Пер. с англ. - М.: РОССПЭН, 2006. (Гендерная коллекция –зарубежная классика). 464 стр. 1500 экз
После долгих задержек и злоключений (редакторам пришлось практически переписать некачественный перевод), вышел русский перевод известного учебника М.Киммела, который я весьма рекомендую читателям.

Предисловие к русскому изданию
Появление русского перевода книги Майкла Киммела – настоящий подарок всем интересующимся гендерной проблематикой.
Майкл Киммел – известный американский социолог, профессор университета штата Нью-Иорк в Стони Брук, один из ведущих мировых специалистов в области социологии и истории маскулинности, главный редактор международного научного журнала Men and Masculinities, председатель секции “Пол и гендер» Американской социологической ассоциации и т.д. Вторая любовь Майкла, после социологии, - социальная и культурная история. Его докторская диссертация, защищенная в 1981 г., была посвящена социальным проблемам английского и французского абсолютизма ХУ11 в.

Майл Киммел – очень плодовитый автор. Среди его многочисленных книг по социологии и истории маскулинности такие важные сборники, как «Меняющиеся мужчины: новые направления в исследовании мужчин и маскулинности» (Changing Men: New Directions in Research on Men and Masculinity, Sage, 1987) и «Мужчины противостоят порнографии» (Men Confront Pornography, Crown, 1990). Его книга «Против течения: про-феминистские мужчины в Соединенных Штатах 1776-1990» (Against the Tide: Pro-Feminist Men in the United States, 1776-1990. Beacon, 1992) – документальная история мужчин, поддерживавших идею женского равноправия на всем протяжении истории США. Сам Киммел – убежденный сторонник феминизма, что решительно опровергает распространенное в России мнение, будто феминизм – идеология ущербных и агрессивных женщин, которые ненавидят мужчин.

Книга Киммела «Мужчины в Америке: Культурная история» (Manhood in America: A Cultural History. Free Press 1996) была оценена прессой как настоящий прорыв, позволивший дополнить уже привычные исследования истории женщин не менее интересной, но еще более трудной для изучения историей мужчин. Изданный им совместно с Майклом Месснером университетский учебник «Мужские жизни» (Men’s Lives) выдержал 6 изданий и используется практически во всех университетах США, где читаются курсы о мужчинах и маскулинности. Киммел много пишет о разных аспектах мужской жизни, например, о спорте и сексуальности. Его лекции пользуются неизменным успехом. Много времени он уделяет семье и воспитанию маленького сына.

Предлагаемая российскому читателю книга - также университетский учебник, но не по мужским проблемам, а по гендерной социологии в целом. В нем рассматривается практически весь комплекс вопросов, касающихся взаимоотношения мужчин и женщин в обществе. Первая часть книги излагает социологическую теорию гендера, тому, как соотносятся биологические и социальные факторы формирования пола и гендера, являются ли гендерные категории универсальными или культурно-специфическими, каковы сильные и слабые стороны психологических интерпретаций гендерного развития индивидуума и как конкретно происходит социальное конструирование гендерных отношений. Вторая часть книги посвящена тому, как гендерно-сформированные, «гендеризованные» (gendered) идентичности функционируют и формируют те или иные личностные черты в рамках таких социальных институтов как семья, школьный класс и рабочее место. В третьей части книги автор рассматривает в гендерном ключе важнейшие межличностные взаимодействия: близкие отношения, дружбу и любовь; сексуальные отношения и разные формы и проявления насилия. В эпилоге Киммел возвращается к теоретической проблеме о возможности существования безгендерного общества.

По своему образованию и стилю мышления Киммел социолог, и хотя к числу его специальных интересов относится социологическая теория, он строит свою книгу не догматически, выводя одни теоретические положения из других, а отправляясь от конкретных фактов, событий и случаев. В отличие от некоторых переведенных у нас феминистских работ, которые трудно, а иногда вовсе невозможно понять из-за обилия психоаналитических и иных терминов, значение коих не объясняется, а правомерность порой проблематична, книга Киммела написана просто и ясно. Если эти качества не исчезнут в русском переводе – переводить хороший текст иногда труднее, чем канцелярит или заведомую тарабащину – она сможет стать реальным учебным пособием для студентов самых разных специальностей (социологов, психологов, историков и других) Ее главное достоинство – в том, что она ставит читателя перед проблемой и заставляет его думать. Думаю, что тот, кто внимательно прочитает эту книгу, уже никогда не поверит, что унаследованный нами гендерный порядок обусловлен законами природы и не подлежит изменению.

Мой хвалебный отзыв о книге Майкла Киммела вовсе не означает, что я с ним во всем согласен. Книга Киммела – пример жесткого социального конструктивизма, согласно которому все гендерные свойства и отношения создаются исключительно социумом. Я придерживаюсь в этом вопросе эклектической позиции. Слово эклектика, не без влияния марксистско-ленинского философского и идеологического монизма, приобрело у нас отрицательный смысл, ассоциируясь с непоследовательностью и даже беспринципностью. На самом деле монизм реально «работает» только в философии (чаще всего – плохой). Точка зрения не может и не должна превращаться в многоточие, но мы должны помнить возможность (и наличие) других позиций. Особенно, если мы не просто рассуждаем по формуле «как если бы», а делаем обобщения онтологического и даже политического порядка.

В данном случае нужно иметь в виду, что различение «пола» и «гендера» необходимо, но тем не менее условно. Если половой диморфизм влияет на поведение мужских и женских особей других видов, я не вижу, почему мы должны отрицать это применительно к человеческому роду. Дисциплинарные расхождения не обязательно бывают идеологическими. Эволюционная биология и близкие к ней дисциплины вовсе не являются имманентно сексистскими. Отрицать факт глубоких природных различий между мужчинами и женщинами невозможно. Вопрос в том, 1) насколько эти различия велики, 2)действительно ли они универсальны, 3) в чем и как они проявляются и 4)объясняют ли они социальное поведение мужчин и женщин, которое в первую очередь интересует социологов? Важнее всего, конечно, последний вопрос.

К сожалению, состояние науки сегодня таково, что между гендерными исследованиями, с одной стороны, и психологией и биосоциальными исследованиями, с другой, существует глубокий разрыв. В России он доведен до полной несовместимости. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить «Дифференциальную психофизиологию мужчины и женщины» Е.П. Ильина (СПб: Питер, 2002) и книгу М.Л.Бутовской «Язык тела: природа и культура» (М.: Научный мир, 2004) с книгой Шон Берн «Гендерная психология». (СПб,: прайм-ЕВРОЗНАК, 2001). Механически соединить эти подходы невозможно. Утешительная формула об истине, лежащей «посередине», тоже вряд ли сработает. Молодым людям, которых серьезно интересует соотношение мужского и женского начал в современном мире, необходимо внимательно читать разную литературу. Книга Майкла Киммела, мне кажется, существенно поможет их интеллектуальному самоопределению.

ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНОЙ И ГЕНДЕРНОЙ ПОЛИТИКИ

Michael S. Kimmel

Майкл Киммел

The Gendered Society

Гендерное общество

New York - Oxford Oxford University Press 2000

Москва

РОССПЭН

<:-." л пг.?*А*

УДК 3J6.3/.4 ББК 60.54 К 40

Редакционный совет серии

«Гендерная коллекция - зарубежная классика»:

Бенедиктова Т.Д., Воронина О.А, Гениева Е. Ю., Дубин Б.В., Дробижева Л.М., Зверева Г.И., Казавчинская

Т.Я., Кон И.С., Конкина Е.В., Ливергант А.Я., Петровская Е.В., Посадская-Вандербек А.И., Содомская Н.Н., Самойло Е.Н., Сорокин А.К., Утешева Н.Т., Федорова Л.Н., Хасбулатова О.А., Чистяков Г.П., Юрьева

Н.Ю., Ярыгина Т.В.

Научные редакторы О.А.Оберемко, И.Н.Тартаковская Перевод с английского О.А.Оберемко, И.Н.Тартаковской

Киммел М,

К 40 Тендерное общество / Пер. с англ. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. - 464 с. - (Гендерная коллекция - зарубежная классика).

ISBN 5-8243-0678-8

В книге М.Киммела рассматривается практически весь комплекс вопросов, касающихся взаимоотношений

биологические и социальные факторы формирования пола и гендера, каковы сильные и слабые стороны

психологических интерпретаций тендерного развития индивидуума, как конкретно происходит социальное

конструирование тендерных отношений, как гендерно сформированные идентичности функционируют и фор-

мируют те или иные личностные черты в рамках таких социальных институтов, как семья, школьный класс и

рабочее место. М.Киммел рассматривает в тендерном ключе важнейшие межличностные взаимодействия, а в

эпилоге возвращается к теоретической проблеме возможности существования безгендерного общества.

© 2000 by Michael S. Kimmel © «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН). Перевод, 2006

© А.Б. Орешина. Оформление серии, ISBN 5-8243-0678-8 2004

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Появление русского перевода книги Майкла Ким-мела - настоящий подарок всем

интересующимся тендерной проблематикой.

Майкл Киммел - известный американский социолог, профессор университета штата Нью-

Йорк в Стони-Бруке, один из ведущих мировых специалистов в области социологии и истории

маскулинности, главный редактор международного научного журнала «Men and

Masculinities», председатель секции «Пол и тендер» Американской социологической

ассоциации и т.д. Вторая любовь Майкла, после социологии, - социальная и культурная

история. Его докторская диссертация, защищенная в 1981 г., была посвящена социальным

проблемам английского и французского абсолютизма XVII в.

истории маскулинности такие важные сборники, как «Меняющиеся мужчины: новые направ-

ления в исследовании мужчин и маскулинности» (Changing Men: New Directions in Research on

Men and Masculinity Sage, 1987) и «Мужчины противостоят порнографии» (Men Confront

Pornography. Crown, 1990). Его книга «Против течения: мужчины-профем инисты в

Соединенных Штатах, 1776-1990» (Against the Tide: Pro Feminist Men in the United States,

1776- 1990. Beacon, 1992) - документальная история мужчин, поддерживавших идею

женского равноправия на всем протяжении истории США, Сам Киммел - убежденный

сторонник феминизма, что решительно опровергает распространенное в России мнение, будто

феминизм - идеология ущербных и агрессивных женщин, которые ненавидят мужчин.

Книга Киммела «Мужчины в Америке: Культурная история» (Manhood in America: A Cultural

History. Free Press, 1996) была оценена прессой как настоящий прорыв, позволивший допол-

нить уже привычные исследования истории женщин не менее интересной, но еще более

трудной для изучения историей мужчин. Изданный им совместно с Майклом Месснером

университетский учебник «Мужские жизни* (Men"s Lives) выдержал 6 изданий и используется

практически во всех университетах США, где читаются курсы о мужчинах и маскулинности.

Ким-мел много пишет о разных аспектах мужской жизни, например о спорте и сексуальности.

Его лекции пользуются неизменным успехом. Много времени он уделяет семье и воспитанию

маленького сына.

