Истории о наказании детей. Рассказы и истории,психологическая проза «услышанный разговор» геннадий дергачев
Через час мама вернулась. Я со страхом увидел у нее в руках целую охапку ивовых прутьев. Я понял, что она ходила в парк рядом с нашим домом, чтобы заготовить новые розги. Но так много прутьев сразу никогда раньше весной не готовили. Мне стало страшно. Мама довольным голосом произнесла: “Видал, сколько я приготовила для твоей задницы…” Она унесла прутья в ванну, и услышал, как она готовит розги: моет их от пыли и бросает в воду, чтобы отмокали для гибкости. Розги мама держала прямо в ванной. Их вынимали только на время купания, а потом клали снова в воду. Я размышлял, что мне готовят, когда мама вошла в комнату с 3 пучками розог и веревкой. Я дрожащим голосом спросил: “Маам, а за что ты меня будешь пороть? За школу ты ведь уже высекла.” Мама насмешливо сказала: “Не до конца. Высекла за прогул. А теперь – за обман. Получишь еще 50 розог.”
Я попробовал попросить отложить порку на следующий день, но ничего не получилось. Мама взяла меня за ухо и подняла с колен словами: “Вставай, мерзавец, сейчас получишь все сполна.” Я встал с колен, морщась от боли в ухе и лег на кровать. Под лобок мне положили свернутый плед, чтобы поднять попу. Я вытянул руки к голове, а мама связала их веревкой. Потом провела рукой по моим ягодицам и насмешливо сказала: “Конечно, твоей заднице надо бы дать отдых, но ты меня жутко разозлил своим проступком. И не вздумай кричать или просить остановить порку, иначе отлуплю пряжкой ремня…” Потом мама взяла первый пучок розог и со словами “пусто в голове, добавлю на попе” ударила меня розгами. Она сильно секла. Удары ложились на уже вспухшую попу и ляжки, поэтому причиняли резкую боль. Я сумел сдерживать крик только первые 20 ударов, а потом стал протяжно ойкать и стонать. Мама приостановила порку и дала мне по губам со словами “замолчи, негодяй, терпи заслуженное”. Но я не мог сдерживать крики. Мне казалось, что на попе уже выступила кров, так было сольно. Я стал вскрикивать “не буудуу боольшее, ообеещааюю…”, “проостиии” “оойй, боольноо” и т.п. Самому стыдно об этом вспоминать. После розог мама снова за ухо подняла меня с кровати, надавала рукой по губам. Затем повела к журнальному столику, на котором лежал ремень. Мама взяла его в правую руку, положила меня поперек своих коленей, а я потом почувствовал сильный удар по правой ягодице. Мне уже была знакома пряжка, потому я не сомневался, что бьют ею. 10 ударов по правой, 10 – по левой.
Потом меня отпустили. Со слезами на глазах я просил меня простить, целовал мамины руки, розги, пряжку и обещал исправиться. Мама, довольная тем, что так серьезно меня наказала, произнесла: “Будешь теперь знать, как прогуливать и обманывать. Но на этом твое наказание не окончено. Сегодня я тебя уже пороть не буду и завтра тоже. А с понедельника и по субботу” утром и вечером буду всыпать для профилактики по 20 розог, чтобы не расслаблялся. Справлять пропуски только на “пятерку”. За “четверку” высеку, а за “тройку” высеку в классе. Так и знай.” Потом мне приказали встать в середину комнаты на колени. Я простоял так час. До самого сна мне не разрешили одеть трусы. Но я даже был этому рад. Ведь попа разрывалась от боли. Всю неделю я спал на животе. Кроме физики мне удалось все стать на пятерки. Физик поставил четверку. Потому в пятницу я получил еще 40 розог и мама пригрозила, что в субботу все-таки выпорет меня перед классом. Но увидев мое отчаяние, сказала: “Ладно, если завтра классная поставит тебе “хорошо” по поведению, накажу только дома, но накажу.” В субботу классная со словами “не хочется показывать голую попу девочкам?” поставила мне “хорошо”. Дома меня ждали еще 30 розог. Но я уже выдержал их молча. На этом наказание закончилось. До самих летних каникул я вел себя примерно из кончин тот учебный год на “отлично”. Рассказывал так подробно, чтобы было ясно, как полезны порка и даже стыд для мальчишек. А если это порка от маминой руки и в присутствии учительницы, то стыд и польза от розог ничуть не меньше отцовского наказания.
Ирэна Исааковна
На днях мне пришлось стать свидетелем весьма интересной и захватывающей сцены. Речь идет об одной весьма достойной и солидной даме. Это интеллигентная женщина сорока восьми лет, звать ее Ирэна Исааковна. Она значительно старше меня по возрасту, очень умна и начитана. Знакомы мы очень давно и отношения у нас самые дружеские.
