей. В статье содержится прямое предписание, связанное с благом несовершеннолетнего, суть которого в том, что суд может запретить свидание супругу с детьми, оставленными у другого супруга, ради блага ребенка.
Таким образом, наблюдаются следующие тенденции развития первого периода, когда ребенок рассматривался как объект родительской власти:
Реформы Петра I положили начало новому периоду в развитии семейного права. Прежде всего, усиливается роль светского законодательства, в основном императорских указов, служащих для восполнения пробелов в каноническом праве.
Решающее значение стало придаваться добровольности вступления в брак. По указу Петра I, действовавшему, правда, непродолжительное время, родственники лиц, вступающих в брак, обязаны были приносить присягу в том, что не принуждали жениха и невесту к браку.
Это положение затем получило закрепление в Своде Законов Российской Империи. Статья 12 Законов гражданских указывала, что «брак не может быть законно совершен без добровольного и непринужденного согласия сочетающихся лиц». Указом 1722 г. было запрещено женить «дураков, которые ни в науку, ни в службу не годятся».
В 1721 г. православные христиане впервые получили в России возможность вступать в браки с христианами других конфессий. Это нововведение было связано с тем, что после войны России со Швецией Петр I хотел поселить пленных шведов в Сибири и привлечь их к ее освоению, дав им российское гражданство.
В 1810 г. Синод составил перечень запрещенных степеней родства. Согласно каноническим правилам запрещались браки восходящих, нисходящих родственников, а также боковых родственников до седьмой степени включительно. До такой же степени запрещались и браки между свойственниками. Светское законодательство распространило ограничения только до четвертой степени бокового родства и свойства. Препятствием к браку по-прежнему оставалось и духовное родство.
В 1744 г. Указом Синода были запрещены браки лиц старше 80 лет. «Брак от Бога установлен, - гласит Указ, - для продолжения рода человеческого, чего от имеющего за 80 надеяться весьма отчаянно». В 1830 г. повышается возраст для вступления в брак до 18 лет для мужчин и до 16 лет для женщин. Для вступления в брак необходимо было получить согласие родителей, независимо от возраста жениха и невесты (ст. 6 Законов гражданских). Брак, заключенный без согласия родителей, тем не менее, признавался действительным, но дети лишались права наследовать имущество родителей по закону, если родители их не простили. Лица, состоявшие на гражданской или военной службе, обязывались получить согласие на брак своего начальства (ст. 9 Законов гражданских). За брак, заключенный без такого разрешения, они подвергались дисциплинарному взысканию.
Развод в период империи становится все менее свободным. Развод по взаимному согласию прямо запрещается ст. 46 Законов гражданских. Поводами к разводу являлись:
· прелюбодеяние любого из супругов;
· двоебрачие;
· неспособность к брачному сожитию;
· безвестное отсутствие супруга свыше 5 лет, если оно не было вызвано виновным поведением оставшегося супруга;
· покушение на жизнь супруга;
Прелюбодеяние являлось одновременно уголовным преступлением и могло рассматриваться также уголовным судом по жалобе другого супруга.
Процедура развода в императорской России была очень сложной. Бракоразводный процесс осуществлялся судами Духовных консисторий. Сам процесс носил смешанный состязательно-розыскной характер. Решение выносилось на основании формальной оценки доказательств, т.е. решающее значение придавалось не убедительности доказательств для судей, а наличию строго определенных доказательств, которыми, например, при прелюбодеянии, являлись показания двух или трех свидетелей-очевидцев.
Брак между католиками был нерасторжим, дозволялась только сепарация - судебное разлучение супругов. Вступить в новый брак супруги, получившие решение о сепарации, не могли. Протестантская церковь допускала большую свободу разводов, в том числе и при «отвращении супруга к брачной жизни».
По иудейским религиозным законам муж мог развестись со своей женой при наличии любой серьезной причины. Жена же имела право требовать развода только в строго определенных случаях.
Личные права и обязанности супругов в период империи также претерпели существенные изменения. Прежде всего, с восприятием европейских форм жизни изменилось само положение женщин в обществе. Власть мужа, формально сохранившаяся до 1917 г., приобретает более цивилизованные формы. С 1845 г. муж не вправе подвергнуть жену физическому наказанию. Насильственное пострижение в монахини также становится невозможным.