Предлагаемая российскому читателю книга - также университетский учебник, но не по мужским

проблемам, а по тендерной социологии в целом. В нем рассматривается практически весь

комплекс вопросов, касающихся взаимоотношений мужчин и женщин в обществе. Первая часть

книги излагает социологическую теорию тендера, освещает вопросы о том, как соотносятся

биологические и социальные факторы формирования пола и тендера, являются ли тендерные

психологических интерпретаций тендерного развития индивидуума и как конкретно происходит

социальное конструирование гендерных отношений. Вторая часть книги посвящена тому, как

гендерно сформированные, «гендеризован-ные» (gendered) идентичности функционируют и

формируют те или иные личностные черты в рамках таких социальных институтов, как семья,

школьный класс и рабочее место. В третьей части книги автор рассматривает в тендерном ключе

важнейшие межличностные взаимодействия: близкие отношения, дружбу и любовь; сексуальные

отношения и разные формы и проявления насилия. В эпилоге Киммел возвращается к

теоретической проблеме возможности существования безгендерного общества.

По своему образованию и стилю мышления Киммел социолог, и, хотя к числу его специальных

интересов относится социологическая теория, он строит свою книгу не догматически, выводя одни

теоретические положения из других, а отправляясь от конкретных фактов, событий и случаев. В

отличие от некоторых переведенных у нас феминистских работ, которые трудно, а иногда вовсе

невозможно понять из-за обилия психоаналитических и иных терминов, значение коих не

объясняется, а правомерность порой проблематична, книга Киммела написана просто и ясно. Если

эти качества не исчезнут в русском переводе - переводить хороший текст иногда труднее, чем

канцелярит или заведомую тарабащину, - она сможет стать реальным учебным пособием для

студентов самых разных специальностей (социологов, психологов, историков и других). Ее

главное достоинство - в том, что она ставит читателя перед проблемой и заставляет его думать.

Думаю, тот, кто внимательно прочитает эту книгу, уже никогда не поверит, что унаследованный

нами гендерный порядок обусловлен законами природы и не подлежит изменению.

Мой хвалебный отзыв о книге Майкла Киммела вовсе не означает, что я с ним во всем согласен.

Книга Киммела - пример жесткого социального конструктивизма, согласно которому все

тендерные свойства и отношения создаются исключительно социумом. Я придерживаюсь в этом

вопросе эклектической

позиции. Слово «эклектика», не без влияния марксистско-ленинского философского и

идеологического монизма, приобрело у нас отрицательный смысл, ассоциируясь с непоследова-

тельностью и даже беспринципностью. На самом деле монизм реально «работает» только в

философии (чаще всего - плохой). Точка зрения не может и не должна превращаться в мно-

готочие, но мы должны помнить о возможности (и наличии) других позиций. Особенно, если мы

не просто рассуждаем по формуле «как если бы», а делаем обобщения онтологического и даже

политического порядка.

В данном случае нужно иметь в виду, что различение «пола» и «тендера» необходимо, но тем не

менее условно. Если половой диморфизм влияет на поведение мужских и женских особей других

видов, я не вижу, почему мы должны отрицать это применительно к человеческому роду.

Дисциплинарные расхождения не обязательно бывают идеологическими. Эволюционная биология

и близкие к ней дисциплины вовсе не являются имманентно сек-систскими. Отрицать факт

глубоких природных различий между мужчинами и женщинами невозможно. Вопрос в том, 1)

насколько эти различия велики, 2) действительно ли они универсальны, 3) в чем и как они

проявляются и 4) объясняют ли они социальное поведение мужчин и женщин, которое в первую

очередь интересует социологов? Важнее всего, конечно, последний вопрос.

К сожалению, состояние науки сегодня таково, что между тендерными исследованиями, с одной

стороны, и психологией и биосоциальными исследованиями, с другой, существует глубокий

разрыв. В России он доведен до полной несовместимости. Чтобы убедиться в этом, достаточно

сравнить «Дифференциальную психофизиологию мужчины и женщины» Е.П.Ильина (СПб.:

Питер, 2002) и книгу М.Л.Бутовской «Языктела: природа и культура» (М.: Научный мир, 2004) с

книгой Шон Берн «Ген-дерная психология» (СПб.: прайм-ЕВРОЗНАК, 2001). Механически

соединить эти подходы невозможно. Утешительная формула об истине, лежащей «посередине»,

тоже вряд ли сработает. Молодым людям, которых серьезно интересует соотношение мужского и

женского начал в современном мире, необходимо внимательно читать разную литературу. Книга

Майкла Киммела, мне кажется, существенно поможет их интеллектуальному самоопределению.

Игорь Кон

Доктор философских наук, профессор, академик Российской академии образования

Посвящается Эми, которая знает пароль...

А может ли для государства быть что-нибудь лучше присутствия в нем самых лучших женщин и

Не может.

Платон

ПРЕДИСЛОВИЕ

Источником этой книги, как и большинства других моих работ, стала классная комната. Я

находился в полном расстройстве, проводя время в поисках книг для чтения по моим курсам

«Социология тендера» и «Социология мужественности». Я хотел найти книгу, в которой был

бы дан обзор соответствующей литературы в других дисциплинах, публикаций, где

исследуется характер тендерного различия и причин тендерного неравенства и

рассматривается, как эти две проблемы - различие и доминирование - проявляются в

разнообразии институциональной и межличностной сфер. Я хотел найти книгу, в которой был

бы дан обзор литературы из области социальных наук, основанной на эмпирических данных,

литературы, развенчивающей некоторые преобладающие социальные мифы о тендерном

различии. Я не смог найти такую книгу, которая меня удовлетворила бы, так что решил

написать ее сам.

Я захотел написать такую книгу, потому что ее источником, как и большей части остальных

моих работ, является мое разочарование доминирующими общественными суждениями по

поводу тендера в Соединенных Штатах, которые кажутся мне потрясающе неверными. Как

культура мы очарованы придуманными псевдонаучными заявлениями, направленными на то,

чтобы найти универсальные, неизменные различия между женщинами и мужчинами и таким

образом как-то оправдать всепроникающее тендерное неравенство. Время от времени

кажется, что мы верим почти всему - что мужчины и женщины являются различными

биологическими разновидностями, что они с разных планет, говорят на разных языках,

существуют в различных космических ритмах.

В этой книге я намереваюсь откорректировать такие мифы, полуправды и небрежные или

преднамеренно неправильные интерпретации данных, потому что подавляющее большинство

данных, представленных социальными науками и иссле-

дованиями человеческого поведения, ясно говорят о том, что женщины и мужчины больше

похожи, чем отличны друг от друга. Мужчины - не выходцы с Марса; женщины - не

выходцы с Венеры. Мы все происходим с планеты Земля.

Более того, я хочу доказать, что различия, которые мы наблюдаем, не являются ни

результатом некоторого исконного, биологического, эволюционного императива, ни

следствием неизбежных, универсальных процессов нашего психологического развития. Также

и тендерное неравенство - не есть неизбежный социальный и политический результат этих

различий.

На самом деле верно как раз обратное. Я утверждаю, что тендерное различие - утверждение

двух качественно различных сущностей - является результатом тендерного неравенства, а не

его причиной. Тендерное неравенство производит различие, и произведенные различия затем

используются, чтобы оправдать тендерное неравенство.

Делая эти заявления, я следую работам нескольких ученых-первопроходцев и писателей, чей

труд продолжает меня вдохновлять. Внимательные читатели без сомнения проследят мои

интеллектуальные «корни» в работах Кеннета Берка, Ирвинга Гоффмана и Георга Зиммеля. Я

признаю также мой значительный интеллектуальный долг таким разным современным

мыслителям, как Р. В.Коннелл, Синтия Фукс Эпстейн, Кэрол Гиллиган, Джудит Лорбер,

Кэтрин Маккиннон, Дебора Роуд и Лилиан Рубин. Я счастлив тем, что могу считать

нескольких из этих современников моими друзьями и наставниками.

Мне повезло работать в таком близком по духу и дружном коллективе, как социологический

факультет Государственного университета Нью-Йорка - Стони-Брук. Я благодарен нес-

кольким своим коллегам, которые прочитали и прокомментировали главы, относящиеся к их

профессиональной сфере, включая Кена Фелдмана (образование), Эриха Гуде (насилие) и

Нормана Гудмана (любовь/дружба и сексуальность).

Мне повезло с друзьями, читавшими части рукописи, относящиеся к сферам, в которых они

могут быть экспертами. Я особенно благодарен Филлис Лернер, Дэвиду Садкеру и Нэнси

Леско, читавшим главу об образовании, и Скотту Колтрей-ну и Арлин Сколник, за их

комментарии к главе о семье. Они были чрезвычайно ценны, как и все замечания и критика

тех терпеливых друзей, которые прочитали всю или большую часть рукописи. Лилиан Рубин

прочла четыре главы; Эми Аронсон и Элен Смит всю рукопись, с вниманием и критическим

пристрастием. Я не мог желать более стимулирующей поддержки.

Мне повезло, но я оказался не настолько мудрым, чтобы последовать всем их советам. Не

обвиняйте же их в ошибках, которые остались в книге.

Я считаю своей большой удачей работать с такой преданной своему делу редакционной

командой из издательства Оксфорд Юниверсити Пресс (Oxford University Press). Начиная с

первых бесед об этом проекте с Джойей Стивене, следуя затем редакционному руководству

Лайлы Вол, Джеффри Бруша и Роберта Миллера, я всегда чувствовал их поддержку этому

И наконец, есть мои друзья и семья, чья любовь и поддержка дают мне силу и выдержку. Я

благодарю их всех.

Сейчас, когда я заканчиваю писать эту книгу, новый человек вступил в мою жизнь и, без

сомнения, решительно ее изменил. Хотя ему всего несколько недель, маленький Захария

Аарон Киммел приносит столько радости, а передо мной стоит также социальный вызов -

воспитать из него заботливого, любящего и нежного мужчину в современном мире. Это

задача не из легких.

Но все же я посвящаю эту книгу его матери, которая помогает превращать эту задачу в работу

любви и позволила мне испытать такие вершины радости и глубины удовлетворения, в воз-

можность которых я прежде никогда не верил. В «Рожденной Женщиной» Эдриен Рич

написала, что, если бы она «могла иметь одно пожелание для собственных сыновей, то

пожелала бы, чтобы они обладали храбростью женщин». Я не хочу ничего иного для Захарии,

кроме того, чтобы он унаследовал храбрость своей матери, так же как и ее любовь.

М. С. Киммел

Бруклин, Нью-Йорк

Введение

В Америке больше внимания, чем в других странах мира, уделяется постоянному четкому разделению сфер

деятельности двух полов, так как американцы хотят, чтобы оба пола шагали нога в ногу, но каждый из них

Всегда своим особым путем.

Алексис де Токвиль

Каждый день нам говорят, что мужчина и женщина - существа разные. Что они с разных

планет. Что мозги у них устроены и работают по-разному, что у них разные гормоны. Что

разная анатомия приводит их к разной судьбе. Говорят, что мужчина и женщина по-разному

слышат друг друга и обращаются друг к другу, следуют разным моральным правилам, да и

познают этот мир по-разному.

Можно подумать, что мы принадлежим к разным биологическим видам, как, например, омары

и жирафы или, скажем, марсиане и жители Венеры. Так, популярный психолог Джон Грей в

своем бестселлере утверждает, что мужчина и женщина не просто различны в общении, но

также «думают, чувствуют, воспринимают, реагируют, любят, хотят и оценивают по-раз-

ному»1. То, что мы еще можем понимать друг друга, сравнимо с чудом космических

масштабов!