В конце ноября мы вместе сидели у нее в кабинете и пили чай. Зашел разговор о воспитании детей и мы коснулись темы телесных наказаний. Я сказал, что порку в воспитании детей не приемлю. Она ответила, что в этом плане полностью разделяет мое мнение. В ее понятии порка ребенка отвратительна. Но вот взрослым, по ее мнению, периодическая порка не помешает, причем сечь следует не ремнем, а розгами – это куда эффективней. Я попросил ее обосновать это заявление, которое меня тогда весьма шокировало. Ирэна Исааковна ответила, что взрослые грешат значительно чаще и, в отличии от детей, вполне сознательно. Осознание предстоящей порки очень многих людей удержало бы от дурных поступков, стало бы значительно меньше грубости, хамства оскорблений, супружеских измен и так далее. Я подумал и ответил, что в принципе не нахожу возражений против ее аргументов, но, тем не менее, многие из современников не согласились бы с этим. Она ответила, что в дореволюционной России телесные наказания практиковались сплошь и рядом. Розги свистели в учебных заведениях, в полицейских участках, в домах весьма уважаемых людей, и так далее, действовала порка весьма эффективно и никто не находил это наказание.недостойным. К нему тогда относились, как сейчас к кратковременной отсидке или административному штрафу. Советская власть от подобных наказаний наотрез отказалась, посчитав, что это унижает человеческое достоинство. Это была ошибка. Телесные наказания много десятилетий не практикуются. Именно в этом причина того, что наше современное общество их не приемлет. В странах Европы, по словам Ирэны Исааковны, до сих пор применяется порка в некоторых частных учебных заведениях. В исламских же странах провинившихся порют на площадях прилюдно. И никто не считает это неправильным. Эффект же от подобных наказаний несоизмеримо больше, чем от всех наших штрафов и прочих так называемых административных мер. свою речь Ирэна Исааковна закончила тем, что современному правительству России просто необходимо ввести телесные наказания в стране. Жаль, что правительство этого не понимает. Розги решили бы многие проблемы.
Минут пять я, ошарашенный подобным выступлением, думал над этой страстной речью солидной сорокавосьмилетней дамы в защиту телесных наказаний, потом спросил, а считает ли Ирэна Исааковна себя полностью безгрешной. Она ответила, что безгрешных людей не бывает, даже самые порядочные люди частенько грешат.
Тогда я спросил, а как бы она отнеслась к тому, если бы ее секли за проступки розгами.
Ирэна Исааковна улыбнулась и ответила:
– Хороший вопрос. Раз я уж сама завела этот разговор и прочитала на данную тему целую лекцию, то придется открыть тебе небольшую тайну.
Она спросила, знаю ли я ее подругу Ларису Михайловну. Конечно же я ее знал. Далее я услышал очень удивительную и весьма пикантную историю.
Лариса Михайловна полностью разделяет взгляды Ирэны. Они уже больше года, как один раз в месяц, в последнюю субботу прошедшего или в первую субботу последующего месяца, встречаются вдвоем в пустующей квартире и производят телесные наказания друг дружки за накопившиеся за месяц пpоступки. Причем они внесли в это элемент игры. Сначала женщины усаживаются играть в карты, в "дурачка". Та из них, которая осталась дважды, а играют они не более трех раз, становиться перед выигравшей по стойке "смирно" и перечисляет перед ней свои прегрешения. Выигравшая слушает ее сидя, после чего решает, в зависимости от количества прегрешений, сколько розог ей дать. Обычно назначается от 30 до 8О розог, но не больше сотни. После чего проигравшая с задранным подолом ложится на живот, а выигравшая берет в руки розги и хорошенько сечет подругу. Я, конечно был поражен услышанным. Потом я спросил, кто же из них чаще проигрывает. Ирэна Исааковна ответила, что в карты ей везло больше. Поэтому Ларисе Михайловне приходилось терпеть порку чаще. Однако и ей самой несколько раз приходилось ложиться под розги. Она сказала, что это очень больно. Ощущение такое, как-будто зад кипятком шпарят. А после порки проблема сесть. Однако эффект, по ее мнению, положительный. Она стала меньше опаздывать на работу, меньше стервозничатъ в семье и с окружающими, одним словом, стала лучше себя вести во всех отношениях.
Школьные «обвинения», Или пора взрослеть.
Теперь я вам расскажу историю, почему у меня возникла идея «осветить» данный вопрос. Когда я села за клавиатуру, то не смогла обойти вниманием детей . Именно поэтому история «затянулась» на две статьи.