Место жительства супругов определялось по месту жительства мужа. Жена обязана была следовать за ним, в противном случае она могла быть водворена в дом мужа принудительно. Только ссылка мужа освобождала жену от этой обязанности.
Особенно негативным было отношение законодателей к введению гражданского брака. Гражданский брак не только не допускался в самой Российской Империи, Россия так никогда формально и не признала гражданские браки, заключенные в странах, где они существовали. В 1902 г. Россия отказалась подписать Гаагскую конвенцию, так как она предусматривала взаимное признание браков, заключенных в иностранных государствах по их законам.
Единственной уступкой стало разрешение раскольникам заключать гражданские браки, подлежавшие регистрации в полицейском управлении.
В петровские времена смягчается власть родителей над детьми: родители уже не вправе насильственно венчать своих детей или отдавать их в монастырь.
Право родителей применять физические наказания в отношении детей так и не было отменено в дореволюционной России. Начиная с XVIII в. оно постепенно стало ограничиваться запретом калечить и ранить детей, а также ответственностью за доведение их до самоубийства.
Родители по-прежнему могли использовать и публично-правовые меры против непокорных детей. Уложение о наказаниях (ст. 1593) разрешало по требованию родителей заключать детей в тюрьму на срок от трех до четырех месяцев за неповиновение родителям или развратную жизнь. В XIX в. такая мера стала настолько противоречить существующим в то время в обществе представлениям, что губернаторы, к которым родители все еще изредка обращались с подобными требованиями, отказывались ее осуществлять.
В Своде Законов (ст. 161 Законов гражданских) было записано, что «власть родителей простирается на детей обоего пола и всякого возраста с различием в пределах, законом для сего поставляемых». Родительская власть несколько ограничивалась с поступлением сыновей на службу и выходом дочерей замуж, поскольку дочь не могла одновременно находиться под неограниченной властью мужа и родителей.
Лишения родительских прав российское законодательство того времени не знало, за исключением одного случая: православные родители могли быть лишены родительских прав, если они воспитывали своих детей в иной вере.
Формальное существование столь сильной родительской власти постепенно все более перестает соответствовать общественным представлениям. Это положение прекрасно охарактеризовал Г.Ф. Шершеневич. «Объектом права личной власти, - писал он, - является само подвластное лицо, а не какие-либо действия с его стороны. Однако в настоящее время, с признанием личности за каждым человеком, эти права попадают в безвыходное противоречие с нормами, охраняющими свободу каждого лица... Отсюда обнаруживается теоретическая несостоятельность этих прав и практическая их неосуществимость».
В XVIII в. незаконнорожденные дети следовали состоянию матери, но дети дворянок не получали дворянства, хотя нередко оно им жаловалось императорским указом. Отец обязан был только содержать незаконнорожденного ребенка и его мать, но это содержание рассматривалось не как алименты, а в качестве возмещения вреда.
Узаконение детей в XVIII в. осуществлялось только по высочайшему повелению, каждый раз в индивидуальном порядке. В XIX в. правила об узаконении менялись чрезвычайно часто. В царствование Александра I стало разрешаться узаконение детей, рожденных до брака, в случае вступления их родителей в брак между собой. Это правило не распространялось на детей, рожденных от прелюбодеяния. При Николае II издается высочайшее повеление, запрещающее такое узаконение. При Александре II оно опять разрешается.
Усыновление в России традиционно разрешалось свободно всем сословиям, кроме дворян, которые могли усыновлять лишь при отсутствии нисходящих и боковых родственников той же фамилии. Усыновление допускалось только в отношении родственников, но не чужих детей. Усыновление дворянами каждый раз оформлялось индивидуальным актом императора.
Крестьяне могли усыновлять путем приписки ребенка к своему семейству, но право на надел он приобретал только в том случае, если усыновление было произведено с разрешения общины.