И все же, при всех приписанных нам межпланетных различиях, мы существуем рядом друг с

другом на одинаковых рабочих местах, где к нам применяют одинаковые критерии при

повышении зарплаты, продвижении по службе, бонусах и предложении постоянной работы. В

школе мы сидим в одних и тех же классах, читаем те же самые киши, бегаем в те же самые

столовые и к нам предъявляют одни и те же критерии, когда ставят отметки. Мы живем в тех

же самых домах, едим и готовим одну и ту же еду, читаем те же самые газеты и смотрим

общие телепрограммы.

С помощью того, что я здесь назвал «межпланетной» теорией полного и универсального

гендерного различия, обычно объясняется и другой универсальный феномен - гендерное

неравенство. Тендер - это не только система классификации, благодаря

которой биологические мужчины и биологические женщины подвергаются отбору, разделению и

социализации в соответствующие половые роли. Тендер также выражает универсальное

неравенство между мужчинами и женщинами. Когда мы говорим о тендере, мы подразумеваем

иерархию, власть и неравенство, а не просто различия между мужчиной и женщиной.

Поэтому, с моей точки зрения, в любом исследовании ген-дера есть две задачи - необходимо

объяснять и различие, и неравенство, или, иными словами, различие и господство. Каждое

обобщающее объяснение тендера должно быть адресовано этим центральным вопросам и их

производным.

Во-первых, почему практически каждое общество дифференцирует людей на основе гендера?

Почему женщину и мужчину воспринимают как разные существа практически в каждом

известном обществе? Какие именно различия мы воспринимаем? Почему тендер является по

меньшей мере одним из (если не центральным) основанием для разделения труда?

Во-вторых, почему практически каждое известное нам общество основано на мужском

господстве?Почему практически каждое общество неравно делит между полами социальные,

политические и экономические ресурсы? И почему именно мужчинам всегда достается больше?

Почему тендерное разделение труда оказывается также и неравным разделением труда? Почему

работа мужчины и работа женщины оцениваются по-разному?

Понятно, что разные общества сильно различаются в зависимости от того, какие типы тендерного

неравенства в нем присутствуют, каков его уровень, а также уровень насилия (подразумеваемого

или реального), необходимый для поддержания систем различия и господства. Но остаются

общими основные факты - практически каждое известное нам общество выстроено на идеях

гендерного различия и политике гендерного неравенства.

По этим аксиоматическим вопросам преобладают две основные научные школы: биологический

детерминизм и дифференцирующая социализация. Мы знаем их еще как «природу» и «обучение»,

и которая из них доминирует - этот вопрос целое столетие остается темой дебатов как в

школьной аудитории, так и на торжественных обедах, между политическими оппонентами, среди

друзей и в семье. Кроется ли причина различий между мужчиной и женщиной в их природе, или

их просто научили быть именно таковыми? Является ли биология судьбой, или все же человек

более гибок, и его возможно изменить?

Большинство аргументов о тендерных различиях начинаются с биологии (глава 2). Женщина и

мужчина биологически различ-

ны, разве не так? Наши репродуктивные анатомии различны, как и наши репродуктивные судьбы.

Структурно у нас разный мозг, а также и химическое устройство мозга. У нас разная мускулатура,

и разные количества разных гормонов циркулируют по нашим телам. Конечно, все это лишь

подтверждает фундаментальные, неистребимые и универсальные различия, которые и

обеспечивают основу для мужского господства, согласны?

Ответ здесь очевиден. Или точнее - и да, и нет. Единицы могут сделать попытку и доказать, что

различий между мужчиной и женщиной нет. Я бы этого не делал. То, что в социальных науках

называют половыми различиями, относится именно к этому каталогу анатомических,

гормональных, химических и физических различий между мужчиной и женщиной. Правда, и здесь

немало разнообразия в так называемой женственности или мужественности. Хотя наша

мускулатура и различна, достаточно много женщин физически посильнее мужчин. В среднем у

нас разная химия, но различия здесь не абсолютны: у женщин присутствует некоторый уровень

андрогена, как и у мужчин - эстрогена. Хотя наши мозговые структуры обладают разной

степенью латеризации, оба пола используют оба полушария мозга. И совсем уж неясно, почему

эти анатомические различия автоматически и неизбежно закрепляют за мужчинами право

господства над женщинами. Разве так сложно вообразить - и некоторые писатели так уже делали

Культуру, в которой биологическую способность женщины вынашивать и рожать детей

воспринимали бы как выражение такой невыразимой власти в ее способности давать жизнь, что

мужчине - импотенту и завистнику - остается лишь увянуть?

На самом деле именно поэтому ученые в социальных науках и науках о поведении человека

используют сейчас термин гендер иначе, чем прежде использовалось слово -Лол». Пол относится к

биологическому строению человека, мужскому или женскому, - хромосомной, химической,

анатомической организации. Гендер относится к значениям, которые данная культура придает

половым различиям между мужчиной ч женщиной. Пол означает биологическую половую

принадлежность. Гендер же означает мужественность и женственность или что такое - быть

мужчиной или женщиной. Биологические половые вариации очень незначительны, но тендерные

вариации могут быть огромны. Что же значит обладать определенной анатомической

конфигурацией - мужской или женской? Ведь это, несомненно, означает различные вещи в

зависимости от того, где вы живете, кто вы и в какое время живете.

Антропологам пришлось заняться некоторыми из этих различий в культурных значениях

мужественности и женственности. Они задокументировали, что тендер как межкультурная

некоторых культурах, как, например, в американской, мужчину побуждают быть стоически

выносливым ради доказательства своей мужественности. В других культурах мужчина

старается продемонстрировать свое сексуальное превосходство. Есть культуры, в которых

определения мужественности не столь жесткие и основаны на гражданском участии,

эмоциальной восприимчивости и коллективном обеспечении потребностей общности. В

одних культурах именно женщине нужно быть решительной и конкурентоспособной, а в

других от нее требуются «природная» пассивность, беспомощность и зависимость от

мужчины. Понятия «мужчина» или «женщина» во Франции XVII в. или среди аборигенов в

Австралии начала XXI столетия настолько различны, что в таких случаях сравнение не просто

трудно, а скорее невозможно. Различия между двумя культурами оказываются намного более

выраженными, чем тендерные различия. Значения тендера меняются от культуры к культуре,

а также и внутри культуры в определенные отрезки исторического времени, поэтому для

нашего понимания тендера мы должны использовать методы социальных наук, наук о

человеческом поведении и истории.

Другое доминирующее направление в объяснении тендерного различия и тендерного

господства - это дифференцирующая социализация, т.е. «образовательная» сторона нашего

равенства. Мы различны, поскольку именно таковыми нас вырастили. С момента рождения

отношение окружающих к мальчику и девочке различное. Постепенно они приобретают

черты характера, поведение и ценности, которые наши культуры определяют как

«мужественные» или «женственные». Мы не рождаемся разными. Нас делают разными в

процессе социализации.

Наше рождение не предопределяет тендерное неравенство. Доминантность не является

чертой, несомой BY-хромосоме. Это результат формирования в культуре различной ценности

опыта мужчины и опыта женщины. Поэтому восприятие моделей мужественности или

женственности означает и принятие определенной «политической» идеи о том, что то, что

делают женщины, в культурном смысле не столь важно, как то, что делают мужчины.

Специалисты в области психологии развития исследовали изменения значений мужественности и

женственности в течение жизни человека. Меняются проблемы, с которыми

должен столкнуться мужчина для достижения успеха и самоутверждения, и социальные

институты, в которых он стремится претворить свой опыт. Значения женственности

подчинены параллельным изменениям, например, не достигшая половой зрелости женщина,

женщина репродуктивного возраста, женщина в постменструальный период, женщина,

которая только вступила на рынок труда, и та, которая уже в предпенсионном возрасте, - все

это разные смыслы женственности.

Хотя мы склонны спорить, оставаясь либо на позиции биологического детерминизма, либо на

позиции дифференцирующей социализации - природа против воспитания, все же стоит здесь

остановиться на общих для обеих позиций характеристиках. Оба эти научных направления

несут две фундаментальных идеи. Во-первых, как «любители природы», так и «воспитатели»

рассматривают мужчину и женщину как существа, исключительно отличающиеся друг от

друга - навсегда и неизменно. (Воспитание предполагает некоторую возможность к

изменению, но приверженцы этой школы считают, что социализация делает мужчин и

женщин разными, и эти различия всегда нормативны, необходимы в культуре и

«естественны».) Для обоих различия между мужчиной и женщиной намного значительнее и

сильнее (и интереснее с аналитической точки зрения), чем различия среди мужчин и среди

женщин. Таким образом, и «любители природы», и «воспитатели» подписываются под одной

и той же межпланетной теорией тендера.

Во-вторых, оба направления предполагают, что тендерное господство является неизбежным

продуктом тендерного различия и что именно различие является причиной господства. Биоло-

гам так может казаться потому, что по причине беременности и лактации женщины более

уязвимы и нуждаются в защите, или потому, что мускулатура делает мужчин более

приспособленными охотниками, или потому, что тестостерон делает их более агрессивными

по отношению к другим мужчинам, а также и к женщинам. Или же это происходит потому,

что мужчины должны доминировать над женщинами для максимизации шансов на

репродукцию своего генетического материала. Психологи в области «тендерных ролей»

говорят, что, помимо прочего, мужчину и женщину приучают к недооценке женского опыта,

восприятия и способностей, в то время как слишком много значимости придается мужским

качествам.

В этой книге я доказываю ложность обеих позиций. Во-первых, я надеюсь показать, что

различия между мужчиной и женщиной далеко не так велики, как различия среди женщин и

среди мужчин. Многие воспринимаемые различия зависят не

столько от тендера, столько от социального статуса. Во-вторых, я считаю, что гендерное

различие является продуктом тендерного неравенства, а не наоборот. Фактически гендерное

различие является основным продуктом тендерного неравенства, поскольку именно через

идею различия проводится легитимация неравенства. Недавно один социолог написал, что

«само создание различия является основой, на которой покоится неравенство»2.

Я использую социально-конструкционистский метод (описанный мной в главе 5) для своей

аргументации того, что ни гендерное различие, ни гендерное неравенство не являются

неизбежной природой вещей и, тем более, природой наших телесностей. Ни различие, ни

господство невозможно объяснить лишь разницей в социализации мальчиков и девочек в по-

ловые роли, типичные для мужчин и женщин.

Когда сторонники обоих направлений утверждают, что гендерное неравенство является

неизбежным продуктом гендерного различия, они, вероятно, неосознанно занимают

определенную политическую позицию, предполагающую уменьшение неравенства или его

наиболее отрицательных последствий, но исключающую его уничтожение именно потому,

что оно основано на трудноизменяемых различиях. С другой стороны, если утверждать, как

это делаю я, что преувеличенные тендерные различия, которые мы наблюдаем в жизни, не

столь велики, как они кажутся, и что они являются результатом неравенства, то такая позиция

предоставляет нам намного больше политической свободы. С уничтожением гендерного

неравенства мы убираем основание, на котором зиждется вся доктрина гендерного различия.