Наказания детей (после пяти).
И так, начнём. Я пошла, поздравить первую учительницу моей Александры с 8 марта. Однако зайдя в класс педагога в нём не оказалось, так как её срочно вызвали на педагогический совет.
У нас в школе такое бывает – срочно нужно посоветоваться, а то, как же работать (без чётких указаний). Извините за сарказм.
Оказавшись с детьми один на один, я не могла стоять, как истукан и молчать. Я их спросила :
Чем вы занимаетесь? Какое задание дала учительница?
Некоторые дети, честно говоря, бездельничали и очень мешали остальным выполнять задачу, поставленную педагогом. Я им напомнила :
На уроке нельзя себя так вести. К тому же, сейчас придёт учительница и будет «ругать», что вы не сделали свою работу.
И тут наперебой полились «страшные» рассказы.
Как наказывают детей?!
Дети наперебой стали рассказывать, как их (ещё первоклассников) дома наказываю родители.
Вот рассказ одной девочки :
Мама, а бывает и папа бьют моего старшего брата сначала ремнём, потому что он приносит плохие оценки. А после этого (судя посему, недостаточно первого варианта) его ставят на несколько часов на горох.
Здесь все наперебой стали выкрикивать, что они тоже проверили свои колени «на прочность». И говорили какие «дырки» оставались после того, как родителей посещала «доброе» расположение духа.
Один мальчик, почему-то с гордостью в голосе, заявил, что его однажды тоже били ремнём.
Дети поведали мне много «интересного». И я задала себе всё тот же вопрос – в чём может быть виноват ребёнок ?
Родительские наказания
Когда Александра пошла в первый класс, то по истечении первого месяца учёбы всех нас пригласили на родительское собрание.
Это вече вместе с нами разделили учителя, которые читают отдельные предметы. Они поведали, как дети адаптировались к новым (для них) условиям сосуществования. Коллектив штука сложная.
Самым запоминающимся было выступление учителя физкультуры :
Дорогие родители, пообщавшись с вашими детьми всего месяц, я узнал, как ВЫ ведёте себя с детьми дома…
Среди родителей прокатился небольшой гул. Понятно, что никому не хочется «выносить сор из избы».
Да-да, я могу подробно рассказать о каждом ребёнке, особенно про то, как его наказываю дома:
- Подходишь к одному – он втягивает голову в плечи. Понятно – подзатыльник самый главный атрибут воспитания в данной семье.
- Подходишь ко второму – он весь сжимается. Здесь тоже всё ясно – ремень «гуляет» по пятой точке, причём не раз в жизни.
- Подходишь к третьему – ребёнок закрывает глаза и превращается в комок. Видать здесь родители не заморачиваются – бьют, как попало.
К чему я рассказываю все эти ужасы. Говорить о том, что , когда ребёнок лежит поперёк лавки, как гласила старая поговорка. Так об этом говорить, не переговорить.
Бить слабого – это значит самому быть слабым. Ребёнок в данный момент испытывает только физическую боль и злость, что он не может вам ответить.
А подумайте о том, что он вырастет… Вам не страшно?
А за что бить? Что он принёс вам двойку?
А лично вы спросили — за что он её получил? Знаете, ответ на этот вопрос может быть с вариантами:
Банальный. Не выучил. Спросите сначала себя, а почему он не выучил? Может вы не научили его быть усидчивым и выполнять поставленные задачи, как того требует дисциплина. Да-да всё те же правила.
Странный. Не понял объяснений учителя. Можно ли (на данный момент) назвать этот случай редким или невозможным? Сложно сказать однозначно. К сожалению и так бывает. Но наказывать сегодня за то, что сделано далеко не сегодня… согласитесь, странная логика. И здесь опять же ваше упущение. Ведь это вы «не знаете», что ваш ребёнок не усваивает материал.
За поведение. Учителя до сих пор плохо «разделяю» оценки за знание и поведение. Я не оправдываю не учителя и не ученика. Ребёнок должен знать правила, а с учителем «разбираться» — это ваша задача.
Ошибочный. Это очень редкий случай, но возможный. Стоит ли мне задавать вопрос, кто ДОЛЖЕН выяснять этот вопрос?!
Я призывала, и буду продолжать это делать: наши дети нужны только нам (как бы грустно это не звучало). Осознайте это и будьте в курсе всех аспектов жизни вашего ребёнка. Просто помогите ему. Кстати, я считаю, это .
Научите его нужным правилам. Вспомните Маяковского :
Крошка сын к отцу пришёл…
Постарайтесь обсуждать вместе с ребёнком разные жизненные ситуации (по мере поступления). Рассмотрению можно подвергнуть множество ситуаций ежедневно. Главное отбросить лень.
