Амалия Мордвинова: «Мироздание выдало мне вольную, и я ею воспользовалась. Амалия Мордвинова: «Мироздание выдало мне вольную, и я ею воспользовалась Амалия игнатенко

Московские врачи, которых обманула жена Василия Игнатенко 22-летняя Людмила, узнав о ее беременности, говорили, что она, по сути, сидела «возле реактора»

Сериал американского телеканала HBO «Чернобыль» заставил по-новому взглянуть на катастрофу, которая произошла на ЧАЭС. Многие зрители отмечают чрезвычайную реалистичность событий, которые показаны в сериале. Одна из главных сюжетных линий — история ликвидатора Василия Игнатенко, который одним из первых прибыл на место взрыва, а также его жены Людмилы Игнатенко.

В далеком 2000 году «ФАКТЫ» публиковали интервью с Людмилой Игнатенко, которая в мельчайших подробностях рассказала про день аварии, а также про две недели, которые она провела рядом со своим мужем в московской больнице. Дальше мы публикуем полный текст интервью с сохранением всех дат и обстоятельств на момент его публикации 19 лет назад.

Знаки беды

Вся жизнь этой женщины замкнута на тех страшных неделях после аварии на ЧАЭС. Она снова и снова возвращается к ним и вновь проживает свои воспоминания. Она — вдова Василия Игнатенко, награжденного орденом Красного Знамени и орденом Украины «За мужество». Он погиб 14 лет назад. Но ей по сей день кажется, что сейчас он войдет в комнату: такими недавними предстают воспоминания о нем, 25-летнем, полным света и жизненной силы…

Людмила родилась на Ивано-Франковщине, в прекрасном маленьком городке Галич на берегу Днестра. В Припять попала случайно: туда ее направили как отличницу сразу после окончания Бурштинского кулинарного училища. Ей было семнадцать лет, когда она устроилась кондитером в столовую на атомной станции.

Первая встреча с Василием запомнилась на всю жизнь. Когда они познакомились, ему было 20 лет, ей — 18. Сразу после армии (Василий служил в Москве в пожарных войсках) он узнал о Припяти и решил приехать туда на работу — в городскую пожарную часть. Василий был родом из Белоруссии, из маленького села Спирижье Гомельской области.

Мы встретились у друзей в общежитии, — рассказывает Людмила Игнатенко. — Он влетел на кухню, словно на крыльях. Вася был по характеру очень шустрый, озорной. И сразу начал что-то говорить. Я еще пошутила: «Это что же за Трындычиха!?» Он резко повернулся, посмотрел на меня с улыбкой и сказал: «Ты смотри, чтобы эта Трындычиха твоим мужем не стала!» В тот вечер он проводил меня домой. Это была первая любовь, которая не забудется никогда.

Три года они встречались, а потом поженились и стали жить в новом доме для пожарных. Они очень гордились своей просторной квартирой: из ее окна были видны пожарная часть и станция. Потом Люда вернется в их квартиру, чтобы увидеть там запустение и пыль…

Свадьбу играли дважды: сначала в Белоруссии, у родителей Васи, потом — у Люды. Свадьба была пышной, красивой, гостей было 200 человек. Единственное, что смутило тогда невесту, — фату нужно было надевать дважды. «Это плохая примета, но родители меня уговорили». Потом, в радиологическом отделении, они вместе вспоминали свою свадьбу. «Я благодарна судьбе за то, что у меня остались такие счастливые воспоминания. Васи уже нет, а память жива».

Сейчас Люда вспоминает, что этот знак предстоящей беды не был единственным. За две недели до аварии Люда потеряла обручальное кольцо, которое никогда не снимала. Сразу после пропажи случилось еще одно событие. К ним на работу часто заходила старушка из соседнего села, которой они отдавали остатки еды для домашней скотины. И внезапно она предложила Люде погадать. Старушка, взяв руку, вдруг изменилась в лице: «Твой муж работает с большими красными машинами. Но ты, дочка, долго с ним жить не будешь. Короткая у него судьба, короткая… Да и у тебя судьба нехорошая». Люда одернула руку. Никому больше старушка в тот вечер не гадала. У Люды на душе осталась тревога, и в тот же вечер она обо всем рассказала мужу. Дело в том, что они делились друг с другом любыми мелочами.

Вася заботился обо мне, как о маленьком ребенке. Он никогда не выпускал меня из дому, не поправив шарфик, шапку, переживал даже по поводу моего насморка. Всегда заботился о моих нарядах, хотел, чтобы я была самой красивой. От него веяло такой надежностью, что я чувствовала себя как за каменной стеной. И мне казалось, что, пока он со мной, ничего страшного случиться не может. Когда я рассказала ему о старушке-гадалке, он только пристыдил меня: «Вздумала еще бабкам верить! Глупости все это».

А 13 марта у него был день рождения. И Вася все торопил гостей с тостом: «Скажите что-то наконец: мол, пожил до 25 лет и хватит!» Все его еще тогда одернули: нельзя, мол, такие вещи говорить.

Тогда я была уже беременна. Мы очень ждали этого ребенка (до этого у меня была неудачная беременность), надеялись, что все будет хорошо.

Те, кто поднялись выше всех…

26 апреля Люда запомнила до мельчайших деталей. На следующий день в четыре часа утра они собирались ехать к родителям в Спирижье. Поэтому Василий взял отгул с четырех часов. Люда пришла с работы, зашла к нему в часть (она всегда заходила к мужу). В тот вечер она засиделась допоздна: шила халат. Часов в 12 ночи она услышала Васины шаги по лестнице. Он забежал в квартиру за будильником: «Поставлю на четыре часа, чтобы не проспать, вдруг задремлю». Поцеловал ее. Это был последний раз, когда муж был дома.

Авария случилась в 1. 26 ночи. Люда услышала шум, выскочила на балкон и увидела, как возле части выстроились пожарные машины. Возле них она заметила мечущуюся фигуру мужа. Тогда она закричала: «Вася, ты куда?» Он ответил: «Мы на пожар. Ложись, отдыхай, я скоро приеду». Почти сразу же она увидела пламя на ЧАЭС. Время шло: два часа, три, а муж все не возвращался. Конечно, спать Люда так и не легла. Она стояла на балконе и наблюдала, как пожарные машины подъезжали к станции. Она слышала шум на лестничной клетке: из их дома выходили пожарные, которых будили среди ночи.

В семь утра я услышала, как кто-то поднимается по лестнице наверх. Это был Толя Иванченко, который должен был заступать на вахту после Васи, в четыре утра. Я выбежала, чтобы спросить, где Вася. Толя сказал: «Он в больнице». Никаких подробностей случившегося Толя не знал: ему уже подниматься не позволили. А Вася поднялся на самый верх, до отметки 70. Уже потом Толя Найдюк, который должен был оставаться внизу и отвечать за подачу воды, рассказал, что Вася вытащил сначала Кибенка, потом они вместе выволокли Тишуру. А когда пожарные начали терять сознание, их всех забрали в больницу.