Останется, как мне кажется, не андрогинное, негендерное и отвратительное существо, в

котором различия между мужчиной и женщиной будут настолько смешаны, что все будут

действовать и думать одинаково. Совсем наоборот. Я верю, что по мере уменьшения

гендерного неравенства различия между людьми - различия, укорененные в расе, классе,

этничности, сексуальности, а также и в тендере, - окажутся в контексте, в котором каждая и

каждый из нас будет восприниматься другими в своей индивидуальной уникальности, не

теряя также и общих для нас черт.

Как сделать гендер видимым для мужчин и женщин

Я исхожу из того, что в нашем понимании тендера за последние тридцать лет произошла

значительная трансформация.

Три десятилетия первопроходческой работы феминисток, как в традиционных дисциплинах,

так и в женских исследованиях, принесли нам осознание центральной роли тендера в

формировании социальной жизни. Мы теперь знаем, что гендер является одним из

центральных организующих принципов, вокруг которых она вращается. До 1970-х гг. ученые

статусов, определяющих и предписывающих социальную жизнь. Например, если в 1960-е гг.

вы захотели бы изучать гендер сточки зрения социальных наук, то вам удалось бы найти

единственный курс, отвечающий вашим интересам, - «Брак и семья». Такие курсы в

социальных науках были неким «дополнением для дамочек». Курсов по тендеру не было. Но

сегодня в нашем понимании основ индивидуальной идентичности гендер присоединился к

социальную жизнь и посредством которой мы понимаем наш собственный опыт.

За последние тридцать лет феминистские ученые сконцентрировали внимание на женщинах,

то есть на том, что Кэтрин Стимпсон назвала «исключением, искажением итривиализа-цией»

женского опыта, а также на исследовании тех сфер жизни, которые исторически

предписывались женщинам, - частной сферы и семьи3. Исследовательницы женской истории

стремились спасти от безвестности жизни выдающихся женщин, которые игнорировались в

истории или чьи достижения были сведены к минимуму в традиционных андроцентристских

исследованиях. Они занимались также изучением повседневной жизни женщин в прошлом,

например, историей прачек, заводских работниц, первых жен шин-поселен дев или просто

жен, стремившихся придать своей жизни зна:зние и достоинство вмире, контролируемом

мужчинами. Ш^али речь ожизни выдающейся или обыкновенной женщины, феминистские

исследования доказали центральность тендера в ее жизни.

Но когда мы размышляем о гендере, какой гендер приходит нам на ум? Нам уже привычно

видеть ь аудитории на курсах тендерной истории, тендерной психологии или тендерной

социологии практически одних женщин. Будто только у женщин есть гендер, и поэтому у них

такой интерес к его изучению. Иногда приходит и одинокий смельчак - юноша, запи-

савшийся на курс по женским исследованиям. Обычно его можно видеть забившимся в угол в

ожидании обвинений за все грехи тысячелетий патриархального угнетения.

В этой книге я намереваюсь использовать феминистский подход и сделать также видимой

мужественность. Думаю, что нам требуется интегрировать исследования по мужчинам в про-

граммы обучения. Потому что именно мужчины - или, скорее, мужественность - вот что

остается невидимым.

«Что? - слышу я ваш вопрос - Вы утверждаете необходимость интеграции курсов о

мужчинах в программы обучения? Мужчины невидимы? О чем он говорит? Мужчины НЕ

невидимы. Они повсюду».

И это, конечно, верно. Мужчины вездесущи и в университетах, и в профессиональном

образовании, и в общественной сфере. Верно и то, что в любой учебной программе колледжа

любой курс, в названии которого нет слова «женщина», - это курс о мужчинах. Каждый

курс, не включенный в программу «женские исследования», является de facto курсом по

«мужским исследованиям». Правда, обычно мы называем его историей, политической наукой,

литературой, химией.

Но когда мы изучаем мужчин, то речь идет о политических лидерах, героях войны, ученых,

писателях, художниках. Сами же мужчины невидимы именно как мужчины. Очень редко (а

скорее, даже почти никогда) мы можем встретить курс о жизни мужчин именно как мужчин.

Каково воздействие тендера на жизнь знаменитых мужчин? Какую роль играет мужествен-

ность в жизни великих художников, писателей, президентов и так далее? Как мужественность

проявляется в жизни «обыкновенных» мужчин - на заводах и на фермах, в профсоюзах и в

больших корпорациях? Именно в этом месте традиционная программа обучения вдруг

обнаруживает огромные пустоты. Повсюду существуют курсы о мужчинах, но практически

нет никакой информации по мужественности.

Несколько лет тому назад эта зияющая пустота вдохновила меня на исследование культурной

истории идеи мужественности в Америке. Мне хотелось проследить развитие и изменения в

нашем понимании того, что же означает быть мужчиной по мере развития американской

истории4. Оказывается, наши мужчины всегда давали очень четкое описание того, что означа-

ет быть мужчиной и какие действия им необходимы в качестве доказательства своей

маскулинности (manhood). Но мы никогда не знали прежде, как их слушать.

Интеграция тендера в наши программы обучения является выполнением обещания, которое

нам дали женские исследования, а именно интеграцией понимания мужчины как ген-дерно

сформированного индивида. Например, в университете,

где я работаю, курс по британской литературе XIX в. включает внимательное «гендерное»

чтение творчества сестер Брон-те, и обсуждается их отношение к женственности, замужеству

и отношениям между полами. Но ни слова не говорится о мужественности применительно к

Диккенсу, особенно о его взглядах на отцовство и семью. Диккенса воспринимают как

романиста «социальных проблем» и классовых отношений, несмотря на тот факт, что уж

очень многие из его наиболее знаменитых персонажей - это юноши, мальчики, выросшие без

отца, в поисках своей настоящей семьи. Ни слова об амбивалентных идеях Томаса Гарди о

мужественности и браке, выраженных, например, в «Джуде Незаметном». Увлечение Томаса

Гарди домодерн истеки ми концепциями апатичной вселенной - вот что мы обсуждаем. Моя

жена рассказывала мне, что, когда она изучала в Принстоне американскую литературу XIX в.,

в курсе о творчестве Эдит Уортон тендер был основной темой обсуждения, но ни слова не

было сказано о тендере при обсуждении Генри Джеймса, в творчестве которого тендерная

обеспокоенность возникает в качестве женоненавистнического гнева, сексуальной

амбивалентности или некоего рыцарского презрения. Джеймс, как нам рассказывают, главным

образом был занят формой романа, нарративной техникой, стилистическими возможностями

описания и характеризации. Но его ни в коем случае не интересовал гендер.

Так мы и продолжаем действовать, будто гендер применяется лишь к женщинам. Пришло

время сделать видимым гендер по отношению к мужчинам. Китайская поговорка гласит: как

только поймаешь рыбу, откроешь для себя океан.

Именно это стало для меня столь ОЧСБИДНЫМ во время семинара по феминизму, который я

посещал ь начале 1980-х гг.5 На этом семинаре, слушая дискуссию между двумя участницами,

я ощутил невидимость тендера по отношению к мужчинам. Белая и черная женщины

обсуждали вопрос, являются ли женщины по определению «сестрами». Ведь у них в основном

одинаковый опыт, и они переживают общее угнетение со стороны мужчин. Белая женщина

утверждала, что именно эти факты связывают их, несмотря на расовые различия. Черная

женщина не соглашалась с ней.

Когда ты просыпаешься утром и смотришь в зеркало, кого ты там видишь? - спросила

Я вижу женщину, - ответила белая женщина.

Вот в этом и проблема, - ответила черная женщина. - Я же вижу черную женщину. Для меня

раса видима каждый

день, поскольку именно из-за нее я не обладаю привилегиями в нашей культуре. Раса

невидима для тебя, поскольку ты находишься в привилегированном положении. Вот почему в

нашем с тобой опыте всегда будут присутствовать различия.

Именно в этот момент я буквально застонал - наверно, громче, чем хотел. Я был

единственным мужчиной в аудитории, и кто-то задал вопрос по поводу моей реакции.

Знаете, когда я смотрю в зеркало, я вижу человеческое существо. Я идеальный объект для

обобщения. Как белый мужчина среднего класса, я не обладаю ни классом, ни расой, ни

тендером. У меня есть только общеродовые характеристики!

Иногда мне кажется, что именно в тот самый день я превратился в белого мужчину среднего

класса. Конечно, я был им и прежде, но это мало что для меня значило. До того момента я

рассматривал себя как человеческое существо, обладающее некими универсальными

характеристиками, подобно другим. Именно с тех пор я стал относить мое понимание расы,

класса и тендера не только к другим людям, оказавшимся маргинали-зованными из-за

отсутствия расовых, классовых или тендерных привилегий. Эти термины относились и ко

мне. Прежде я воистину наслаждался привилегией невидимости. Сами процессы «раздачи»

привилегий определенным группам людей чаще всего остаются невидимыми именно для тех,

кому эти привилегии пожалованы. Когда нечто делает нас маргинальными или безвластными,

это мы замечаем. Невидимость является привилегией в другом смысле - в качестве роскоши.

Только белым людям в нашем обществе дана роскошь не думать о расе каждую минуту своей

жизни. И только у мужчин есть роскошь претендовать на то, что тендер не имеет значения.

Рассмотрим другой пример того, как часто власть остается невидимой для тех, у кого она есть.

У многих из вас есть адреса электронной почты, и вы рассылаете свою почту по всему миру.

Вы могли заметить одно существенное различие между американскими адресами и адресами

жителей других стран. Все адреса имеют специальный код, указывающий на страну, к

которой принадлежит пользователь адреса, - например, если вы пишете в Южную Африку,

то адрес будет заканчиваться на za, если в Японию - то на jp, если в Англию, то на uk

(Соединенное Королевство), если в Германию, то на de. Но вот если вы пишете в США, то

электронный адрес будет оканчиваться на edu, если это образовательный институт, на org,

если это организация, на gov, если это офис, относящийся к сфере федерального

правительства, и на com или net, если

это коммерческие интернет-провайдеры. Почему же США не обладают национальным кодом?

Потому что мы являемся господствующей мировой державой, а всем остальным необходимо

название, имя. Бытие «во власти» не предполагает, что к себе следует привлекать внимание

как к чему-то определенному, а претендует на бытие общее, универсальное, обобщаемое. Для

Соединенных Штатов все другие нации остаются «другими», и, таким образом, их необ-

ходимо называть, маркировать, отмечать. Повторюсь - привилегия невидима. В мире

Интернета, как поет Майкл Джексон, «мы - это весь мир».

Невидимость имеет свои последствия - привилегия, как и тендер, остается невидимой, и

очень сложно создавать политику преодоления невидимости и включения. Невидимость

привилегий означает, что большинство мужчин, как и многие белые люди, занимают

«оборонительные» позиции и сердятся, когда им предъявляют статистические реалии или

человеческие последствия расизма и сексизма. Так как наши привилегии невидимы, мы

способны занять «оборону» или начать защищаться. Может даже появиться чувство, что мы

сами являемся жертвами. Невидимость «создает невротическое колебание между ощущением

дарованных тебе прав и ощущением незаслуженной привилегии», - как выразился

журналист Эдвард Болл, когда занялся исследованием истории собственной семьи, одной из

крупнейших рабовладельческих семей в Южной Каролине6.

Продолжающаяся невидимость мужественности также означает, что гендеризованные

стандарты нам кажутся гендерно нейтральными в качестве культурно поддерживаемых норм.