Ведь ребёнок только вступает в жизнь, и каждый дельный совет поможет пройти маленькому (пока) человеку свой путь намного легче.
Уберегите своих детей от насилия. Они вам спасибо скажут!
А как вы наказываете своих детей? Если в вашей семье ? И как вы «добиваетесь» их исполнения? Поделитесь своей точкой зрения — оставьте свои
(Из Интернета)
НАКАЗАНИЯ
Как говорят американцы: «бесплатных завтраков не бывает». За все хохмы мне приходилось расплачиваться натурой. Наказывали меня часто и много. Можно сказать, ежедневно, а иногда и по несколько раз в день. И почти всегда за дело. Обычно мои проделки больше всего злили мать, и она решительно требовала, чтобы отец немедленно меня наказал, а потом, принимая за чистую монету мои истошные вопли, набрасывалась на отца и ругала его за жестокость и неумение воспитать сына.
Я всегда старался избежать наказания и тянул время, как только мог. Начало порки выглядело стандартно. Отец, посмотрев дневник или прочитав приглашение посетить школу, сурово на меня смотрел и коротко приказывал: «Ну!»
Это означало: «немедленно принеси ремень!»
Тут спешить никогда не следовало, мало ли что могло случиться, кто-то в гости придет или другое, но чаще ничего особенного за это время не происходило. Подав отцу ремень, я инстинктивно отскакивал на другую сторону круглого стола и проявлял такую же сообразительность, как Иванушка, когда Баба-яга сажала его на лопату, чтобы сунуть в печь.
«Иди сюда, – кричала отец, а я, изображая непонятливого Иванушку, отвечал:
«Куда? Сейчас», – и делал движение в его сторону.
Отец устремлялся мне навстречу, а я быстро менял направление, при этом, делая вид, что выполняю его требование, но только иду к нему с другой стороны стола, а если он дергался назад, то и я менял направление. Такая игра долго продолжаться не могла. Отец придвигал стол к дивану, ограничивая мое оперативное пространство. Но я тоже был ученый и быстро соскальзывал под стол. Поймать меня там голыми руками было практически невозможно. Но отец при помощи стула ещё больше ограничивал пространство для маневра и вынуждал меня покинуть удобную позицию. Тогда я пулей выскакивал в коридор и запирался в туалете. Отец стучал в дверь и всячески мне угрожал, обещая, что мне будет ещё хуже (?). В ответ я дергал ручку бачка, и унитаз издавал утробный булькающий звук, который приводил отца в бешенство. Сломать дверь туалета в коммунальной квартире ему было слабо, но и ждать меня до вечера тоже резона не было.
«Выходи!» – ярился отец.
«Сейчас! У меня живот схватило!» – на всякий случай врал я, чтобы отец не очень-то распалялся.
Но, выходить приходилось.
Пороли меня разными предметами и в основном по голому заду. Так как избежать наказаний не всегда удавалось, то в моих интересах и возможностях было приучить отца к определенному орудию экзекуции, а также к силе и темпу наказания. Сначала отец порол меня тонким брючным ремнем, но ему было лень каждый раз вытаскивать его из брюк, а мне было ужасно больно, как от плетки. Поэтому однажды, когда отец больной лежал в постели, я так засушил ремень над духовкой, что кожа стала крошиться, и он испугался за его целостность.
Весной отец изготовлял специальное орудие для экзекуции, которое представляло собой пучок ивовых розог, связанных вместе у комля. Вообще-то эта штука меня вполне устраивала, так как я быстро установил, что боль от удара уменьшалась при увеличении числа прутьев в пучке. И я стал незаметно добавлять новые прутья. А если подсушить розги над газом, то боль от удара снижалась. Не зря видно раньше их вымачивали в соленой воде.
Но «лучшее – враг хорошего». Я переусердствовал с сушкой, и все прутья от удара сломались у ручки. Отец схватил одну хворостину и так меня отходил, что на ягодицах остались рубцы. А я так орал, что отец схлопотал от матери оплеуху за свое зверство.
Следующим орудием для порки стал широкий флотский ремень, который при ударе издавал громкий устрашающий хлопок при вполне разумном уровне болевых ощущений. А если полностью расслабиться (до консистенции студня), то хлопок получался громче, а боль меньше. Конечно, даже таким ремнем можно ударить будь здоров. Сила удара проще всего регулировалась криком: как только я начинал вопить дурным голосом, отец автоматически уменьшал мощность удара, помня, что мы не одни и живем в коммунальной квартире. В конце концов, нам удавалось достичь разумного компромисса: я выл умеренным голосом, изображая страдание и глубокое раскаяние, а отец сдержанно хлопал ремнем по моему заду.