Дворянская семья
Среди дворянства рано утвердилось правило женатым детям жить отдельно от родителей, благодаря чему среди них уже в XVIII в. безраздельно преобладала малая семья. Это объяснялось сначала обязательностью (до 1762 г.), а затем необходимостью государственной службы для всех совершеннолетних мужчин. Но внутрисемейные отношения как в составных, так и в малых дворянских семьях строились на тех же принципах: на иерархизме, всевластии главы семьи, на зависимости функций, прав и обязанностей члена семьи от пола и возраста, на господстве общих семейных интересов над индивидуальными, на приоритете роли, которую играет человек в семье и обществе, на слабой автономии семьи от общества и на огромном значении общественного мнения для семьи. Дети подчинялись родителям, жены -- мужьям. Это казалось необходимой и незыблемой основой общественного порядка. Известный русский историк XVIII в. И. Н. Болтин писал в 1788 г.: «Природа учинила жену, подвластную мужу. Давши жене равные права правам мужним в противность законов природы, превращается домашнее устройство в нестроение, тишина и спокойствие -- в молву и мятеж. <...> Хотеть сделать мужа и жену равными есть противоборствие порядку и природе, есть буйство, бесчиние, безобразие. <...> Государственная польза требует, чтобы жена была подчинена мужу; требует того польза сочетавшихся и польза их детей и домашних».
В дворянских, как и в крестьянских, мещанских и купеческих, семьях, а также в школах преобладало суровое отношение к детям, в большой чести были физические наказания. Подобное отношение к детям в период их воспитания и обучения в лучших сочинениях XVIII в. оправдывалось тем, что «детская натура по существу зла и что необходима усиленная борьба с заложенными в душе ребенка зачатками пороков», что дети, воспитанные в строгости, «более наклонны будут к добру». «Отец мой чрезвычайно был к детям своим строг и взыскателен, и я в жизнь свою ничего так не боялся, как гнева отца моего», -- засвидетельствовал В. Н. Геттун (1771--1848), родившийся на Украине в семье помещика и ставший впоследствии крупным чиновником. В воспитании «главным принципом было держать детей в черном теле», подтверждает Е. А. Сабанеева (1829--1889), выросшая в помещичьей семье среднего достатка. Известный писатель граф В. А. Соллогуб (1813--1882), вспоминая свое детство в богатой дворянской семье, говорит о том, что «в то время любви детям не пересаливали. <...> Их держали в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и они чувствовали, что созданы для родителей, а не родители для них». Разумеется, в каждой семье дети росли и воспитывались по-разному, так, как казалось правильным их родителям. Существовали семьи, где детей баловали, предоставляя им большую свободу, но они были немночисленны -- общий дух времени откладывал свою печать на обращение с детьми в большинстве семей. Сказанное о трудном детстве в дворянских семьях как будто противоречит хорошо известным классическим художественным произведениям, имеющим автобиографический характер, таким как «Детство» Л. Н. Толстого (1852), «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова (1856) и др. Но, как показал американский историк А. Уачтел, это были псевдоавтобиографии, в которых отражено не столько истинное положение детей, сколько дворянский миф о прошедшем золотом веке, когда все было прекрасно.
Телесные наказания применялись к детям и в дворянских семьях, преимущественно к мальчикам, но более всего в школах. Начиная с XVII в. и до 1860-х гг. телесные наказания считались главным воспитательным средством. О жестоких телесных наказаниях в Морском кадетском корпусе в конце XVIII--начале XIX в. пишет в своих воспоминаниях декабрист В. И. Штейнгейль: «Способ исправления состоял в истинном тиранстве. Капитаны, казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет. Каждую субботу подавались ленивые сотнями, и в дежурной комнате целый день вопль не прекращался. Один прием наказания приводил сердца несчастных детей в трепет. Подавалась скамейка, на которую двое дюжих барабанщиков растягивали виновного и держали за руки и за ноги, а двое со сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось в куски. Нередко отсчитывали до 600 ударов и более, до того, что несчастного мученика относили прямо в лазарет». В лучшей школе Петербурга 1830-х гг. -- Аннинском училище «кроме многих легких наказаний за леность и шалости, -- вспоминал его ученик В. Я. Стоюнин, -- пользовались и другими, более чувствительными -- обыкновенным сечением, карцером и сечением по ладоням. К двум первым прибегали редко, зато последнее было почти в ежедневном ходу». О широкой распространенности телесных наказаний говорят следующие данные. В 1858 г. в 11 гимназиях Киевского учебного округа из 4109 учеников телесному наказанию подвергся 551, или 13%, в одной гимназии -- даже 48% учеников.