Иллюзия тендерного нейтралитета имеет серьезные последствия как для женщин, так и для

мужчин. Она означает, что мужчины могут поддерживать иллюзию того, что их также

измеряют «объективными» стандартами. Для женщин это означает, что их «измеряют» по

чужой «линейке». В начале XX в. великий социолог Георг Зиммель подчеркивал именно эту

проблему:

«Мы измеряем достижения и приверженности мужчин и женщин согласно определенным

нормам и ценностям; но эти нормы не являются нейтральными, стоящими вне контрастов

между полами; они обладают „мужским" характером... Стандарты искусства и требования

патриотизма, общие приоритеты и определенные социальные идеи, равноценность

практических суждений и объективность теоретических знаний... - все эти категории

формально являются общечеловеческими, но фактически мужскими в их действительном

историческом

формировании. Если мы назовем идеи, претендующие на абсолютную обоснованность и

объективность, то фактом остается то, что в исторической жизни человеческого рода

оперирует равенство: объекта вность=мужч и на»7.

Теоретическая формулировка Зиммеля отзывается эхом в наших каждодневных

взаимодействиях. Недавно меня пригласили прочитать несколько лекций в рамках курса по

социологии ген-дера, который ведет одна из моих коллег. Как только я вошел в аудиторию,

одна студентка оторвалась от своих записей, взглянула на меня и воскликнула: «Наконец

объективное мнение!» Я столь же «объективен», как и мои коллеги, но в глазах студентки

являлся носителем объективности. Я был носителем голоса научной и рациональной

объективности, вне связей с опытом, вне телесности, вне расы, вне тендера. Объективность

выглядит как я! (Ирония судьбы - возможно, я произносил в этой аудитории вещи, еще более

неожиданные, чем мои коллеги-женщины. Если женщина или афроамериканец, преподавая,

сказали бы: «Белые мужчины привилегированы в американском обществе», - то наши

студенты отреагировали бы соответственно: «Конечно, разве вы можете сказать что-то

другое? Вы предубеждены и тенденциозны». Для них такое нормативное утверждение

вскрывало бы внутренние предубеждения тендера, расы как случай определенной

«адвокатской» защиты. Но если именно я, объективный профессор, говорю об объективном

факте, тогда, возможно, они над этим подумают и запомнят.)

Такое равенство - «объективность=мужчина» - имеет огромные практические последствия

в каждой сфере нашей жизни, с начальной школы до профессионального и высшего

образования, на каждом рабочем месте. Зиммель пишет: «Позиция власти мужчины не только

утверждает его относительное превосходство над женщиной, но и подтверждает, что его

управления мужчинами и женщинами»8.

Современные дебаты

Думаю, что и в вашей стране сегодня идут дискуссии о мужчинах и мужественности. Мы просто

об этом не знаем. Например, о каком тендере я думаю, когда размышляю над американскими

проблемами - «подростковым насилием», «криминальным насилием», «насилием на городских

окраинах», «насилием, связанным с употреблением наркотиков», «насилием в шко-

лах»? О каком тендере я думаю, когда прошу вас вспомнить об ухмыляющихся, надменных

пограничниках при пересечении границы в Боснии, караванах джипов, следующих за своими

воинствующими царьками в Сомали, о чьей-то радости, когда взрывается еще одна бомба

террористов в стране басков, о молодых людях, размахивающих автоматами, прогуливаясь по

разбомбленным улицам Бейрута?

Конечно, в нашем воображении возникают мужчины. И не просто мужчины, а молодые

мужчины - подростки или молодые люди, которым за двадцать, и относительно бедные

мужчины, из рабочего класса или низших групп среднего класса.

Как же наши социальные комментаторы обсуждают эти проблемы? Замечают ли они, что

проблемы молодежи и насилия являются на самом деле проблемами молодых мужчин и наси-

лия? Они когда-нибудь говорят о том, что как только этнический национализм где-нибудь

поднимает голову, то это голова молодого мужчины? Говорят ли они о мужественности

Нет. Послушайте, что сказала эксперт, которую попросили прокомментировать жестокое

убийство 21-летнего Мэтью Шепарда, гея, студента университета Вайоминга. Когда ей

напомнили, что от 80 до 90 процентов людей, арестованных за преследование геев, молодые

мужчины, социолог Валери Джен-нес заметила, что «эти данные говорят о том, что молодежь

работает над проблемой своей идентичности в переходный период из домашнего состояния во

взрослое»9. Оказывается, главной переменной здесь является «юность»? Проблема возраста и

ген-дера оказалась скрытой за исключительно возрастной переменной. Тендер исчез. Так

звучит молчание. И именно так выглядит невидимость.

Представьте теперь, что все это женщина - этнические националистки, или участницы

военизированных формирований, или преследовательницы геев. Вот это был бы сюжет!

Неповторимый сюжет! Тогда бы тендерный анализ сочился из каждого сюжета на эту тему!

Мы бы услышали столько экспертов по вопросам женской социализации, фрустрации, гнева,

предменструального синдрома (ПМС) и всего прочего. Но тот факт, что все это - не

женщины, а мужчины, не заслуживает ни слова.

Мой последний пример. Уже около года американская нация вздрагивает при виде

фотографий Эрика Хэрриса и Дила-на Клеболда. Нация пытается осознать, каким образом эти

двое юношей сумели вооружиться до зубов и открыть огонь по своим одноклассникам и

учителям в школе Колумбайн вЛиттлтоне,

штат Колорадо. Последовало огромное количество объяснений со стороны ученых мужей и

популярных психологов. Психологи нам рассказали все детали поведения одиночек и

отстраненных подростков, подростковой депрессии и самоутверждающего поведения. Правые

критики культуры обвиняли музыку готов, Мэрилин Мэнсон, жестокие видеоигры, Интернет.

Более либеральные критики нашли причину в оружии. Президент Клинтон обвинил средства

массовой информации в насаждении насилия, и уж совсем удивительно нелогично Ньют

Гингрич обвинил не знающую запретов культуру шестидесятых. Правление школы в Денвере

запретило ношение черных шинелей. При всем том пропустили вот что - хотя это было на

поверхности с самого начала - убийцами стали белые мальчики из семей среднего класса,

которые живут в штатах с либеральной политикой в вопросе об огнестрельном оружии.

Теперь представьте себе, что убийцы вЛиттлтоне, а также в Перле (Миссисипи), Падуке

(Кентукки), Спрингфилде (Орегон) иДжунсборо (Арканзас) - все являются чернокожими

девушками из бедных семей, проживающих в Нью-Хейвене (Коннектикут), Ньюарке (Нью-

Джерси) или Провиденсе (Род-Айленд). Тогда бы все бросились обсуждать проблемы

чернокожих девочек из бедных семей, из обедневших городских центров. Тогда бы центром

внимания стали раса, класс и тендер. Средства массовой информации изобрели бы новый

термин для их поведения, как это произошло с нововведением «одичание» лет десять тому

назад, после нападения на джоггера в Центральном парке Нью-Йорка. Мы бы услышали о

культуре бедности, о том. как жизнь в городе рождает преступление и насилие. Мы бы

услышали о некой естественной склонности чернокожих к насилию. Попало бы от некоторых

и феминизму за то, что девочки теперь также проявляют насилие, тщетно имитируя поведение

мальчиков. Однако тот очевидный факт, что школьники-убийцы были мальчиками из семей

среднего класса, оказался совершенно никем не замеченным.

В упомянутых выше случаях на самом деле осталось неясным, сыграли ли какую-то роль

класс и тендер убийц, хотя преступники из Колорадо и целились в некоторых чернокожих

студентов. Но именно в этом и дело. Вообразите национальную реакцию, если бы во время

бойни чернокожие мальчишки целились в белых. Вот тогда мы нашли бы причину трагедии в

их расовой принадлежности (некоторые упомянули бы пагубность рэпа и фильмов с

насилием). Или, если бы мальчишки из бедных семей стреляли в тех, у кого есть модные

сразу стало бы ясно, что их ненависть имеет классовую природу. (Дилан Клеболд, кстати,

водил «БМВ», но это не подвигло правление школы в Денвере подумать о запрете на

вождение мальчишками машин этой марки» верно?)

С раннего возраста мальчиков учат, что насилие не просто приемлемо в качестве формы

разрешения конфликта, но и вызывает восхищение. Среди мальчишек подросткового возраста

в четыре раза больше, чем среди девочек, тех, кто считает драку приемлемой, если кто-то

ведет себя вызывающе. Половина из этих мальчишек принимали участие в драках ежегодно.

В каком-то смысле и Хэррис, и Клеболд не являлись отклонением от нормы. Наоборот, они

были супер-конформистами по отношению к нормам мужественности, предписывающим

насилие в качестве решения проблемы. Подобно настоящим мужчинам, они не просто сошли

сума. Нет. Они расквитались. (Подробнее о проблеме тендера и насилия я пищу в главе 10.)

До тех пор, пока тендер не станет видимым как для мужчин, так и для женщин, мы как

культура не сможем понять, как справляться с такими проблемами. Я не хочу сказать, что

теперь мы должны думать только о мужественности. Все эти вопросы сложны и требуют

анализа политической экономии в ситуации глобальной экономической интеграции, в

процессе трансформации социальных классов, в условиях городской бедности, безнадежности

и расизма. Но, игнорируя мужественность, позволяя ей оставаться невидимой, мы никогда

полностью не поймем эти проблемы. Не говоря уж об их решении.

Разнообразие и власть

Используя термин «тендер», я определенно намереваюсь обсуждать и мужественность, и

женственность. Но даже эти термины неточны, так как они предполагают, что существует

одно простое определение мужественности и одно простое определение женственности. Если

нашим намерением является декон-струирование идеи о том, что только тендерные различия

имеют решающее значение, тогда социально-конструкционистский анализ должен быть

направлен на исследование различий среди мужчин как группы и среди женщин. Нередко

получается, что именно эти различия оказываются более решающими, чем гендерные.

В любом обществе одновременно сосуществуют несколько значений мужественности и

женственности. Проще говоря,

американские мужчины и женщины далеко не одинаковы. Наши опыты структурированы

классом, этничностью, возрастом, сексуальностью, региональной принадлежностью. Каждая

из этих «осей» модифицирует все другие. Видимость тендера не означает, что мы превращаем

все другие организующие принципы социальной жизни в невидимые. Например, представьте

пожилого чернокожего гея, живущего в Чикаго, и молодого гетеросексуального фермера из

Айовы. У них ведь очень разные определения мужественности, не так ли? Или другой пример

22-летняя обеспеченная гетеросексуальная американка азиатского происхождения,

проживающая в Сан-Франциско, и 50-летняя белая ирландская католичка, лесбиянка из

Бостона. Наверно, у них будут разные идеи по поводу того, какой следует быть женщине?

Если тендер является переменной категорией для разных культур, в разные исторические

периоды, среди мужчин и женщин одной и той же культуры, в течение одной жизни, то мож-

но ли говорить о мужественности и женственности как о неких константах, универсальных

«сущностях», характерных для всех мужчин или для всех женщин? Если нет, то тендер надо

рассматривать как постоянно изменяемое текучее сосредоточение значений и способов

поведения. В этом смысле нам следует говорить о мужественностях и женственностях,

признавая разные определения мужественности и женственности, которые мы же и

формируем. Используя оба термина во множественном числе, мы признаем, что

мужественность и женственность обладают разными значениями для разных групп людей в

разное время.