Люда вместе с Таней, женой Виктора Кибенка, начальника караула припятской пожарной части, помчалась в больницу. В больницу никого не пускали, машины мельтешили туда-сюда. Только случайность позволила Люде повидаться с мужем. В коридоре она наткнулась на знакомую медсестру. «Ты почему здесь?» — спросила та. «У меня Вася тут, муж, он ведь пожарный». В глазах знакомой отразился такой ужас, что Люда испугалась. «К ним нельзя», — отрезала медсестра. — «Как нельзя? Почему? Что же, мне мужа нельзя увидеть». И Люда буквально вцепилась в нее, умоляя провести. Медсестра отвела ее в палату.

Все его лицо, руки были опухшими, набрякшими, неестественными. Я кинулась к нему. — «Что случилось?» — «Мы надышались горящим битумом, отравились газами». «Что же тебе принести, Васенька», — спросила я, меня уже торопили врачи. Один врач, проходивший мимо, хмуро бросил: «Им нужно побольше молока, трехлитровую банку на каждого, у них отравление газами. «В палате находились все те шестеро, которые поднялись на самый верх: Вася, Виктор Кибенок, Володя Правик, Коля Ващук, Володя Тишура, Коля Титенок.

Когда она вышла, внизу, рядом с Таней, стоял отец Виктора Кибенка. Они сели в УАЗик и поехали в село, купили несколько трехлитровых банок у бабушек. Когда же вернулись в больницу, их к родным уже не пустили.

Пикник, затянувшийся на века

Вася через окно сказал мне: «Постарайся поскорее уехать отсюда». Я еще не поняла: «Как же так, Вася, тебя бросить? Знаешь, сказали, что нельзя ни позвонить, ни телеграмму отправить, почту закрыли». К тому времени город уже был закрыт. А он все просил, чтобы я уехала. И сообщил, что их забирают в Москву: «У меня ничего серьезного, не волнуйся». Остальные девочки тоже стояли под больницей, все мы беспокоились о своих мужьях. По городу стали ездить машины, которые мыли дороги белой пеной. 27 апреля после обеда к нам вышли врачи и сказали, что мужей действительно будут отправлять в Москву и им нужна одежда. Дело в том, что со станции они вышли без одежды, в простынях. Мы тут же бросились домой за одеждой, бельем, обувью. Ни о каком облучении речь тогда не шла — нас уверяли, что это отравление газами. Когда же мы вернулись, наших мужей в больнице не было.

Я не знала, что мне делать. Ведь город был закрыт, поезда на станции уже не останавливались. В тот день началась эвакуация.

Люда мучалась от неизвестности. И судьба дала ей шанс: в тот же день в Припяти остановилась одна-единственная электричка, шедшая в Чернигов. Втиснуться в нее было практически невозможно, но Люде помогли друзья — Анатолий Найдюк и Михаил Миховский.

На станции, возле электрички, людей охватила паника, а в городе в это время все было спокойно — гуляли дети, праздновались свадьбы. Смущали, правда, бэтээры в городе и эти странные поливочные машины. И еще стояли колонны автобусов. Людям объясняли, что их эвакуируют лишь на несколько дней, что все поживут в палатках в лесу. И люди выезжали, словно на пикник, даже брали с собой гитары, оставляя дома кошек.

Словом, паники не было. Поэтому мне казалось, что только у меня случилось горе, что это только пожарные отравились, а у остальных людей все нормально. Мы еще не подозревали о серьезности аварии.

Люда на перекладных добралась до родителей Василия. Еле сдерживая слезы, объяснила им, что их сын находится в Москве. «Это очень серьезно», — догадался отец. Людмила была решительно настроена ехать в Москву. Когда у нее началась рвота, свекровь догадалась: «Куда ты поедешь, ты же в положении!» Но Люда настояла на своем. Родители собрали деньги — все, что были в доме, и на следующее утро Людмила вместе со свекром Иваном Тарасовичем Игнатенко вылетела в Москву.

Если бы не еще одна случайность, она не нашла бы мужа так быстро. В припятской пожарной части Люда встретила одного генерала. «Куда их увозят?» — взмолилась она. «Я пока не знаю, но вот вам мой телефон, это единственная линия, которая будет работать в городе. Позвоните мне, я постараюсь узнать». Люда дозвонилась до него только утром 28 апреля, уже из аэропорта. Он сдержал свое обещание и сообщил ей, что шестерых пожарных привезли в радиологическое отделение шестой клинической больницы.

Ложь и надежда

В московской больнице Люду задержала сама главврач, профессор Гуськова. Она очень удивилась, что жена пожарного из Припяти смогла так быстро добраться. Но пустить в палату категорически отказалась. «Почему я не могу видеть своего мужа?» — недоумевала Люда. «Вы давно женаты, дети есть?» — вопросом на вопрос ответила Гуськова. И в этот момент Люду словно озарило, что она обязательно должна сказать: «Да, есть». Она до сих пор не понимает, почему сделала это. «Есть, двое», — только сказала молодая женщина. Тогда врач покачала головой и вздохнула. Эта ложь и позволила Людмиле быть рядом с мужем круглосуточно, до самого конца. Таня Кибенок приедет чуть позже, и ей на свидание с мужем отведут лишь час в день. Но и это не спасет ее будущего ребенка: сразу же после похорон Кибенка она потеряет и нерожденного младенца.

Во время их разговора к главврачу подошла женщина — лечащий врач Василия. «Объясните жене пожарного Игнатенко, что с ним», — обратилась к коллеге Гуськова. Та вздохнула: «У него полностью поражена кровь, центральная нервная система… ««Ну и что же здесь страшного, — удивилась Люда, — будет нервным, это ничего… «Женщины в белых халатах переглянулись. Они поняли, что этой молоденькой наивной девушке абсолютно ничего не говорят эти страшные словосочетания и она ничегошеньки не знает о лучевой болезни. И не стали ей объяснять, что у ее Василия лучевая болезнь IV степени, несовместимая с жизнью.

Когда Люда зашла в палату к ребятам, те играли в карты. Так, будто ничего не произошло. Весело смеялись.

Врачи меня так напугали, что я не ожидала увидеть наших ребят такими, как прежде, — веселыми, жизнерадостными. Увидев меня, Вася пошутил: «Ой, хлопцы, она меня и здесь нашла! Ну и жена!» Он всегда был таким балагуром. Гуськова меня предупредила, что нельзя прикасаться к мужу, никаких поцелуев. Но кто же ее слушал!