Между матерями и дочерьми и между отцами и сыновьями было мало истинной любви и эмоциональной привязанности, преобладали отношения идентификации и руководства. В идеале -- брак по любви, в жизни -- по указанию родителей, которые, однако, принимали во внимание прежде всего семейные интересы и материальные выгоды и во вторую очередь -- склонности детей. В некоторых, в том числе переводных с французского языка, руководствах для женщин, которым русские дамы особенно доверяли, рекомендовалось: «...девица, желающая быть супругой, не должна опираться на столь слабый тростник, как страсть, любовь, отвергающую всякий порядок, обещающую земной рай своим слепым последователям». На первом месте при заключении брака находились не чувства или даже не интересы жениха и невесты, а интересы двух семей, поскольку брак являлся соглашением не двух человек --жениха и невесты, а двух семей, двух родов. Такой подход к браку был типичным для дворян, начиная от бедных и кончая титулованными и императорскими особами.
Но указ Петра I о запрещении принуждать к вступлению в брак тем не менее соблюдался. У детей спрашивали согласия и приватно, и публично и, как правило, его получали. А. Т. Болотов в подробностях описывает в своих мемуарах сватовство, помолвку и свадьбу своей дочери в 1793 г. Он и его жена два дня добивались согласия дочери на очень перспективный с точки зрения фамильных связей и материальных выгод брак, так как «не хотели ее неволить». Но что могла ответить девушка, если с женихом не была знакома, а лишь несколько раз его видела? Естественно, дочь ориентировалась на мнение родителей. В первый день, по словам Болотова, «дочь не имела от жениха отвращения и почти выттить (выйти замуж. -- Б. М.) за него согласилась». На второй день «наконец, сочтя, что по стечению всех обстоятельств оказывалось, что была на сие воля Господня, и предавшись на Его святой произвол, решилась она изъявить свое согласие и дала слово». О формальном соблюдении требования согласия жениха и невесты на вступление в брак писали и юристы, указывая многочисленные способы, которыми пользовались родители при давлении на детей.
При добровольно-принудительном характере заключения браков отношения супругов лишались любви и сильной привязанности, были слабо эмоционально окрашены. Применительно к XVI--XVII вв. американская исследовательница Е. Левин считает, что понятия любви и эмоциональной привязанности между супругами были чужды русским в то время (надо за метить: западным людям -- почти в той же мере). Сам Болотов был жертвой такого брака, но все его дети в матримониальных делах пошли по стопам родителя. Он жаловался в своих записка х, что после его свадьбы в 1765 г. «свычка наша (с женой. -- Б. М.) шла очень медленными стопами <...> Но что всего важнее, то к самому себе не мог я от ней (иметь. -- Б. М.) ни малейших взаимных ласк и приветливости». Его надежда найти в жене человека, с которым бы он мог «разделять все свои душевные чувствования и все радости и утехи в жизни, сообщать обо всем свои мысли, заботы и попечения, пользоваться советами и утешениями», не сбылась. Такого человека он, однако, нашел в своей матери. И это было общим правилом. Женщина, не имевшая глубокой эмоциональной привязанности к своему мужу, находила ей компенсацию в любви к сыновьям, но не к дочерям, которых она была обязана наставлять, учить, но не любить. Такие же отношения были характерны и для русских императорских семей.
Возможно, мужчины, которым позволяли средства, находили выход в бигамии, другие -- в интимных связях со своими крепостными девушками, что, несмотря на запрещение закона, было довольно распространено. Некоторые помещики не довольствовались одной любовницей и заводили целые гаремы.