Нам не стоит забывать и то, что не существует равных условий для формирования мужествен

ноете и иженственностей. Американки и американцы должны противостоять определениям,

выдвигаемым в качестве неких модельных мерок. Мы должны понимать, что быть мужчиной

или женщиной в нашей культуре означает быть таковым или таковой в соответствии с

определениями, противопоставляющими нас некоему набору «других» - расовых

меньшинств, сексуальных меньшинств. Конечно, для мужчины классическим «другим»

является женщина. Словно жизненный императив большинства мужчин состоит в

доказательстве того, что они навсегда и решительно не похожи на женщин.

Для большинства мужчин «гегемонное» определение мужественности выводится из модели,

предлагаемой всем мужчинам. Гегемонное определение мужественности «формируется отно-

сительно различных подчиненных мужественностей, так же как и относительно женщин», -

пишет социолог Роберт Коннелл.

Социолог Ирвинг Гоффман дал еще одно определение гегемон-ной мужественности:

«В некотором смысле в Америке существует лишь один полноценный тип мужчин: молодой,

женатый, белый, горожанин, с американского Севера, гетеросексуальный, протестант, отец, с

высшим образованием, имеющий работу, хорошей внешности, с хорошим весом простом,

недавно бывший хорошим спортсменом... Любой мужчина, не подходящий хотя бы под одну

из этих квалификаций, скорее всего, видит себя - хотя бы иногда - как человека безо всякой

ценности, как мужчину несоответствующего и неполноценного»!».

Женщины имеют дело с таким же преувеличенным идеалом женственности, который Коннелл

называет «подчеркнутой женственностью». Такая женственность формируется в согласии с

принципом тендерного неравенства и «ориентирована на приспособление к интересам и

желаниям мужчин». Принято видеть такую женственность в «выказывании большей

общительности, чем технической компетенции, а также нежной слабости в интимных

отношениях, лояльности к заигрываниям мужчин на работе и удовлетворении их стремлений

к общественному признанию, приятии замужества и заботы о детях в качестве компенсации за

дискриминацию на рынке труда»11. Такая подчеркнутая женственность усиливает тендерное

различие в качестве стратегии для «адаптации женщины к власти мужчин», в которой

основными чертами являются эмпатия (сопереживание) и нежность. «Настоящая»

женственность характеризуется как «обворожительная», и женщине рекомендовано научиться

вертеть мужчинами, знать «правила» игры и следовать им. В одном исследовании приведен

пример, как восьмилетний мальчик очень точно ухватил сущность такой «подчеркнутой

женственности» в своем стихотворении:

«Если бы я был девочкой, мне надо было бы

привлекать парней,

Делать макияж - иногда.

А также носить на себе последний крик моды -

чтобы нравиться.

Я бы не играл в спортивные игры, скажем,

в футбол или соккер.

Мне уж точно не нравилось бы вертеться

вокруг мужчины, -

а вдруг он отвергнет меня.

Но что поделать - ведь так необходимо

мужчинам нравиться»12.

Тендерное различие как «обманчивое разделение»

Разнообразие множества мужественностей иженственно-стей решительно подрывает идею о

том, что наблюдаемые нами гендерные различия возникают, когда люди разного пола зани-

мают сами по себе гендерно нейтральные позиции. Более того, тот факт, что все эти

мужественности и женственности выстраиваются в определенной иерархии по отношению

друг к другу и измеряются друг относительно друга, лишь подтверждает, что господство

создает и усиливает различие.

Межпланетная теория тендера предполагает, будь то в биологии или социализации, что

женщина всегда ведет себя по-женски, и неважно, где она при этом находится. А мужчина

ведет себя по-мужски - в любом месте. Психолог Кэрол Таврис считает, что такое бинарное

мышление приводит нас к тому, что философы назвали «законом исключенной середины».

Именно в это пространство «попадают большинство мужчин и женщин, исходя из их

психологических качеств, способностей, характера и ценностей»13. Оказывается, многие из

ежедневно наблюдаемых различий между мужчиной и женщиной - вовсе не гендерные, а

возникают в результате различий в их позициях или сферах их деятельности. Дело не в том,

что гендерно сформированный человек занимает гендерно нейтральную позицию. Именно

сама позиция обусловливает поведение, которое мы уже воспринимаем как гендерно

обусловленное. Социолог Синтия Фукс Эпстейн называет это «обманчивыми разделениями»,

так как кажется, что они обусловлены тендером, хотя на самом деле основа различий здесь

совсем вдругом14.

Возьмите, например, хорошо известные различия в моделях общения, о которых написала

Дебора Таннен в своем бестселлере «Ты просто не понимаешь». Таннен считает, что мужчина

и женщина общаются на языках своих «планет». Мужчина, чтобы продвинуться, использует

язык конкуренции, иерархии и господства. Женщина создает «паутины» общения с другими

на более мягком, «обнимающем» языке, чтобы все вокруг чувствовали себя хорошо. Дома

мужчина остается сильным и молчаливым, иногда что-то бурчит в ответ своей жене, для

которой стремление к разговору с мужем занимает важное место в создании домашней

атмосферы близости15.

Но оказывается, что тот же самый мужчина, роняющий односложные слова дома, очень

разговорчив на работе, когда находится в позиции зависимости и безвластия. Ему требуется

разговор для поддержания отношений со своим начальником. Его жена

также способна использовать язык как инструмент конкуренции для улучшения своей

позиции в корпоративной иерархии. Исследовав записанные показания признаний женщин и

мужчин в зале суда, антропологи Уильям и Джин О"Барр пришли к заключению, что

положение свидетеля более существенно влияло на стиль речи, чем гендер. «Так называемый

женский язык не является характерным для всех женщин. Во всяком случае, он не

ограничивается только женщинами», - пишут исследователи. Если женщина использует

«язык безвластия», то скорее всего «из-за того, что женщины, как правило, занимают

относительно безвластные социальные позиции в обществе»16. Многие коммуникационные

различия оказываются «обманчивыми разделениями». Просто мы очень редко наблюдаем

коммуникационные модели зависимых мужчин и женщин-руководителей.

Можно привести и другой пример из сферы образования, и об этом я подробнее пишу в главе

7. Общие различия в показателях стандартизированных математических тестов у мальчиков и

девочек привели исследователей к выводу, что у мужчин наблюдается естественная

склонность к арифметическим действиям, а у женщин есть некая «боязнь математики».

Добавьте к этому их «страх перед успехом» на рабочем месте, и оказывается, что женщины не

столь эффективны, как мужчины. У них меньше предвидений, меньше расчетов, меньше

заботы о деньгах. Популярная писательница Колетт Даулинг, автор бестселлера «Комплекс

Золушки» (1981), пишет, что при всей своей явной амбициозности, компетентности и

достижениях женщина «на самом деле» ждет своего Принца. Он спасет ее, и они вместе

встретят романтический закат солнца. Затем последует будущее, в котором она будет

пассивной и беспомощной - именно об этом женщина втайне всегда мечтает. Недавно

Даулинг взяла интервью у 65 женщин, которым уже далеко за пятьдесят, и обнаружила, что

лишь у двух из них есть план предпенсионных инвестиций. Обанкротившись после

нескольких бестселлеров и оставшись снова в одиночестве, Даулинг считает, что это

произошло с ней по причине «конфликтов с чувством зависимости». «Дух денег в нашей

культуре связан с мужественностью, - сказала она в своем интервью. - У женщины

создается ощущение, что для своей собственной выгоды и независимости она никогда не

должна связывать себя отношениями». Но из-за врожденной женственности, в конце концов,

женщина сама себя приговаривает к последующим неприятностям17.

Однако, согласно эксперту по финансам Джейн Брайант Квинн, такие утверждения

противоречат всем доступным

женщины социально более приемлемо не распоряжаться собственными деньгами, - ответила

она тому же журналисту. - Но ведь Y-хромосома - это не хромосома управления деньгами.

Все исследования показывают, что, если контролируются такие переменные, как заработок,

возраст и опыт, женщины не отличаются в этом отношении от мужчин. В возрасте 23 лет,

выходя на рынок труда, все в равной степени чувствуют себя сложно. Но если женщины не

продолжают работать, они будут знать о финансах меньше и меньше, в то время как

мужчины, продолжая работать, будут знать о финансах все больше»18. Так что именно наш

опыт, а не тендер определяет, как мы будем управляться со своими пенсионными

сбережениями.

А что же по поводу огромных тендерных различий, обнаружившихся на рабочем месте

(подробнее в главе 8)? Мужчины, как мы повсюду слышим, являются конкурентоспособными

социальными верхолазами, использующими каждую возможность продвинуться, женщины же

Склонные к кооперации «создатели коллективов» и могут даже страдать от «страха перед

успехом». Но пионерское исследование Розабет Мосс Каптер в книге «Мужчины и женщины

корпорации» показывает, что тендер имеет значение куда меньшее, чем возможности. Когда у

женщины те же самые возможности, связи, наставники и шансы для продвижения, что и у

мужчины, то она ведет себя подобно мужчине. Женщины не добивались успеха не потому,

что боялись его, а потому, что не обладали достаточными возможностями. Когда у мужчин не

было соответствующих возможностей, то они вели себя стереотипно «по-женски»19.

Наконец, вспомним наш опыт в семье (подробнее в главе 6). Мы ведь предполагаем, что

женщины социализированы для воспитания и материнства, а мужчины должны быть сильны-

ми и молчаливыми, относительно эмоционально сдержанными арбитрами справедливости в

семье. Поэтому женщины и должны выполнять работу «материнства», поскольку у них такая

социализация, - именно так все мы думаем. И снова социологическое исследование

показывает, что наше поведение в семье меньше относится к тендерной социализации, а боль-

ше-к тем семейным ситуациям, в которых мы находимся.

Например, исследование социолога Кэтлин Герсон показывает, что тендерная социализация

не очень помогает в объяснении семейного опыта женщины. Лишь немногим более половины

женщин, выражавших желание стать неработающими

матерями, действительно это сделали. И лишь немногим более половины женщин,

заинтересованных в полноценной карьере, сумели ее сделать. Оказалось, что стабильность

брака, доход мужа, опыт женщины на рабочем месте и сеть социальной поддержки - все это

намного больше влияет на выбор в пользу материнства или полной занятости20.

С другой стороны, исследование социолога Барбары Риз-ман показало, что, несмотря на

тендерную социализацию, преуменьшающую значение эмоциональной отзывчивости и вос-

питания детей, большинство отцов-одиночек способны на умелое «материнство». Такие отцы

не нанимают женщин для ухода за детьми, а сами выполняют типично женские работы по

дому. Ризман нашла слишком мало различий между одинокими отцами и матерями

(неженатыми или состоящими в браке), когда речь заходила об их домашних обязанностях, о

том, как они общались с детьми или даже какое участие они принимали в эмоциональном и

интеллектуальном развитии своих детей. Родительский стиль мужчин в действительности

практически не отличался от женского, и это позволило Ризман утверждать, что «мужчина

может выполнять материнские функции и что совсем не является необходимостью, чтобы

воспитателем ребенка была обязательно мать, а не отец»21.