Ребята расспрашивали Люду о том, как обстоят дела дома. Она рассказала им, что началась эвакуация. И Виктор Кибенок тогда сказал: «Это конец. Мы больше не увидим своего города». Люда, которая еще не понимала масштаба аварии, принялась с ним спорить: «Да это всего на три дня — помоют, почистят, и мы вернемся».

С каждым днем им становилось все хуже. Через два дня всех (сначала их было 28 человек, потом привезли еще нескольких) перевели в отдельные палаты, объяснив, что это необходимо в целях гигиены. Тогда же прилетели мать Владимира Правика, чуть позже — Татьяна Кибенок, родные других пожарных.

Какое-то время я жила надеждой, на то что с Васей все будет хорошо. Но на 2 мая назначили пересадку костного мозга. Вызвали всех родных — мать, двух сестер, брата, чтобы определить, кто по медицинским параметрам больше подходит как донор.

Анализы показали, что оптимальный донор — 12-летняя сестра Вали Наташа. Но Игнатенко наотрез отказался: «Не уговаривайте, не позволю ребенку жизнь испортить!» Врачи объясняли Василию, что в экологически чистой среде костный мозг быстро восстанавливается. Наконец, старшая сестра Люда, которая была врачом скорой помощи, сумела добиться Васиного согласия на пересадку ее костного мозга. Операцию делал выдающийся американский специалист по пересадке костного мозга Гейл. В итоге у Василия костный мозг не прижился, а у сестры — не восстановился. Сегодня сестра Василия — инвалид, у нее полностью нарушен обмен веществ, переливание крови ей делают уже каждую неделю. Практически сразу сестра вернулась работать в зону, в родной Брагин. Уезжать не хочет, говорит: «Умру на родине».

Возле реактора

Я видела, как Вася меняется: у него выпали волосы, легкие набухали, грудная клетка с каждым днем поднималась все выше и выше, отказали почки, внутренние органы начали разлагаться. Появлялись все новые и новые ожоги, трескалась кожа на руках и ногах. Потом его перевели в барокамеру — и меня вместе с ним. Я не отходила от него ни на минуту: ведь к Васе медсестры уже не подходили. Он так страдал, любое движение причиняло ему боль. Ему нужно было перестилать простыню, потому что каждая складочка становилась причиной мучений. Когда я переворачивала Васю, его кожа оставалась у меня на руках. Он кричал от боли. Одежду на него уже одеть было невозможно: он весь распух, кожа стала синей, раны трескались, кровь сочилась. В последние дни это было очень трудно: у него была рвота, наружу выходили куски легких, печени… Сейчас я понимаю медсестер: они знали, что ничем помочь ему уже нельзя. К тому же я не осознавала опасности, которая исходила от него, все еще продолжая надеяться. Я не знала, как буду жить без Васи, что со мной будет…

9 мая Люда не выдержала. Выскочила в коридор, чтобы Вася не видел ее слез. Закрыла рот руками, чтобы не кричать во весь голос. К ней подошел Гейл, обнял по-отечески, стал утешать. — «Вы же должны были ему помочь!» — «Я не могу, слишком много радиации, слишком много… «И вдруг он догадался, непостижимым образом догадался, что она ждет ребенка. Тогда в больнице поднялся страшный скандал. Гуськова кричала и плакала попеременно: «Что ты наделала? Как ты могла не подумать о ребенке? Ты же сидела возле реактора, в твоем Васе 1600 рентген! Ты же убила и себя, и ребенка!» «Но он же защищен, он же внутри меня! С моим малышом все будет хорошо», — плакала Люда. Когда ее проверили на радиоактивность, в ней уже было 68 рентген.

В те дни Люда и Вася много разговаривали, вспоминали, мечтали.

- «Если родится девочка, назовем Наташкой, — говорил мне Вася. — А мальчика… мальчика назови Васей. «Я тогда даже не подумала, что он этим хочет сказать, и стала шутить, мол, зачем мне два Васи и как же я их различать буду. И вдруг у него лицо внезапно переменилось: было таким веселым, а потом словно опустились все черточки, стало грустным. Я никогда еще не видела, чтобы вмиг лицо так изменилось. Я думаю, он знал, что обречен, и хотел, чтобы после него оставалась память — имя его сына.

Апельсин, который нельзя съесть

Было еще много пронзительных, трогательных, страшных моментов. Перед утренним обходом Люда выходила из палаты, пряталась от врачей. Какая-то медсестра принесла Василию апельсин — большой, красивый. «Возьми, съешь, я тебе оставил, ты же любишь», — кивнул он жене в сторону тумбочки, где лежал апельсин. Под действием лекарств он вздремнул, а Людмила вышла в магазин. Когда вернулась, апельсина уже не было. «Кто же его забрал, пойди найди, я же тебе оставил», — встрепенулся Вася. А медсестра, стоявшая в дверях, только покачала головой. Она специально забрала его, чтобы Люда, не дай Бог, не съела его — маленький оранжевый шарик, пролежав рядом с Игнатенко пару часов, уже был полон смертоносной радиации.

Мы вспоминали свадьбу, наш дом. Он же все пытался шутить, рассказывал смешные истории — лишь бы только вызвать у меня улыбку. Мы друг друга поддерживали. Это была настоящая любовь, потому что такого чувства я больше никогда не испытывала. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Он не был красноречивым, просто в его глазах было все, что он хотел мне сказать.

Иногда муж начинал злиться: «Как же я буду жить, волос нет… ««Это ничего, Вася, зато экономия какая, шампунь не нужен, платочком протер и все», — шутила Люда. «Да, и лампочки в доме не нужны», — тут же подхватывал со смехом Вася. Я удивляюсь, как у меня хватило сил сдержаться в те минуты. Сейчас у меня их уже нет, потому что эти воспоминания всегда со мной.

Василий Игнатенко прожил до 13 мая. Как раз в этот день были похороны Виктора Кибенка, и Люда вместе с его женой поехала на кладбище, чтобы поддержать Таню. Она уже понимала, что скоро уйдет и Вася, и вызвала всех родных в Москву. В похоронном автобусе все женщины сидели в черных платках, а Люда все отказывалась его надевать.

Он умер в 11. 15. Как раз в это время мне вдруг стало так больно: внезапная боль пронзила сердце. Я схватила черный платок и надела его. Таня наклонилась ко мне и стала успокаивать. Позже медсестры рассказали мне, что Вася меня звал. Они не знали, как его утихомирить. «Люся, Люся…» — с этими словами он умер.

Игнатенко, как и всех, хоронили в двух гробах — деревянном и цинковом. На Митинском кладбище похоронили 28 человек, похоронили рядом, могила к могиле. Спустя несколько лет могильные плиты сняли и залили бетоном, потому что радиоактивный фон был слишком велик. Поставили символичный памятник: человек заслоняет собой город от ядерного взрыва. На могилах стоят каменные барельефы с высеченными лицами.