Впрочем, однажды мне досталось этим ремнем так, что я неделю не мог сидеть нормально. А дело было так. Мы заканчивали обед и собирались пить чай. К нам в гости зашла соседская девочка четырех лет. Она села на диван вздохнула и громко сказала, ни к кому не обращаясь:
«Просить нельзя! – затем вздохнула ещё раз и уверенно добавила: Сами дадут!» – и тут же согласилась выпить чаю с вареньем.
Она уселась рядом со мной и в ожидании, когда остынет горячий чай, стала наблюдать, как я кладу в свой бокал сахар. После второй ложки она предупредила меня голосом своей бабки:
«Толик, хватит!»
«Что ты переживаешь, это же наш сахар, а не ваш», – и я нарочно положил ещё ложку.
«Толик, хватит!» – взмолилась девочка, и глаза её наполнились слезами.
Я нарочно положил ещё одну ложку. Тут соседка не выдержала и разревелась. Моим родителям удалось успокоить девочку только при помощи конфеты. За чаем выяснилось, что девочка будет выступать на елке в своём детском саду и пришла к нам рассказать новогоднее стихотворение. Громко и выразительно она прочитала нам стих, который заканчивался как-то пресно: «Здравствуй, здравствуй, Новый год!»
– Надо говорить: «Здравствуй, попа, Новый год!» – подсказал я соседке в коридоре.
На празднике соседка потрясла всех, дома тоже! Отец по запарке схватил ремень не с того конца и хлестанул латунной пряжкой, да так, что у меня на левой ягодице целую неделю красовался отпечаток якоря. Взбешенный зверской болью от удара, я неожиданно для себя вырвал из рук отца ремень, залез под стол и отгрыз пряжку. Отец сам испугался не меньше, и даже не стал ругать меня за испорченный ремень. Зато теперь
ремень стал короче, а удары мягче, и поскольку он теперь ни на что не годился, кроме как для порки, то стал постоянным орудием экзекуции. Я тайно укорачивал ремень еще несколько раз, пока он не стал куцый и почти безболезненный.
Однако совсем избежать боли не удавалось, а то может сложиться впечатление, что порка широким флотским ремнем сплошное удовольствие.
Самым большим для меня наказанием был запрет выходить на улицу. Без улицы я просто не мог жить. Родители это знали и частенько после порки не выпускали меня из дома. Я возмущался и заявлял, что так нечестно, и по законодательству за один проступок должно быть одно наказание, а не два. Но они были неумолимы. Как только я не уламывал родителей выпустить меня хоть на несколько минут. Предложения сходить в магазин за свежим хлебом, вынести мусорное ведро или вытрясти дорожки они игнорировали. Я серьезно предупреждал их, что мне просто необходимо сбегать к приятелю и уточнить домашнее задание по математике, иначе завтра я опять принесу двойку или единицу. Родители понимали, что зацепили меня за живое, и были неумолимы. Мать уходила на кухню, а отец садился в кресло перед телевизором. Однажды он смотрел хоккейный матч и болел за ленинградский СКА. Счет был нулевой. К концу первого периода отец уснул и захрапел. Я толкнул кресло, так чтобы отец проснулся, и громко произнёс:
– Ну, слабаки! Это надо же умудриться, семь шайб в одном периоде пропустить!
– Кому шесть шайб забили, СКА? – встрепенулся отец от моих слов. – Ты что несешь? Опять ремня захотел?