Все эти данные позволяют взглянуть на наши исследования в новом свете. Например, были

обнаружены значительные различия в объеме стресса, который мужчина и женщина испы-

тывают каждый день. У женщины оказывался более высокий уровень стресса и меньшее

количество дней, «свободных от стресса», чем у мужчин. Дэвид Альмейда и Рональд Кесслер

резонно заключили, что это не является следствием биологически обусловленных различий и

показателен Меньшей приспособленности женщины к управлению стрессом. Скорее, данные

указывают на то, что у женщины в жизни намного больше стрессовых ситуаций, так как она

должна балансировать между семьей и работой больше, чем мужчина22.

Результаты исследования Альмейды и Кесслера газеты опубликовали с фанфарным треском.

Они раструбили про новые и значительные тендерные различия. Но на самом деле речь шла о

том, что женщина «занята домом, ремонтом, карьерой мужа, своей работой, и да, конечно, -

детьми». Мужчина же, наоборот, может ответить на вопрос «Как дела на работе?», но не

больше23. Ученые опросили семейные пары, мужа и жену, по поводу их реакций на такие

«стрессоры». Каковы бы были результаты исследования, если бы опрос проводился среди

матерей- и отцов-одиночек? Думаете, обнаружились бы значительные тендерные различия?

Скорее всего, оказалось бы, что и мужчина, и женщина с нагрузками работающего родителя

имели бы одинаково высокий уровень стресса. Снова статистические различия генерирует

структура, а не тендер.

Из всего этого, вслед за Ризман, можно сделать вывод о том, что «если женщину и мужчину

поставить в одинаковые структурные условия и ролевые ожидания, то эмпирически наблюда-

емые тендерные различия растворились бы в их опыте»24. Я не совсем в этом убежден. Все же

есть некоторые различия между женщиной и мужчиной, в конце концов. Возможно, как пред-

полагает исследование Ризман, эти различия не так уж огромны, решающи и не подвластны

социальным изменениям. Но все же они есть. В этой книге я хотел бы рассмотреть именно те

сферы нашей жизни, в которых, как нам всем кажется, существуют тендерные различия, а их

на самом деле нет, а также те сферы нашей жизни, в которых тендерные различия важны и

имеют решающее значение.

Значение средних различий

Очень мало различий между мужчиной и женщиной «встроены» во всех мужчин и во всех

женщин. Тем не менее, мы с большой готовностью подмечаем различия между мужчинами и

женщинами, когда речь идет об уровне агрессивности, эмоциональной выразительности,

физической силы, математических или филологических способностей, уходе за детьми и

воспитании. Неверно было бы сказать, однако, что все мужчины (и ни одна женщина)

агрессивны, физически сильны и способны к математике и естественным наукам или что

только женщины (и ни один мужчина) способны на уход и воспитание детей, более

выразительны в словесном и эмоциональном планах. Говоря о тендерных различиях, мы

имеем в виду средние данные, или различия в среднем по мужчинам и женщинам.

Эти средние показатели говорят нам о различиях между двумя группами, но ничего не

говорят о самом распределении, в частности распределении значений среди мужчин и среди

женщин, которое может быть огромным. Ведь существует огромное количество заботливых и

эмоционально выразительных мужчин и немало агрессивных и физически сильных женщин

(см. рис. 1.1). В действительности все исследования по атрибутам женственности и

мужественности показывают огромные сред-

нестатистические различия внутри обеих категорий, значительно превышающие различия

между ними. Мы склонны к среднестатистическим различиям, но они нам могут рассказать

куда меньше, чем мы ожидаем.

Мы лишь думаем, что они нам показывают «межпланетные» различия между полами. Эта

«межпланетная» теория тендерных различий говорит о том, что наблюдаемые нами различия

между мужчинами и женщинами имеют решающий характер и порождены физическими

различиями в мужской и женской биологиях.

Например, сама идея, будто мы с разных планет, что наши различия глубоки и непреодолимы,

имеет политическое измерение. Когда мы называем «другой» пол «противоположным», мы

затеняем то, что для нас является общим. Антрополог Гейл Рубин пишет:

«Мужчина и женщина, конечно, различны. Но не настолько, как день и ночь, земля и небо,

инь и ян, жизнь и смерть. С точки зрения природы, оба пола ближе друг к другу, чем к чему-

либо другому, например, к горам, к кенгуру или кокосовым пальмам... исключительная

тендерная идентичность является не выражением естественных различий, а, напротив,

результатом подавления естественного сходства между полами»^.

сходство различие-

Рис. 1.1. Схема распределения взаимопересекающихся черт характера, ценностей и поведения в

зависимости от тендера. Хотя усредненные различия могут проявиться во многих характеристиках, эти

графики распределения дают возможность предположить гораздо большее сходство между мужчинами

и женщинами и гораздо большую изменчивость характеристик среди мужчин и среди женщин.

Межпланетная теория тендерного различия является важной не потому, что она верна

(гораздо чаще она ошибочна), а потому, что как культура мы отчаянно хотим верить в ее

истинность. Таким образом, социологический вопрос о тендере лежит не

2 Тендерное общество

в области социологии тендерных различий, т.е. не в объяснении их физиологического

происхождения, но в области социологии знания, которая может ответить на вопрос о том,

почему же тендерные различия так важны для нас, почему мы так упорно цепляемся за эту

идею, почему мы выбрасываем миллионы долларов на книги, «раскрывающие» нам тайны

глубоких различий между мужчиной и женщиной, но никогда при этом не купим книгу, в

которой нам говорят: «Слушайте, мы же все земляне!» Именно об этом моя книга.

Практически все доступные исследования по социальным вопросам и вопросам человеческого

поведения предполагают, что мужчина и женщина - с разных планет, с Марса и Венеры. А

дело-то в том, что мы с одной планеты Земля. Мы не принадлежим к противоположным

полам. Наоборот, у нас больше общего, чем различий.

Политика различий и господства

Межпланетная теория тендерных различий предполагает, что тендер - это свойство

индивида, элемент его персональной идентичности - верим ли мы в биологическую

предопределенность тендерного различия или в его культурную обусловленность. Но это

лишь половина всей истории. Я считаю, что индивидуальности - мальчики и девочки -

«гендеризуются», т.е. обучаются «соответствующему» поведению и привычкам, связываемым

в нашем сознании с гегемонной мужественностью и преувеличенной или «подчеркнутой

женственностью». Потом каждый из нас видоизменяет эту «траекторию» так, как каждому

или каждой из нас это удобно по жизненному пути. В каком-то смысле каждый и каждая из

нас заключает «свой личный контракт» с доминирующими определениями мужественности и

женственности. Именно по этой причине мы столь привязаны к тендерным стереотипам и

столь ревностно их защищаем. Мы верим, что они в действительности объемлют наш с вами

Но мы заключаем сделку не сами, не в гендерно нейтральных социальных институтах и

сферах. Социальные институты нашего мира - рабочее место, семья, школа, политика - так-

же являются гендеризованными институтами. Именно в этих сферах доминантные

определения усиливаются и репродуцируются, именно в этих сферах применяются

дисциплинарные санкции к «отклоняющимся от нормы». Мы становимся гендеризованными

индивидами в тендерном обществе.

Говорить о тендерном обществе - это не то же самое, что указывать на символические

аналогии между формой космических ракет, небоскребов и определенной частью мужской

анатомии. Иногда функция превалирует над символической формой. Более того, она лишь

частично соотносится с метафорами тендера, когда мы говорим о других сферах нашей

деятельности, как, например, о мире спорта, секса, войны и работы. Каждая из этих сфер

использует свой язык.

Говоря, что живем в гендеризованном обществе, мы подразумеваем, что организации, из

которых состоит наше общество, развивают те способы, с помощью которых они

воспроизводят различия между мужчиной и женщиной, а также мужское господство. С

институциональной точки зрения мы можем увидеть, каким образом демонстрация и

воспроизводство мужественности организуют структуру рабочего места. Временная и

пространственная организация работы зависит от разделения сфер (дистанция между работой

и домом и факт, что прежде всего женщина обеспечивает уход за детьми).

Как и в случае с невидимостью гендеризованной идентичности, предположение о тендерной

нейтральности институтов общества лишь укрепляет тендерную политику таких институтов.

Оно даже поддерживает наше мнение, что, если предоставить индивиду больше возможностей

в его или ее тендерном поведении, он или она будут более успешными в таких гендерно

нейтральных институтах. И это значит, что мы предполагаем, будто наилучшим способом

избавления от тендерного неравенства в высшем образовании или на рабочем месте является

продвижение «одинаковости» - мы неравны просто потому, что отличны друг от друга.

Однако именно здесь, в гендерно структурированных институтах, и возникает дилемма -

политическая и личная - для женщин. Такой путь никогда не приносит им победы на

рабочем месте, в армии, в политике, в спорте. Эти сферы уже сформированы таким образом,

что они воспроизводят и поддерживают определенные модели мужественности. Если ддк

достижения успеха женщина становится «подобной мужчине», то считается, что она

пожертвовала своей женственностью. Если же она отказывается от такой жертвы, то ее

воспринимают как отличающуюся от мужчины. И, таким образом, тендерная дискриминация

становится легитимной в сортировке людей на различные категории26. Преуспевшая женщина

подвергается наказанию за то, что она «утеряла» свою женственность. Ее не воспринимают

как потенциального партнера в личных отношениях, ее прозывают

лесбиянкой, ее вычеркивают из списка гостей. В 1960-е гг. на первых женщин в армии, в

военных школах и даже в Принстоне и Йеле смотрели как на «менее» женственных, как на

неудачниц в смысле истинной женской карьеры. Будь они более «удачливы» в этом смысле,

то их бы считали менее способными солдатами или студентами27. Таким образом, гендерное

неравенство ставит женщине двойную ловушку - двойную, поскольку она выстроена на

идеях тендерного различия и институциональной гендерной нейтральности.

В этой двойной ловушке существует и личный аспект. Часто мужчину шокирует, что его жена

забивает шкаф одеждой, но при этом постоянно жалуется, что ей «нечего носить». Мужчине

такое поведение кажется странным, как и поведение инопланетянина. Ведь мы, мужчины,

обходимся лишь несколькими рубашками и к ним - пятью или шестью галстуками разных

цветов. Голубой, сер ый, черный - что же сложного в том, чтобы одеваться хорошо?

Женщина, работающая в гендеризованном институте, носит одежду, «обозначающую» что-то.

Она посмотрит на деловой костюм и скажет себе: «Нет, выгляжу грузновато, и в таком

костюме меня никто серьезно не воспримет как женщину!» Поэтому она купит костюмчик

поменьше размером и подумает: «В этом я чуть постройнее, и все на меня будут смотреть как

на женщину, но тогда уже не отнесутся серьезно как к работнику», В любом случае -

деловой корпоративный работник или сексуальная милашка - женщина проигрывает, так как

место работы само по себе уже гендерно сформировано, и стандарты успеха, включая манеру

успешно одеваться, тоже являются тендерными.

И различие, и господство производятся и воспроизводятся в наших социальных

взаимодействиях, в институтах общества, в которых мы живем и работаем. Хотя различия

между нами не столь уж велики, как мы привыкли считать, они становятся важными в наших

ожиданиях и наблюдениях. В этой книге я исследую эти различия - реальные и важные, а

также те, которые нами придуманы и не являются важными в нашей жизни, Я пишу о том,

какими путями гендерное неравенство обеспечивает основы для формирования идей

тендерного различия. И наконец, я попытаюсь показать воздействие гендера на нашу жизнь -

как тендер формирует каждую и каждого из нас, нашу жизнь и наше общество.