Приказ Горбачева

Когда наши ребята уже умирали (первыми умерли Володя Тишура, потом Володя Правик и Витя Кибенок, с разницей в десять минут), всех родных вызвал к себе Горбачев. Конечно, мы просили, чтобы нам разрешили похоронить их на родине. Но Горбачев категорически запретил, сказав, что все они — Герои Советского Союза, совершили подвиг и никогда не забудутся. Но, мне кажется, все это были лишь слова, потому что сегодня они никому не нужны, а мы — тем более. Мы все подписали тот документ, и ребят похоронили в Москве. Тогда нас заверяли, что мы сможем приезжать в любое время, но в итоге имеем такую возможность раз в год — эту поездку нам организовывает Управление пожарной охраны области и УВД. Мы видим их титанические усилия и благодарны за это. Я всегда жду этот день, 26 апреля…

Горе ее переломило. Люда ходила по своему родному городу опустошенная. Ей было тяжело от сочувствия и жалости родных, знакомых. Сочувствие, липкое, тяжелое, вязкое, мешало ей освободиться. Она должна была сама преодолеть свое горе. Вася ей снился, она узнавала его в случайных прохожих. И когда в Галич позвонили насчет квартиры, она уехала в Киев. Правда, квартиру давать не торопились: началась бюрократическая волокита, отговорки. Люда ночевала в общежитии, в комнате, где стояли банки с краской. Осознав, что на самом деле чернобыльские вдовы никому не нужны, Люда и Таня Кибенок решили пойти прямо к Щербицкому. К самому не попали, зато на них обратили внимание. После ругани и укоров (мол, да кто вы такие и чего вы лезете со своими проблемами, кто ваших мужей туда посылал) все-таки им дали квартиры на Троещине.

Через несколько месяцев Люда снова приехала на Митинское кладбище. Прямо у могилы мужа ей стало плохо, и ее забрали в больницу. У Людмилы родилась семимесячная девочка, которая прожила всего пять часов. Малышка родилась с врожденным циррозом, поврежденными легкими. Люда потеряла последнее, что связывало ее с любимым человеком, — ребенка.

Эти страшные недели — концентрированная судьба Людмилы Игнатенко. Остальные 14 лет содержат меньше событий, чем те трагические дни. Через некоторое время выяснилось, что эти дни, проведенные рядом с мужем, нужно расплачиваться своим здоровьем. Люда перенесла несколько операций, у нее целый букет заболеваний.

Когда забывают…

Спустя три года Люда решилась родить ребенка. Так, как рожают одинокие женщины, — для себя. Родился Толик. Сейчас ему 11 лет.

Это моя радость и опора в жизни. Я не считаю, что сделала ошибку в жизни. Сын достался мне тяжело: он с самого детства астматик, на группе инвалидности, постоянные больницы, капельница месяцами была привязана к его ручке.

Их спас случай. Чудом мать с сыном попали на Кубу. Восьмимесячное лечение принесло результат: трехлетний Толик стал ходить, приступы стали менее жестокими. Из-за сильной аллергии в доме нельзя держать никаких животных. Насмотревшись, как сверстники заботятся о своих щенках и котятах, Толик в сердцах заявил, что будет заботиться о растениях. И теперь у него дома целая оранжерея. Недавно учительница подарила роскошный папоротник, на окнах громоздится целая батарея кактусов. Этого славного сообразительного мальчика мать Васи считает своим внуком.

Старший брат был единственной опорой в жизни Люды на протяжении этих тяжелых лет. После смерти Васи он всегда находился рядом, пытался отвлечь ее от горя. Делал все по хозяйству, обустраивал новую квартиру. Когда родился Толик, стал заботиться о них двоих. Забрал их в Сургут — ребенку нужна была смена климата, там устроил малыша в специализированный садик. Когда в мае этого года его не стало, Люда тяжело перенесла потерю. У женщины случился микроинсульт.

Все эти годы о вдовах пожарных чиновники не вспоминали. Больше заботились о них неравнодушные люди. Сразу после Чернобыльской аварии судьбами пожарных, станционщиков и их родных начала заниматься заслуженный журналист Украины Лидия Вирина, которая более 25 лет была собственным корреспондентом газеты «Советская культура» в УССР. Она написала книгу о Владимире Правике, на ее счету более 20 публикаций об этих людях. Сама часто ездила в зону, занималась организацией там концертов Кобзона, Леонтьева, Пугачевой. Больше года назад ее не стало, и Люда почувствовала себя одинокой.

Лидия Аркадьевна была всем нам, как мама, — опекала нас, ходила по инстанциям. Я всегда чувствовала ее поддержку. Она помогла поехать нам с Толей в Германию, благодаря ей у Толи есть велосипед. Обивала пороги чернобыльских организаций, начальники которых прекрасно себя чувствуют, покупают новые машины, квартиры. А мы вынуждены жить на мою пенсию в 108 гривен и на пенсию Толика в 20 гривен. О нас просто забыли.

Четыре года назад Люда забрала к себе мужа своей покойной бабушки, у которого, кроме Люды, родных не осталось. Она называет его своим приемным дедушкой. Соломон Натанович Рехлис — инвалид 1 группы, обе ноги потерял на войне. Он 32 года прожил с бабушкой Люды, а после ее смерти надумал жениться. И неудачно — его новая жена, похоже, интересовалась только его жилплощадью. Дедушка часто звонил Люде, просил ее забрать его от агрессивной жены, жаловался, что голоден, что она его избивает. В итоге они развелись, а женщина спустя какое-то время самостоятельно и добровольно выписалась из квартиры. Когда же квартиру продали, бывшая жена подала в суд. И суд вынес решение в ее пользу, признав акт о купле-продаже недействительным. Люде объяснили: якобы нужно было подождать полгода после того, как экс-супруга выпишется. И она оказалась в безвыходной ситуации, на руках с беспомощным стариком, которому негде жить.

Людмила старается как-то подработать, хотя бы сыну на книги: иногда продает вышитые собственноручно салфетки, печет пирожные, булочки. Попытки выстоять на базаре рабочий день оборачивались новыми посещениями больницы.

Люда не ходит по чиновничьим кабинетам и не просит для себя, не считает себя единственной пострадавшей. Она — человек глубоко застенчивый, с трепетной, ранимой душой: Люда несколько месяцев обдумывала предложение о встрече со мной, мучалась, переживала, не будет ли публикация, посвященная ей, нескромным поступком. Она никогда ничего не получала от чернобыльских организаций. Ей никогда не платили пенсию по потере кормильца, пенсию на ее погибшего мужа. И хочется верить, что откликнутся те, кто сможет помочь этой мужественной женщине. Женщине, которая, несмотря на страшное горе, сумела пронести любовь к своему мужу через годы. Организациям и частным лицам, которые могут помочь Людмиле Игнатенко (материальная, медицинская помощь, книги для сына и др.), сообщаем контактный телефон: 515−27−40.