Поищи на сайтах садомазо
ТоЛьКо_ТвОя_DеВо4{а
В детстве меня не пороли. Ни разу. Даже точнее ни разу телесно не наказывали. А вот ближе к подростковому возрасту пришлось ощутить на себе «прелесть» этого вида «воспитания».Чаще всего мне доставалось просто рукой, пару шлепков через штаны Иногда отец приказывал приспустить штаны и трусы и давал пару шлепков по обнаженной попе. Для более основательных наказаний отец использовала ремень. Причем для порки использовался один широкий кожаный ремень из сыромятной кожи, который отец привез еще в советское время из загранкомандировки. Впрочем описанное время и еще было советским.В случае серьезной провинности, отец строго, но спокойно приказывала идти в маленькую комнату, где и исключительно происходило наказание, В которой находился только шкаф, табуретка и софа на которой и собственно и меня пороли. Дальше были варианты. Либо отец ставил меня в угол от получаса до часа, иногда приказывая полностью раздеться либо только снять штаны и трусы, либо сразу начиналась экзекуция.В любом случае перед поркой был разговор, короткий или длинный. Не повышая голоса, отец выговаривал мне за мою действительную или мнимую провинность. Как правило, отец спрашивала меня, понимаю ли я, что он вынужденно так поступает из-за моего поведения. Я реагировал по-разному - когда кивал головой и говорил «угу», когда просто молчал.После этого отец брала меня за руку и вел к шкафу, откуда брала ремень. Иногда же он брал ремень и подходил ко мне сам. Ремень он держала в левой руке, правой подводила меня за руку к софе. Тут были варианты - он или сам снимал с меня штаны (если они уже не были сняты), или приказывала мне снять их.Чаще всего я послушно снимал штаны, иногда отказывался, и тогда отец меня обхватывала левой рукой с ремнем, а правой сдергивала штаны, а затем и трусы. Затем отец говорил, чтобы я лег. Я покорно укладывался на живот, вернее низом живота на две подушки, заблаговременно положенные на софу, отчего попа выпячивалась вверх, но отец всегда при этом держала меня за плечи, помогая лечь. Потом он задирала мне рубашку с майкой, так что зад становился вовсе голым.Отец левой рукой брал мою правую руку, клал ее на спину пониже лопаток и наваливалась на меня всем своим весом. Перед поркой нервы напряжены и возбуждены, испытываешь какую-то странную смесь ожидания, стыда, притягательности, желания и возбуждения. Ноги начинают дрожать. Ягодицы и бёдра судорожно сжимаются и разжимаются. Внизу живота появляется сладкое жжение и приятное щекотание, попа судорожно дрожит, половинки ягодиц сжимаются друг с другом. Последние мгновения перед первым ударом ремня - самые ужасные и сладострастные.И порка начиналась. Первый удар всегда был болезненным. Неожиданно вспыхивала в заду жгучая боль, когда ремень опускался с негромким свистом на мои ягодицы, издавая шлепок А потом следовал второй удар, третий. Зад прямо обжигала боль. Где-то после пятого шлепка она уже не отпускала, так и пульсировала, то ослабевая, то вспыхивая с новой силой после удара. Ноги помимо воли дрыгаются в воздухе. Тело начинает извиваться, попа тоже виляет из стороны в сторону. Как правило, после пятого удара я ревмя ревел, извиваясь от боли. Хотя вначале решал сдерживать слезы, и какое-то время старался не вскрикивать. Но потом все равно начинал плакать - скорее от обиды, чем от боли.Но боль брала свое в конце концов. Я начинал дергаться, извиваться всем телом, вихлять наказываемым местом. Иногда отец связывал дополнительно руки и ноги бельевой веревкой. Нанеся 70-80 ударов отец прекращал порку. Иногда, ремень попадая на копчик или кольцо ануса вместе с болью вызывал приступ предоргазменного состояния. Хотя сама порка сексуального удовольствия никак не вызывала, разве только процедура ожидания и приготовления. Потом отец отпускал и говорил, чтобы я либо вставал и оде
Отец брата порол проводами и скакалкой, мать разводиться даже хотела. сломал характер брату
Моему сыну 14 лет. Мальчик онанист. Заставала за этим делом и ванной, и в туалете и в постели перед сном. Что не делала - бесполезно. И ругала, и стегала ремнем. Через день - опять дрочит. Отец не хочет вмешиваться. Что делать?
Ненормальная mama, оставьте мальчика в покое, гне лезьте в его интимную жизнь. Папа не вмешивается, а зря. Он должен был бы защитить сына. Ведь сам знает, что все пацаны в этом возрасте дрочат и в этом ничего плохого нет. Надо радоваться, что мальчик нормально развивается
Я начал дрочить в 11 лет и вскоре это заметила мама. Она вела со мной разговоры о вреде этого баловства (как она говорила) Бестолку. Стала ругать и угрожать ремнем. Не помогло. Потом она гоняла меня ремнем по квартире, стегала по чему попадет (снимать штаны и ложиться на диван я категорически отказывался) К 16 годам она отчаялась с этим бороться. И, вдруг, приходит с мужчиной - коллегой по работе. Тот привел с собой дочку =- девочку тоже 16 лет. Они с мамой договорились - пусть уж дети под контролем занимаются нормальным сексом (девочка тоже дрочила). Девчонка мне понравилась. Она приятно смущалась и краснела, когда моя мама и ее отец нас инструктировали А то мы и так не знаем, что надо использовать презик и прочее. В тот же вечер она осталась со мной на ночь в моей комнате. В эту же ночь мы с ней оба потеряли невинность и получили фонтан удовольствий. Утром пришел ее папа и мы все вместе завтракали. Наконец, наши предки были довольны,
| |
Дети 80х, наше поколение, пережили это в цивилизованной стране, в цивилизованных городах, в цивилизованных семьях. В наше время.