Отсутствию глубоких эмоциональных привязанностей между родителями и детьми способствовали способы воспитания и образования дворянских детей. В зажиточных семьях сразу после рождения ребенок переходил на попечение кормилицы и нянек. С 5--7 лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили за муж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители. Для дворян в XVIII в., так же как для крестьян, мещан и купцов, самостоятельная жизнь начиналась рано. Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, -- к 18--20 годам. С этого возраста молодые люди вступали на поприще, какое кому предназначалось по положению и образованию, -- военное, гражданское, придворное. «В 15 лет уже оканчивалось воспитание мальчиков, -- писал крупный чиновник Ф. Ф. Вигель (1786--1856). -- Полагали, что они уже всему выучены, и спешили их отдать в службу, чтобы они ранее могли выйти в чины». Гражданская служба могла начинаться еще раньше -- с 13--14 и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста. Эта традиция XVII в. просуществовала до начала XIX в., постепенно отмирая по мере повышения требований к служебной годности чиновников. Но 16--18 лет считались нормальным возрастом для начала службы и в первой половине XVIII в.
Зависимость детей от родителей и значение родственных, фамильных связей имели столь большое значение, что даже после женитьбы взрослые дети, которые, как правило, жили отдельно от родителей, обязаны были считаться с их мнением, принимать важные решения после совета с ними, демонстрировать им свою любовь, преданность и покорность. Таковы были правила, и нарушение их влекло за собой потерю доброго имени в обществе и лишение наследства, которое при нормальных обстоятельствах переходило к женщинам после смерти матери, к мужчинам -- после смерти отца, но в конечном счете зависело от завещания.
Как видим, дворянская семья строилась на тех же принципах, что и семьи крестьян и торгово-промышленного населения города. Она так же была интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья -- в общину, мещанская -- в мещанское, купеческая -- в купеческое общество. Но между дворянской семьей и семьями простого народа существовали различия. Господство главы семьи в дворянских семьях носило утонченный, просвещенный характер. Детей физически наказывали, но не столь сильно, как в крестьянских или мещанских семьях. Однако как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом. Известный юрист М. А. Филиппов считал, что положение женщин и детей в семьях привилегированных сословий ничем практически не отличалось от положения крепостных: во всех важных вопросах они должны были получать согласие-благословение главы семьи. Лишь в семьях, где женщины имели значительную собственность и в материальном отношении были абсолютно независимы от своих мужей, они имели самостоятельность. Но это были немногочисленные семьи богатых и знатных фамилий.
Второй существенной особенностью дворянских семей являлось то, что в течение XVIII в. дворянство постепенно отказывалось от традиционных русских обрядов и принимало европейские ритуалы семейной жизни. Возьмем, к примеру, свадьбу. Известный бытописатель А. Терещенко заметил в 1848 г.: «Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностью». Но начиная с царствования Петра I обряды стали быстро европеизироваться. «В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно (по -разному. -- Б. М). Дворянство, особенно живущее в столицах, в больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от отечественных <...> Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением <...> Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины». Однако случилось это далеко не сразу. В 1760-е гг. в дворянских семьях еще практиковался обычай публичной проверки целомудрия невесты путем демонстрации простыни. После застолья молодые удалялись, а гости дожидались свидетельства целомудрия, чтобы поздравить невесту и ее родственников. «Сие обыкновение почиталось так свято, -- свидетельствовал А. Т. Болотов, -- что и помыслить было невозможно о преступлении оного».
Во второй четверти XIX в. русское образованное общество захватили идеи просвещения и романтизма, которые поднимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека. Тогда же появились журналы для женщин, и вопрос о женской эмансипации впервые стал предметом внимания русского общественного мнения. Под влиянием новых идей внутрисемейные отношения в дворянских семьях мало-помалу начали гуманизироваться. По свидетельству Е. П. Яньковой (1768--1861) -- представительницы богатого и культурного дворянства, отношения между родителями и детьми в 1850-е гг. решительно отличались от того, что было в конце XVIII--начале XIX в. «В то время дети не бывали при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем -нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться <...> Мы наших родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся. В наше время никогда никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано», дети не смели при родителях сесть без разрешения, отвечали не иначе, как стоя, и т. д. «Такого панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили старших, было больше порядка в семействах и благочестия <...> Теперь все переменилось». Особенно сильно изменились отношения между матерями и дочерьми. Лишенные возможности найти применение своим силам на общественном поприще, образованные дворянские женщины стали активно заниматься воспитанием и образованием своих дочерей, так как образование мальчиков по традиции было прерогативой отцов и выбранных последними домашних учителей и учебных заведений. Уже в середине XI X в. влияние матерей оказалось очень существенным: они поощряли дочерей к отходу от традиционно уготованной роли женщины, замкнутой в среде семейных отношений, пробуждали в них интерес к общественной и политической жизни, воспитывали в дочерях чувство личности, самостоятельности. Плоды такого воспитания сказались через 10--20 лет: русское революционное движение привлекло в свои ряды десятки женщин из привилегированного класса.