Амалия Мордвинова – известная актриса и радиоведущая. Но не так давно она предстала перед общественностью в совершенно новом амплуа – в качестве поэта. На суд московскому бомонду артистка представила свою книгу «Концепция райского сада». Амалия устроила настоящее представление – читала свои стихи, а музыканты создавали особенную атмосферу в зале. Зрители, затаив дыхание, вслушивались в каждое слово, произнесенное Амалией со сцены.

«В своих стихах я выразила то, что заложено в названии: «Концепция райского сада» - это концепция позитивного мышления человека. Я прожила то, что потом сложилось в стихотворные тексты, но я не могу назвать это лирикой. Источник моего вдохновения находится вне моих личностных переживаний. Это учение о том, как вернуть себе счастье, радость жизни, веру в Бога и в себя», - рассказала Мордвинова «СтарХиту».

Амалия сообщила, что еще с детства увлекалась стихосложением. Она вспоминает, что с особой тщательностью выбирала открытки для родственников к праздникам, а затем начинала сочинять стихи. Торжественная атмосфера настраивала на нужный лад, а на помощь будущей поэтессе приходила мама, которая могла подсказать забавную рифму. Но настоящий толчок к поэзии актриса получила в юношестве.

«Мощнейшим импульсом к подростковому стихотворному проявлению послужил четырехсерийный фильм Рязанова о Высоцком. После просмотра просто прорвало первыми драматическими стихотворениями. Но в книгу «Концепция райского сада» они не вошли – стихи были страстными, но опыт в них был не мой, а Высоцкого. Подражание - это один из этапов ученичества в любом мастерстве», - считает Амалия.

Для того, чтобы представить свою книгу широкой публике, Мордвиновой пришлось очень тщательно поработать над конечным результатом. Она спокойно принимала критику своего наставника, понимая, что без этого она не сможет достичь совершенства.

«Мой учитель Игорь Игнатенко всегда был первым, кто слышал мои стихи. И, поверьте, мне не раз приходилось принять, что текст еще далек от совершенства. И я послушно шла и переделывала. Но, что самое интересное, это всегда был тот момент в стихотворении, который и у меня самой вызывал сомнения», - вспоминает Амалия.

Актриса признается, что друзья, чью поддержку она ощущала во время создания и презентации книги, помогли ей поверить в то, что она стала поэтом. Но все же для нее была очень важна поддержка своих наследников.

«Дети давно знают, что я пишу стихи, и даже учили их наизусть и читали в домашних концертах по большим праздникам. Но когда появилась книга, да еще с картинками, - это сильно повысило мой рейтинг в их глазах. Теперь я для них настоящий поэт с настоящей книжкой. Диана, старшая, тоже пишет. У нее уже два диплома юного писателя - за стихи и за прозу. Она сочиняет на английском языке, как думает, а я по-русски», - рассказала Амалия.

Несмотря на то, что совсем недавно вышла книга, у Мордвиновой уже есть идеи для новых стихов.

Актриса отказывается тяготить себя новыми отношениями

Актриса отказывается тяготить себя новыми отношениями.

Сегодня 42-летняя актриса и поэтесса снимается в кино, успешно играет в театре, воспитывает четверых детей и считает себя абсолютно свободной женщиной. Уже за внешние данные и манеру работы на камеру Мордвинову позиционировали экстравагантной. Знаменитость действительно всегда выделялась из толпы киношников. С недавних пор актриса предстала перед поклонниками в новом качестве. Она выпустила первую книгу собственных философских размышлений «Концепция райского сада». Романтизированные строки авторства сильной женщины, какой и считает себя Амалия. Не принимает звезда экранов и ухаживаний от противоположного пола. По словам Мордвиновой, она давно выстроила систему общения с детьми и бывшими мужьями, так что места для новых отношений в ее жизни просто нет.

Амалия Мордвинова и Игорь Гнатенко/Фото: globallook

«У меня четверо детей и рабочие отношения с их отцами. Новый брак может пошатнуть эту конструкцию, а это не выгодно никому из участников этого тандема», — поясняет актриса. Интересно, что она не позволяет себе даже пококетничать с мужчинами.

«В моей жизни флирт полностью отсутствует. Как говорится, я этими губами детей целую. Я мать и сознательно ограничиваю себя в общении с мужским полом. Моим мужчиной может быть только мой муж», — говорит Мордвинова. Несмотря на затворничество, недостатка во внимании сильного пола она не испытывает. В конце концов, за работой на сцене кроется еще и популярность от которой, никуда не деться. Строга Мордвинова и в отношении детей, благо с воспитанием наследников актрисе помогают бывшие мужья.

«В воспитании Дианы мы сотоварищи с Александром Гольданским, а троих младших мы растим вместе с Вадимом Беляевым. Безусловно, у нас есть расхождения по некоторым вопросам: вопрос питания, например. Я против использования в пищу мяса по причине того, что мясо — это трупы убитых животных. Папы иногда втайне от меня совершают диверсии и дают детям попробовать это дело. Но я остаюсь спокойной: концепция мясоедов такая слабая, байки врачей про белки, из которых, якобы, строится тело человека. Пришлось глубоко вникать в эту тему, чтобы удостовериться самой, да и оппонентам доказать, что это не имеет ничего общего с действительностью», — рассуждает звезда в интервью

В конце июня в Москву из Нью-Йорка на несколько дней приезжала актриса Амалия Мордвинова. На этот раз не на ММКФ, а ради собственного проекта – презентации поэтического сборника «Концепция райского сада». В книге с золотым обрезом, напечатанной в старинной типографии в окрестностях Падуи, шестьдесят стихотворений, двадцать семь иллюстраций художника Леонида Лифшица и восемь лет жизни Амалии. Подписанный актрисой-поэтом экземпляр я получила после перформанса в особняке Филипповых-Гончаровых с участием и при поддержке композитора Петра Айду, режиссера Живиле Монтвилайте, художника Андрея Бартенева и генерального директора ММКФ Натальи Семиной. С Амалией мы встретились на следующий день в ресторане здоровой еды «Латук». Выбор очевиден – Амалия много лет ведет здоровый образ жизни, занимается йогой и придерживается сыроедения. За соседним столом дожидаются конца интервью друзья Амалии. Я их вчера видела на концерте. Актриса просит паузу – прочесть молитву перед трапезой, чтобы они могли начать есть. За столом смеются.

МС: Разве есть что-то смешное в благословении еды?