Я выражаю глубокую благодарность тем людям, которые позволили мне опубликовать кусочки из их биографий. Кое-где я внесла изменения в детали.
Лет до 5 меня мыли в небольшой пластиковой ванночке, которую ставили в большую ванну. И вот, однажды, не было горячей воды, и меня мыли нагретой. Воды было очень горячая, а терла мама меня сильно жесткой губкой. Мне было больно, я плакал, а она ругалась и говорила «Не придумывай, нормальная вода и губка мягкая». Я плакал еще сильнее и назвал ее дуррой. Она созвала всех родственников, которые были в доме в тот момент. Они собрались, нависли надо мной и стали говорить какой я плохой, что за такие слова мне полагается порка, что я буду за каждую ругань получать по губам. И опять было страшно и плохо.
Я должна была отвечать за все свои поступки, поэтому виновата только я, я сама всегда отвечала за все, что происходит вокруг меня….
А сколько тебе было лет, когда ты начала отвечать за свои поступки и быть ответственной за все, что происходит вокруг тебя?
Мне было 3.. около трех лет, чуть меньше.
Меня забыли в саду, и поздно вечером воспитательница отвела меня домой. И когда она позвонила в дверь, мои папа, мама и бабушка очень удивились…
Было мне лет 9. Отчим уже работал в КГБ и большую часть времени мы его не видели. А те редкие часы, когда он был дома, мать непрерывно жаловалась, что он мной не занимается, я совсем распоясался, не помогаю ей и не учусь достаточно хорошо.
И вот, в один из вечеров мы с матерью опять ссорились. Точнее я выслушивал очередную тираду о том, что я бездельник, у меня нет будущего, у меня такие выдающие родственники, а я всех подвожу.
Я обычно терпел, просил прекратить, а потом начинал орать в ответ и плакать. Так вышло и в этот раз. И в тот момент, когда я начал орать пришел отчим. Мать кинулась в коридор и сказала «Саша, он мне хамит». Отчим держал в руках сверток с лекарствами в стеклянных бутылочках. И с порога, ничего не выясняя, кинул его мне в голову. Было очень больно и обидно. Обидно, что он даже не разобралсяи не спросил в чем дело. А мне очень хотелось его защиты.
Мой отец с 12 лет насиловал меня, пока я не ушла из дома в 16. А моя мама и бабушка делали вид, что ничего не замечают. И когда в 14 лет я открыто закричала им, чтобы они меня защитили, бабушка сказала «Дура, посмотри, до чего ты довела отца!»
У нас была обычная интеллигентная семья - родители с университетским образованием, научные работники. Трое детей, я старшая. И отец нас бил. Маму никогда, только нас, двух девочек, и потом - меньше, слава Богу - младшего брата. Порол с раннего детства. Помню его армейский ремень с пряжкой, потом еще какие-то, сменявшиеся. Системы, расписания в этом не было. Он легко приходил в ярость - от чего угодно. Гуляла и ушла далеко от дома, «не так» себя вела, сказала грубость или подралась в детском саду. Позже, в школе - за все плохие оценки, невымытую посуду, запойное чтение. Кошмар моего детства - проходить мимо отца, если он чем-то недоволен и кричит. Что кричал - даже пересказывать не буду, «дрянь и свинья» были обыденным лексиконом. Но он не пропускал мимо себя без тяжелой затрещины, и я старалась проскользнуть, закрывая голову руками. Очень хорошо помню вкус крови во рту - если удар приходился по лицу, или тяжелый гул в голове - если по затылку. Порка вызывала такой ужас, что я писалась каждый раз в процессе, и потом, зареванная, вытирала за собой лужу. Он доходил до ослепления в ярости и хлестал, пока его не глушил мой визг. В бассейне, куда меня отдали для поправки здоровья - я была хила и много болела - это не для жалости, а для справки - я пряталась попой к кабинке, переодеваясь, чтобы скрыть синяки и избежать насмешек других девочек. Но все равно не удавалось, и я выслушивала от них и стыдилась до немоты - то, что меня бьют, было моим же позором.
Мой отец в первом классе заставлял меня решать задачки через интегралы. И в связи с тем, что я не понимала, он бил меня головой об стол.
Моя мать, когда я делал что-то не так, ложилась на кровать и умирала. Она говорила, что умирает из-за того, что я плохо себя вел. Мне было 4.