В пореформенное время процесс демократизации семейных отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в общественном мнении и в правительственной политике по женскому вопросу. Педагогическая наука, а вслед за ней и общественное мнение выступили реши - тельными поборниками партнерских, гуманных отношений между родителями и детьми. Ребенок больше не рассматривался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, которые следовало вышибать из него строгим наказанием. Книга В. Н. Жук «Мать и дитя», посвященная пропаганде новых отношений между родителями и детьми с первых лет жизни ребенка, в течение 1880--1914 гг. выдержала 10 изданий. Большой популярностью пользовались книги Е. И. Конради и П. Ф. Каптерева,205 посвященные той же проблеме. Телесные наказания были запрещены в школе и вытеснялись из семьи. По мнению некоторых педагогов, в 1860--1870-е гг. родители в своем либерализме зашли так далеко, что забыли о всякой дисциплине.
«Прежде (в крепостное время. -- Б. М.) воспитывали только страхом. Служебные отношения низших к высшим, крепостных к господам, детей к родителям--все сдерживалось только страхом, боязнью прогневать власть имеющего и получить за это возмездие. Никто не думал, чтобы приучить ребенка или подчиненного исполнять свою обязанность из сознания долга, общественной необходимости, из уважения и любви к личности власть имеющего. Вселять страх было единственным стремлением начальства и родителей, чтобы сдерживать в узде детей и подчиненных, чтобы заставлять их повиноваться и выполнять обязанности. В освободительный период родители поняли, что страх плохой воспитатель, и гнушались внушать его своим детям. Многие не понимали в то время, что, изгоняя из воспитательной практики страх, необходимо ввести последовательную дисциплину и необходимо обращать особенное внимание на развитие в ребенке деликатности и уважения к близким».
В пореформенное время в педагогической науке и общественном мнении укрепилась идея, что между отношениями в семье и отношениями в обществе существует тесная связь и невозможно исправлять одно, не исправляя другого. «Семья есть микрокосм того общества, которое ее создало, и потому между обществом и семьей существует самая тесная солидарность, -- считал популярный в пореформенное время публицист Н. В. Шелгунов. -- Каждая семья настолько дурна или хороша, насколько дурно или хорошо создавшее ее общество. Созданная сама обществом, она в свою очередь воспитывает для него членов, и в этом заколдованном круге вращается воспитание». Отсюда большое внимание уделялось положению в семье не только детей, но и женщины, гармоническим отношениям между супругами. Изменяющийся менталитет образованного русского общества оказывал положительное влияние на демократизацию отношений в семье, на превращение патриархальных семей в эгалитарные, в которых отношения между супругами строятся на основе равенства. Подтверждение этому мы находим во многих мемуарах. «Прежнего страха перед отцом дети уже не испытывали, -- отмечала О. П. Верховская (1847--?). -- Никаких розог, никаких наказаний, а тем более истязаний не было и в помине. Очевидно, крепостная реформа оказала свое влияние и на воспитание детей».