Амалия: В благословении еды есть нечто радостное, особенно когда делаешь это с родными людьми. А смеялись мы над одной историей из моей ганской жизни. После развода мой муж Вадим Беляев крестил малышей, а я разучила с ними молитву «Отче наш», и мы начали читать её перед каждой трапезой. Иногда папа навещал нас в Гоа. Однажды, проходя мимо кухни, я стала свидетельницей разговора отца и сына, которые садились перекусить. «Папа, давай помолимся», - предложил Герман, и начал читать благословение перед едой, предлагая отцу присоединиться. Вадим слов молитвы не знал, и Гешка, закончив, спросил его: «А ты что, пап, так молитву и не выучил?» «Нет сынок, не выучил». «А как же ты тогда благословляешь еду?» - чрезвычайно удивился Герман. Еду надо благословлять и благодарить за неё. Тогда на Вашем столе её всегда будет вдоволь. Многие семьи по-новому приняли эту традицию, побывав у нас в гостях.

МС: Ваш переезд в Гималаи пришелся на пик моды на дауншифтинг. Просто совпало?

Амалия: Я уехала, потому что оставаться в Москве было больно: семейная и профессиональная жизнь остановилась. Мироздание выдало мне вольную, и я решила ею воспользоваться. До этого я долгие годы не отлучалась из Москвы дольше, чем на две недели отпуска. А в 2009 я проводила Диану - старшую дочь, в гости к родственникам в Америку, а сама уехала в Гималаи на всё лето с тремя младшими (прим. редакции: у Амалии Мордвиновой четверо детей – Диана, 15 лет, Герман, 10 лет, Евангелина, 9 лет, Серафима - 7 лет). Я родила Серафиму в марте, а в июне уже покоряла Гималайские перевалы. Невероятное, удивительное было время! Диана так и не доехала до меня ни в Гималаи, ни в Гоа. Даже на летние каникулы в Европу я её с трудом уговаривала съездить. Она быстро освоилась в Америке, выучила язык без акцента, обзавелась подружками - короче, сделала свой выбор.

МС: Вы приняли выбор маленькой девочки?

Амалия Мордвинова: Да, было видно, что она устала от моих разводов и нестабильности. Ей захотелось нового для себя пространства. Сейчас Диане пятнадцать лет, и она настоящая American girl.

МС: От матери, живущей отдельно, декларация достоинств ребенка звучит грустно…

Амалия: Я не вмешивалась в её воспитание шесть лет, чтобы не вносить смуту в чужую семью. Сейчас Диана часто бывает со мной, и это имеет свои последствия. Мы снова вместе уже два года, и на протяжении этих лет я борюсь с её американским вкусом в одежде, питании, мышлении, времяпрепровождении. Я, прежде всего, борюсь не за ребёнка, а за единомышленника. При этом мы с ней дружим. Говорим подолгу очень откровенно. Я не запрещаю ей питаться в ресторанах быстрого питания, но я, например, показываю документальный фильм «Корпорация еда», в котором рассказывается, как жестоко содержатся и убиваются животные в пищу, и обсуждаю увиденное с моими детьми. Детей нужно уметь убедить в своей правоте - это тоже часть родительной работы. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, поэтому я пытаюсь пристроить рядом с большим американским монастырём свой маленький, но очень сильный своей концепцией монастырёк, и уже оттуда декларировать свою независимость. Посмотрим, что из этого получится. Летом 2009 года, когда Диана уехала в Америку, а я начала работать со своим духовным учителем Игорем Игнатенко, он научил меня: «Не цепляйся ни за что в своей жизни, особенно если оно пытается вырваться из твоих рук. Держи ладони открытыми: ушло и пришло, ушло и опять пришло».

МС: Легко сказать – отпусти ребенка, когда у большинства нет сил расстаться с любимой, но ненужной вещью…

Амалия: Диана была не единственной в списке моих потерь: пришло время пройти опыт смирения. В 2009-м году я собирала чемоданы с такой тщательностью, будто хотела всю Москву с собой упаковать. В этот день повысили плату за перевес груза в Индию. А у меня этот перевес был огромный! Я стала открывать чемоданы, чтобы хоть что-то оставить. Но ни от чего не могла отказаться – ни от любимых вещей, ни от японских памперсов, ни от банок с английским детским питанием для трехмесячной Фимы. Сидела над своим добром и плакала.

МС: Почему вы устремились в Гималаи? Бывали там раньше?

Амалия Мордвинова: Я не знала, куда еду. До 2009 года я никогда не была в Гималаях, но любила горы ещё по сочинским летним каникулам. Теперь могу сказать, что Гималаи - место силы, где деревья растут до небес, а стволы у них такие толстые, что вдвоём не обхватишь, и райские птицы скачут в яблоневых садах (оказывается они родственницы наших сорок), и древние храмы призывают колокольным звоном, и люди живут невероятные. Они верят, что лишь охраняют Гималаи – Землю Богов.

МС: На каком языке вы с этими невероятными людьми разговаривали?

Амалия: Там все понимают слово «намасте», и местные, и туристы. «Намастэ» на санскрите означает «бог внутри меня приветствует бога внутри тебя». С местными жителями, гималайцами, очень легко договориться. Они хотят договариваться. Это самое важное – найти общий язык с хранителями земли, на которую приехал гостем. Я сняла дом в большой индийской деревне, расположенной на высоте 3500 метров над уровнем моря. Наш дом был самым верхним на горе, а через яблонево-грушевый сад протекал Святой источник этой деревни: люди приходили к нам каждый день, набирали святую воду прямо у нас в саду и несли в свои дома. Облака появлялись из-за соседней горы, наплывали на наш дом, и на какое-то время мы оказывались небожителями. Потом облака уплывали, и в долине реки Кулу появлялись солнце, радуга, птицы взрывались песнями, стаи зелёных попугаев пролетали с невероятным треском, огромные орлы и грифы кружили уже где-то внизу, под нами. А на соседней горе белела крыша дворца, который местный махараджа подарил Николаю Рериху. Прекрасные соседи, невероятный вид из каждого окна круглосуточно. Да – вода холодная в слабеньком душе, да – условия спартанские, да – печка по вечерам, потому что в горах с наступлением темноты всё быстро остывает, да – всё, что тебе нужно в магазине ты тащишь на себе в гору около километра от машины, которая дальше ехать не может (я быстро договорилась с местными пацанами, они мне помогали сумки в гору таскать). Но ощущение счастья пребывает каждую минуту жизни.

МС: В ранних интервью вы четко расставляли приоритеты: дети, муж и, если складывалось, работа. Если нет, то нет. После всех разводов вы не стали феминисткой?

Амалия Мордвинова: Я не поддерживаю феминистическую концепцию. Мы живем в дуальном мире, где есть день и ночь, есть мужчина и женщина. Женщинам свойственно одно. Мужчинам – другое. И в счастливых союзах, где люди хотят прожить вместе долго, эти энергии подстраиваются друг под друга, и находят точки соприкосновения. С отцами своих детей точки соприкосновения - это наши дети и наше горячее желание, чтобы у наших детей были счастливые и процветающие родители.