Дедушка у меня был видный деятель. Много лет он работал за границей. Каждое лет он брал нас с двоюродным братом к себе. Это было сладкое время.Много солнца, моря, вкусной еды, о которой в Союзе и не слышали. А еще там были улитки. Огромные улитки без панцыря ярко оранжевого цвета. Оооочень красивого J Мне было лет5-6 и эти замечательные красивые улитки занимали все моей внимание. Я очень хотел с ними поконтактировать. Дедуля не разделял моего увлечения и с методичностью зажимал меня между коленей и охаживал ремнем. Называл он его (ремень) «миленький». И если я проявлял к среде излишнее любопытство, то дедуля предлагал мне отведать «миленького».
В школе, куда меня отдали с 6 лет, начался ужас. Не знаю, почему, меня начали травить дети. Избиения стали каждодневной практикой. Мальчишки дожидались конца уроков, чтобы гнать меня как зайца. Домой я добиралась не меньше часа, пристраиваясь к взрослым (никогда не тормозившим), прячась и все же неизменно с разбитой губой, или оторванными пуговицами, или синяками, или прочими детскими потерями. То, что родители не защищали меня в той ситуации, я тогда даже не вменяла им в вину, меня на этом заклинило позже, уже после школы. Первые пять лет были сплошным издевательством. У меня не было друзей, я, сильная и веселая, стала замкнутой, болезненно ранимой, мрачной и саму себя не любившей девочкой. Помните, наверно, фильм «Чучело». Я увидела его тогда, в школе, и испытала шок - кто-то пережил то же, что и я. Одноклассники потом дразнили чучелом. В пятом классе, вернувшись домой с двойкой, я неожиданно для себя не стала дожидаться вечерней порки, а сбежала из дома - будучи ребенком тихим и книжным и повергши тем в шок учителей. Ночь провела на вокзале и в аэропорте. На следующий день от безвыходности вернула сама, отчаянно труся, что отец меня просто убьет.
Мой отец специально замачивал кожаные ремни в каком-то рассоле для того, чтобы пороть нас с братом.
Когда мне было 6, мать бросила нас. Отец требовал, чтобы я стирала, мыла квартиру и готовила еду для него. Так продолжалось много лет, пока я не вышла замуж.
Когда папа объяснял мне уроки, если я не понимала его со второго раза, он топил меня в ванной. Там все время почему-то была налита вода. Это было примерно через день. Мне было 7 или 8. Мама кричала: «Не спорь с отцом!»
Класса со 2-го меня отдали в музыкальную школу. Купили пианино. Ведь мальчик из интеллигентной семьи должен уметь играть на пианино. А я не любил пианино. Каждый раз меня усаживали боем туда. Кончилось это через через пару лет, когда отчим несколько раз ударил меня головой об пианино, а я, утирая сопли, встал, и глядя на них сказал: «Можете убить меня, но я не сяду за пианино». И в этот момент отчим посмотрел на мать и со спокойным лицом спросил: «Ну что? Убивать его?». Это было так страшно, что я до сих пор волнуюсь и слезы наворачиваются, когда вспоминаю об этом. Мать ответила: «Да ладно, пусть живет». Больше я не ходил в музыкальную школу, а ненавистное пианино они продали.
По вечерам, когда отца не было больше суток, мама отправляла меня его искать. Поздним вечером. Я должна была найти в городе и притащить домой пьяного в стельку отца.
Если я плохо себя вела, мама и папа собирали мне мешочек с сухарями и выставляли на улицу, говоря мне, что теперь я должна жить сама, как хочу. На улице был сорокоградусный мороз. Мне было 4-5-6 лет.
Вообще, ремень был нормой воспитания в семье.Обычно, лежу я вечером в кровати, а отчима еще нет. И я думаю, вспоминаю, не натворил ли я чего. И вот в дверном замке заворочался ключ, мать выходит из комнаты, а я натягиваю одеяло на голову и прислушиваюсь. И слышу, что мать говорит на повышенных тонахи упоминает мое имя. Тяжелые шаги отчима, открывается дверь в комнату, и я под одеялом, физически чувствую, как луч света падает на меня. И он такой резкий, тяжелый, и неприятный. И я делаю вид, что сплю в надежде, что может быть спящего ребенка не будут бить. Но отчимвключает свет, срывает одеяло и начинает бить, приговаривая «будешь еще матери грубить? Будешь?», а я плачу и кричу «нет, нет». И паника. Я не знаю что я сделал не так, я не знаю как мне сделать так, чтобы меня перестали бить. И так каждый день, через день. Иногда неделями затишье. Но каждый раз, когда он приходил домой - одеяло на себя, и, затаив дыхание, ждать: войдет или пройдет мимо к себе в комнату.
Лет в пять меня пытался изнасиловать дядя, и когда я закричала и побежала, и рассказала родителям, они мне не поверили, обвинили меня во лжи.
АПД. для тех, кто сомневается, описание видов насилия