Однако не следует преувеличивать степень демократизации отношений да же в семьях интеллигенции. Например, известная общественная деятельница конца XIX--начала XX в. А. К. Черткова (1859--1927) пишет в воспоминаниях о своих родителях: «Отец во всех своих вкусах, привычках, отношениях к людям, женщинам, детям скорее был азиат, чем европеец», он считал, что «девочек наказывать нельзя, а мальчиков нужно, иначе из них выходит „размазня": когда бьешь с умом, за дело, всегда впрок идет». Он признавался дочери, что когда служил офицером, то бил солдат «в морду». Утрата девственности до брака по-прежнему считалась предосудительной, и на этой почве совершались преступления. В 1880 г. петербуржец, занимавший значительный пост в страховом обществе, и его жена убили мужчину, соблазнившего последнюю в бытность ее гувернанткой. Мотив -- месть за утрату девственности. Известный художник К. Коровин (1861 -- 1939) рассказывает в своих воспоминаниях, как он с братьями побил свою сестру за «прелюбодеяние», и все знакомые и родственники были согласны с суровым наказанием, включая саму девушку. Патриархальные отношения доминировали и в императорских семьях. Например, Александр III был «суров по отношению к своим детям: решительно ни в чем не сносил ни малейшего противоречия». Вероятно, только в семье Николая II под влиянием его жены произошел переход к отношениям, «свойственным мещанскому немецкому семейству», хотя он и старался подражать своему отцу даже в житейских мелочах.
Весьма архаичная черта брачно-семейно-сексуальных отношений даже среди дворянства и интеллигенции заключалась в том, что они не рассматривались как личное дело каждого человека, а являлись отношениями публичными или общественными, что выражало глубокую преемственность с XVII в. Это хорошо видно из того факта, что адюльтер, кровосмешение, бисексуализм, неуважение к родителям, злоупотребление родительской властью, аборт и некоторые другие проступки или виды отклоняющегося поведения вплоть до 1917 г. рассматривались как уголовные преступления, т. е. как преступления против общества и общественного порядка, а не как частные дела. Таким образом, даже среди немногочисленной элиты русского общества брачно-семейные отношения вплоть до 1917 г. сохраняли многие черты традиционного семейного порядка. Русская художественная литера тура дает многочисленные примеры существования пережитков патриархально-авторитарных отношений в семьях дворян и интеллигенции в конце XIX--начале XX в.
Во второй половине XIX в. популярным сюжетом было сравнение положения женщины по закону и обычаю, т. е. в семьях городского сословия и дворян, с одной стороны, и в семьях крестьян -- с другой. Некоторые современники-юристы приходили к выводу, что обычай обеспечивал большие личные права крестьянке, чем закон -- горожанке. Среди историков мнения также разделились. В действительности все зависит от того, какой аспект иметь в виду. С точки зрения имущественных и наследственных прав, возможностей получения образования, защищенности от притеснений мужа преимущество было на стороне дворянок и женщин из городского сословия, с точки зрения права на работу крестьянки, как в значительной мере и мещанки, имели больше прав, но по необходимости это право являлось обязанностью работать и в доме, и в хозяйстве. Во внутрисемейных отношениях женщины из привилегированных слоев имели преимуществом более гуманное с ними обращение -- по крайней мере в прессе и литературе не слышно жалоб на избиение женщин мужьями как постоянном факте семейной жизни. Но женщины из высшего и среднего дворянства до середины XIX в. сравнительно мало общались со своими детьми и не наслаждались в полной мере радостями материнства; лишь во второй половине XIX--начале XX в. отчуждение между родителями и детьми постепенно исчезало; оно отчасти со хранилось только в очень богатых семьях. Напротив, воспитание детей до 7 лет у крестьян и городских сословий являлось обязанностью исключительно женщин. Но, по-видимому, обремененные тяжелой работой по хозяйству и большим количеством детей, женщины низших классов не испытывали особых радостей материнства.
Другой спорный вопрос состоял в оценке положения женщины в семье в России и западноевропейских странах. И здесь мнения разделились. Одни отдавали предпочтение законодательству и практике в России, другие -- на Западе. «Иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в которое поставлена как законом, так и общими нравами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантий личных прав граждан», -- отмечал известный юрист И. Г. Оршанский. Если разделить вопрос о правовом положении женщины на отдельные аспекты, то оказывается, что в XIX--начале XX в. русские женщины перед западноевропейскими имели единственное преимущество в правах собственности и наследования.
Список использованной литературы
дворянский семья брак
1. Миронов Б. Н. - Социальная история России периода империи (XVIII--начало XX в.) В 2 Т. - 2003. Т 1.