МС: Вы сохранили хорошие отношения с обоими мужчинами?

Амалия: Да, иногда мы все вместе оказываемся за праздничным семейным столом.

МС: Дружить семьями после развода – не очень русская история. У нас если расстаются, то с болью, кровью и навсегда.

Амалия: Поверьте, так расстаются везде. Дело не в национальной особенности. Для меня люди делятся не на национальности, а на людей позитивного и негативного сознания. Первая категория – всех национальностей, полов, возрастов и даже состояния здоровья – с ними все делать хорошо. Они интересны, веселы, смело смотрят в будущее и воспринимают настоящее с благодарностью. А по мнению негативщиков, все и всегда плохо: и погода нехороша, и политика, и партнер, и дети.

МС: Вы жили в России, в Индии и теперь – в Америке. Где чаще встречаете позитивных людей?

Амалия: У себя дома. Где бы он ни был. Все в этом мире строится по принципу «подобное притягивает подобное».

МС: Среди ваших знакомых нет раздолбаев-хулиганов?

Амалия: В моем кругу действует закон ненасилия. Мы не приемлем убийство животных ради питания. Без осуждения. Кушайте на здоровье, если невтерпёж. Просто не со мной. А хулиганство – это проявление насилия к чьему-то телу, свободе, имуществу. Друзья у меня разные. Очень! В том числе очень свободного мышления, которое, может быть, кардинально отличается от моего, но, тем не менее, мы идём по одному пути – добра, так его можно назвать. А чего злиться-то?

МС: Курить, наверное, тоже нельзя?

Амалия: Если вы относитесь к своему телу без любви, значит, в этом вопросе вы находитесь в глубоком негативе. Потому что бережное отношение к сосуду души ­– одна из наших главных задач. Мы должны неустанно заботиться и ухаживать за своим телом.

МС: Алкоголь?

Амалия: Я принимаю его благословенным, церковным, праздничным. Могу угостить друзей и принять угощение от них. Но для меня это не обыденность. Питье – это вода, соки, чаи. Кофе – нет. Я готовлю себя к старшему возрасту и хочу долго хорошо выглядеть. Поэтому много занимаюсь своим здоровьем и внешностью. Перешла на сыроедение – оно способствует сохранению тканей.

МС: Дети тоже не едят мяса?

Амалия Модвинова: Диана, когда живет у папы, конечно, косячит. При мне ест только рыбу. Мои младшие дети после просмотра того документального фильма наотрез отказываются от употребления любого мяса. Даже куриные яйца у них теперь вызывают сомнения. Ну и славно. На наш век плодов и трав хватит.

МС: Какой вы уезжали отсюда восемь лет назад?

Амалия: Женщиной на грани нервного срыва. В заснеженной Москве я умудрилась перегреться. И очень реактивной. Это когда ты слишком быстро и необдуманно реагируешь на события, которые приходят в твою жизнь. В спорной ситуации не гасишь конфликт, не думаешь о последствиях, а разжигаешь страсти все больше и больше. То, что вы видите сейчас, это результат восьми лет работы над собой. Главное, что я смогла в себе воспитать – это приятие системы. Если раньше мне нужно было сбросить вес для какой-нибудь роли или после родов, я, как все, садилась на диету – на время. Какое-то время можно не курить. Какое-то время можно не есть жирного или сладкого. А теперь здоровый образ жизни стал частью моей личности.

МС: Наверное, у вас строгий режим дня?

Амалия: Довольно строгий. Но это – строгость, которую применяю я сама в своей жизни. Я бы назвала это сдержанностью. Мой день начинается в шесть утра. Ко мне заходит моя дочь Евангелина и будит: «Мама, на йогу!». И мы все вместе идём заниматься. Евангелине 9 лет, она очень волевая и уже начинает преподавать йогу своим брату и сестре. Потом мы молимся за наших близких, за здоровье или выздоровление, за мир во всем мире, за Россию, где мы родились, за Америку, где мы живем. И я отправляю детей в школу. Если у меня был напряженный рабочий вечер, я иду досыпать. Если нет, начинаю свой день с чистой воды, аффирмаций, обхождения алтарей со свечами и благовониями.

МС: Алтари, свечи, благовония… Вы точно живете в Нью-Йорке?

Амалия: Я не живу на Манхеттене. Не могу сказать, что я его не люблю. Он хорош, чтобы съездить в оперу, встретиться с друзьями, послушать джаз. Нью-Йорк огромный и очень разнообразный город. Если ты хочешь жить в лесу, можно найти такие места.

МС: Вы часто говорите «я русская», молитесь о России. Что мешает вернуться?

Амалия: Мы беседуем с Вами в России. И презентация моей книги происходит в России, в самом её центре - в Москве. А дальше я поеду по городам и весям моей необъятной и любимой Родины читать свои стихи, рассказывать людям о концепции райского сада. И я вернулась тогда, когда у меня появилось то, с чем вернуться. Книга. Сколько можно призывать людей к войнам, кивать на то, что кто-то другой виноват в наших проблемах? Для разнообразия, пользы и экономии можно призвать людей к братству, например! Мирная жизнь спокойнее, радостнее и дешевле, чем война.

МС: В свое время вы хотели, чтобы ваш сын стал священником, как сын Екатерины Васильевой…

Амалия: Я хотела, чтобы он занимался служением. Но времена таковы, что, если он найдет в себе силы заняться политикой, искусственно сдерживать его активность и идти наперекор его желаниям я бы не хотела. Он не похож на священнослужителя, который может всю жизнь провести в одном храме, возле одного алтаря с матушкой и кучей детей. Герман очень активен. Он собирается на Марс, например. Если он и будет миссионером, то межпланетного масштаба.

МС: При таком размахе воссоединиться с семьей уже так просто не получится.

Амалия Мордвинова: Значит путешествие продолжается! И дети мои не связывают свое будущее с какой-либо определенной страной. Они думают о том, чем хотят заниматься. Певица или дизайнер – в любом случае, это будут профессионалы международного уровня. Но при этом все мои дети прекрасно говорят по-русски, читают и пишут. У них три раза в неделю занятия по русскому языку. И дома мы говорим на русском. Передо мной сейчас стоит важная задача – найти детских авторов, которые бы соответствовали новому времени, но не были бы слишком инфантильными и не погружали ребенка в выдуманные миры. Опять же без критики, но я вижу в книжных магазинах синтетическую продукцию, которая не имеет ничего общего с действительностью. Даже когда авторы создают образы модных девчонок или модных мальчишек – это внедрение в детские мозги противоестественных информационных программ, продиктованных системой продаж детских и подростковых товаров. Создать книжный персонаж не для того, чтобы научить вашего ребёнка доброму, мудрому, вечному, а чтобы продать вам потом этого персонажа в виде игрушки, девайса, одежды. Только для этого созданы все черепашки-ниндзя и прочие покемоны.

МС: А вы сами разве не пытаетесь создать вокруг своих детей искусственный позитивный мир?

Амалия: Я создаю вокруг своих детей естественный позитивный мир, а так же учу их делать это самостоятельно – создавать их собственный прекрасный, сильный и очень устойчивый мир, в котором всякое может случиться, потому что все мы люди. Но, если произошло что-то плохое, мы учимся справляться со своими чувствами и реакциями по-настоящему, переводить их в пройденный опыт, в выученный урок жизни, а не удерживать вымученную улыбку на дрожащих от возмущения губах. По шкале эмоционального состояния человека, в которой 22 ступени, где 1 ступень – это любовь, радость, восторг, а 22 ступень – глубокая депрессия и полный упадок сил, вы можете качаться в течении одного дня несколько раз, пока не зафиксируетесь где-либо. И это наш выбор, чем заняться сегодня с утра: любить этот мир или ненавидеть. Я преподаю своим детям предмет «сотворение мира»! Вот бы мне кто-то это преподал лет тридцать назад, убедил бы меня, что я единственный и самый ответственный творец своей судьбы!

МС: Что у вас было тогда, чего не хватает сейчас?

Амалия: Время. Если бы я пришла к более осознанному образу жизни ещё в юности, я уже очень много сделала бы для этой планеты. Жалею о времени, потраченном на бесполезные разговоры, ментальный флирт, ненужные визиты и бесконечное говорение по телефону. Время и внимание – две драгоценности нашего мира. Создания, которые пожирают наше время и внимание – наши злейшие враги.

МС: Друзьям нужно ровно то же самое. И вообще это принцип любого общения между людьми. Вот мы сейчас что делаем? Отнимаем друг у друга время и внимание.

Амалия: Мы с вами сейчас обмениваемся позитивной энергией. Вы даете мне внимание. Я вам – информацию. В результате мы с вами можем превратить наше сотрудничество в достойный продукт – статью, которую людям будет интересно читать и в которую хочется вникать. А не как это часто бывает «о, Мордвинова вернулась. Чего-то там говорит. Потом почитаю».

МС: По профессии не скучаете?

Амалия: Конечно! Как же можно не скучать по такой интересной профессии! У меня была определенная планка – роль в «Королевских играх» Марка Захарова. Мне был 21 год, когда я сыграла Анну Болейн, сильно, искренне, бесстрашно, и ничего более значимого в моей актерской судьбе с тех пор не происходило, пока я не создала свои тексты, свои стихи, смысл которых мне так радостно доносить до зрителей. За эти годы я часто читала свои стихи и близким, и далёким людям в самых разных сценических обстоятельствах от аристократических музыкальных салонов Нью-Йорка до дружеских вечеринок в Гоа. Каждый раз экспериментировала с разными музыкантами от классических и джазовых пианистов до студентов университета искусств из священного индийского города Варанаси, которые играют на диковинных восточных инструментах. И не было ни одного концерта, похожего на другой - всегда открытие новой себя и новых смыслов в своих же стихах.

МС: Позитивное сознание не помешает играть роковых героинь уровня Анны Болейн – если не ошибаюсь, ее казнили?

Амалия: Моя театральная школа (прим. редакции: Амалия Мордвинова закончила Щукинское училище мастерская Аллы Казанцевой) – не школа переживания, а школа представления. То есть когда ты играешь отрицательного персонажа, ты играешь отношение к образу. В этом случае артист как бы находится под защитой самоиронии. Конечно, проще всего играть отрицательные характеры в комедиях – это и актёру интересно, и зрителю забавно. Но, если честно, не вполне понятно, зачем мне это нужно - забавлять. А если нужно сыграть подлинного злодея в драме или трагедии – важно понять, для чего ты создаешь этот образ, кому и чему служишь в этот момент. Вечный вопрос: имеет ли право гениальный артист создать дьявольский образ, вызывающий у зрителя сочувствие и желание подражать? Несёт ли артист ответственность, создавая обаятельных злодеев? Кроме того, такие роли опасны для здоровья самих актеров, так же как роли, в которых актёр переживает болезнь.

МС: А смерть? Если по сценарию надо в гробу лежать?

Амалия: Ни в коем случае. Если этого требует режиссер, это выбор – подчиниться его требованию или поставить под угрозу свою жизнь, призвав в нее эти энергии заранее.

МС: Растить четырех детей одной непросто…

Амалия Мордвинова: Да, это правда, поэтому я даже не пытаюсь растить их одна. В воспитании Дианы мы сотоварищи с Александром Гольданским, а троих младших мы растим вместе с Вадимом Беляевым. Безусловно у нас есть расхождения по некоторым вопросам: вопрос питания, например. Я против использования в пищу мяса по причине того, что мясо - это трупы убитых животных. Папы иногда в тайне от меня совершают диверсии и дают детям попробовать это дело. Но я остаюсь спокойной: концепция мясоедов такая слабая, байки врачей про белки, из которых, якобы, строится тело человека. Пришлось глубоко вникать в эту тему, чтобы удостовериться самой да и оппонентам доказать, что это не имеет ничего общего с действительностью. Нам с отцами моих детей есть, чем заняться, дел хватает на всех. Например, Вадим полностью освободил меня от необходимости посещать спортивные шоу типа американский футбол и другие массовые собрания. А дети так счастливы, когда он приезжает к нам на побывку, сходить с ним на стадион и поболеть за любимых спортсменов. А Диана Гольданская – абсолютно папина дочка. Папино слово для нее намного более значимо, чем мое. Ко мне она привыкает по новой. Обожает со мною путешествовать, смотреть комедийные сериалы. У нас с ней идентичное чувство юмора – это залог прекрасной дружбы. Но зато она не очень любит ходить со мною по магазинам из-за моего довлеющего вкуса. Наверняка в Америке есть замечательные дизайнеры, которых я еще не знаю. Но я предпочитаю европейские бренды и не приемлю изматывающе скучный (особенно драный) джинсовый стиль.

МС: Вчера в зале было много мужчин с красивыми букетами. Вы допускаете возможность флирта?

Амалия: В моей жизни он полностью отсутствует. Как говорится, я этими губами детей целую. Я мать и сознательно ограничиваю себя в общении с мужским полом. Моим мужчиной может быть только мой муж.

МС: Все-таки вероятность нового брака остается?

Амалия: У меня четверо детей и рабочие отношения с их отцами. Новый брак может пошатнуть эту конструкцию, а это невыгодно никому из участников этого тандема.

МС: Как вы себя чувствуете в этой ситуации?

Амалия: Я чувствую себя сильной.

Фотограф: Вера Варлей
Стиль и макияж: Максим Макухин