Объяснения гендера

Предназначено природой. Биология

формирует пол

Он прирожденный дьявол, и напрасны Мои труды и мягкость обращенья.

Напрасно все!

Уильям Шекспир

Опра: Вы верите в перемены в обществе, если появятся безусловные доказательства, что вы родились

именно таким?

Один из близнецов, гей: Было бы легче... с признанием. Вы же понимаете, что люди все еще не

признают ни черных, ни испаноязыч-ных, ни инвалидов... люди не признают и тучных.

Опра (с досадой): Вот про это я как-то забыла. Давайте сделаем перерыв.

Из шоу Опры Уинфри

Зигмунд Фрейд известен не только разгневанным вопросом «Женщина - чего же она

хочет?», но и своей самой знаменитой аксиомой «Анатомия - это судьба». Остается

неясным, насколько Фрейд руководствовался желанием быть понятым в буквальном смысле.

Тем не менее, среди биологов очень многие уверены в том, что анатомические различия

имеют решающее значение и что они являются основой различий между опытом -мужчины и

опытом женщины. Недавно один исследователь выразил твердое убеждение в том, что

«различия между мужчиной и женщиной в конце концов найдут подтверждение на уровнях

строения клетки и анатомии человеческого мозга»1. Для биологов не звезды, не мы сами, как

об этом заявил Цезарь Бруту, а наши клетки определяют человеческое поведение.

Доводам биологов отводится значительное место в толкованиях как тендерных различий, так и

тендерного неравенства. Во-первых, в них есть привкус «истинной» науки. Именно

«объективные научные факты» служат основанием биологических теорий, и поэтому

аргументы ученых-естественников воспринимаются как исключительно убедительные. Во-

вторых, интерпретации биологического характера вроде бы совпадают

и с собственными наблюдениями: мы воспринимаем женщин и мужчин разными практически

всегда - и чаще настолько разными, словно они существуют в разных мирах.

Биологическим истолкованиям присуща и определенная концептуальная стройность.

Социальные отношения между мужчинами и женщинами (гендерное неравенство) выглядят

как непосредственное и неизбежное производное от различий между полами. Биологи

уверяют нас в том, что существующее следует воспринимать как должное и что социальное

основано на естественных различиях. Наконец, нас убеждают и в том, что существующие

системы неравенств возникли не по нашей вине и на самом деле здесь вообще некого винить.

Разве мы можем нести ответственность за свои действия - все дело в нашей природе!

(Именно такие утверждения можно услышать от консерваторов и либералов, от феминисток и

женоненавистников, от гомофобов и гомосексуалов.) Более того, если эти объяснения верны,

то ни количество политических инициатив, ни уровни социальных затрат, ни значительные

трансформации в политическом курсе общества не изменят отношений между мужчинами и

женщинами.

В этой главе я рассмотрю лишь некоторые данные, используемые биологами для

демонстрации естественных, биологически обусловленных половых различий. Я также

обращусь к вопросу о способах формирования тендерного неравенства как социального и

политического устройства, напрямую исходящего из такого понимания различий.

Биологические различия могут рассказать нам многое про типы поведения мужчин и женщин.

Но именно поиски доказательств и исследования учеными таких различий могут поведать нам

многое и о культуре, к которой мы принадлежим, и о том, во что и почему мы так отчаянно

желаем веровать.

Биологические различия: тогда и теперь

Поиски доказательств, что различия между мужчиной и женщиной имеют биологическое

происхождение, не являются чем-то новым. Новизна же - по крайней мере, за последние

несколько столетий - заключается в том, что именно ученые стали играть центральную роль

в исследованиях «естественных различий» между мужчиной и женщиной.

До XIX в. толкования тендерных различий большей частью оставались прерогативой теологов

Бог создал мужчину

и женщину с различной целью, и поэтому репродуктивные различия являются

основополагающими. Например, преподобный Джон Тодд противился и политической

эмансипации женщин, которая «перевернет законы самого Бога», и тем, кто ее поддерживал,

убеждая женщин, что они «обретут независимость, благосостояние и признание в мужском

мире, в то время как их безопасность и счастье состоят в терпении, любви и верности, а также

в исполнении своих обязанностей и поддержке отношений, присущих женскому миру»2.

К концу XIX в., под влиянием работ Дарвина и зарождающейся эволюционной биологии, к

дебатам подключились ученые, вооруженные своими новейшими открытиями. Некоторые

считали, что работа и учеба противопоказаны женщине по причине биологических процессов

в женском организме. Например, в книге «Советы врача по женскому здоровью» (1871) док-

тор У.Л.Тейлор призывал женщин отдыхать дома по меньшей мере пять или шесть дней

каждый месяц:

«Мы не можем не настаивать на важности того, чтобы женщины воспринимали свои

месячные как периоды нездоровья, когда простые занятия надобно приостановить или

изменить... Длительные прогулки, танцы, покупки в магазинах, катание на лошадях и участие

в вечеринках - независимо от обстоятельств, всего этого необходимо избегать в

определенные дни месяца»3.

В своей революционной работе «О происхождении видов» (1859) Дарвин поставил несколько

вопросов. Каким образом происходит развитие определенных видов? Почему среди них

существует поразительное разнообразие? Почему некоторые виды в чем-то отличаются от

других, а в чем-то схожи? Дарвин ответил на эти вопросы, сформулировав закон

естественного отбора. Вид приспосабливается к изменяющейся окр> «ающей среде. Те виды,

которые хорошо адаптируются к среде, являются наиболее успешными в репродукции, т.е.

адаптивные характеристики вида передаются следующему поколению, в то время как менее

адаптирующийся вид прекращает репродукцию своих характеристик. Эти процессы

происходят абсолютно со всеми видами, и те индивидуумы, которые наилучшим образом

приспособлены к окружающей среде, передают свои гены следующим поколениям. Виды

всегда изменяются, всегда адаптируются.

Эта теория была еретической с теологической точки зрения, для тех, кто верил в

божественное происхождение - неизменяемое и неизменное - всего живого на планете,

включая человека. Дарвин сам верил, что различия между особями мужского и женского пола

в классах животного мира, стоя-

щих по иерархии ниже человека, остаются характерными и для человеческого рода.

«Возможно, женщина отличается от мужчины в психических склонностях, главным образом

втом, что она более нежна и менее себялюбива», - писал он в «Происхождении человека».

Мужская конкурентность, амбиции и себялюбие, «вероятно, имеют хоть и неудачное, но

естественное происхождение. Основное различие в интеллектуальных возможностях

проявляется в том, что по сравнению с женщиной мужчина достигает гораздо больше в любом

начинании, будь то необходимость в глубоких размышлениях, здравом смысле, воображении

или просто в использовании чувств и рук»4.

Когда же биологическим различиям между мужчиной и женщиной был придан статус

научного факта, писатели и критики объявили любые усилия по изменению социального

неравенства и дискриминации женщин нарушениями «законов природы». Многие авторы

утверждали, что борьба женщин за право участия в общественной жизни - за право работы,

итогом их заблуждений, что политические и социальные стремления не следует ставить выше

того предназначения, для которого и создано женское тело. Как написал преподобный Тодд,

женщины не были бы в такой степени исключены из участия в выборах, рынка труда или

системы высшего образования, если бы не следовало «освободить их от определенных

сложностей, выпавших на долю мужчин»5. Эту позицию наилучшим образом выразил

участник дебатов по вопросу женского суфражистского движения в Сакраменто (Калифорния)

«Я выступаю против женского суфражизма из-за того бремени, которое иначе ляжет на

женщину. Ее изящной природе уже и так немало достается. Хрупкий организм женщины, и

так естественным образом ослабляемый от постоянного давления на ее природу, слишком

часто подвергается болезням, вызванным чересчур сильной нагрузкой на ее психику. Страсть,

любовь, амбиции - всего этого слишком много для ее ослабленного состояния, из-за чего так

часто подрывается здоровье и случаются ранние смерти»6.

Представители социальных наук быстро присоединились к хору биологов, и особенно активно

выступили социал-дарвинисты, укоротив эволюционное время с десятков и сотен тысячелетий

до одного или двух поколений и растянув причинно-следственные объяснения от орнитологии

до наук о человеке. Социал-дарвинисты стремились к легитимации своих

теорий, используя закон естественного отбора так, как сам его создатель Чарльз Дарвин и

предположить не мог. Они исказили его идею, выдвинув положение об основополагающих

биологических различиях между расами, нациями, семьями и, конечно, между мужчиной и

женщиной. Например, выдающийся французский социолог Густав Ле Бон, позже ставший

известным благодаря своей теории коллективного разума и иррациональности толпы,

утверждал, что разное строение мужского и женского мозга позволяет объяснить различия

между мужчиной и женщиной. В 1879 г. он писал:

«У большинства разумных сообществ, как, например, среди парижан, встречается очень

много женщин, чей мозг по размерам ближе к мозгу гориллы, чем к самому развитому мозгу

мужчины... Сегодня все психологи, исследующие интеллектуальные способности женщины,

признают, что она представляет собой более низкую эволюционную форму и что она ближе к

ребенку и дикарю, чем к взрослому цивилизованному мужчине. Она превосходит мужчину в

изменчивости, непостоянстве, отсутствии мысли и логики, а также в неспособности к

разумным действиям. Без сомнения, существуют и выдающиеся женщины, намного

превосходящие среднего мужчину, но их появление столь же исключительно, как и явление

на свет любого уродства, как, например, рождение гориллы о двух головах»7.

Много дискуссий происходило и по вопросу, насколько женщина способна к образованию,

особенно среднему и высшему. Так, один писатель предположил, что женщина «со средним

мозгом» может достичь интеллектуального уровня среднего мужчины «только за счет своего

здоровья, эмоций и морального состояния». Другой же предвещал, что университетское

обоазование приведет к укрупнению и отяжелению мозга женщины, но при этом у нее

сожмется матка. Самым знаменитым ученым-обществоведом, присоединившимся к этой

дискуссии, был, вероятно, Эдвард К. Кларк, выдающийся гарвардский профессор и

специалист в области образования. В бестселлере «Пол в образоьании, или Справедливая

возможность для девушек» (1873) Кларк доказывал необходимость исключения женщины из

высшего образования, ибо природа наложила на ее тело величайшие репродуктивные

обязанности. Согласно предсказанию Кларка, с доступом к высшему образованию женщины

потеряют способность к воспроизводству, и «не нужно быть пророком, чтобы предсказать

будущее, когда жен, которые должны будут стать матерями в нашей республике, придется

доставлять из-за океана»8. (Намек Кларка на угрозу цивилизации со стороны иммигрантов,

чьи репродук-

тивные показатели выше, чем у белых коренных жителей, характерен для расизма и сексизма

того времени.)

Каковы же основания для таких абсурдных утверждений о биологии женщины? Они просты.

Оказалось, что женщины с высшим образованием гораздо реже выходят замуж и рожают

меньше детей, чем женщины без высшего образования. Отчего же это происходит, как не от

ссохшихся маток и отяжелевших мозгов? Оказалось, что целых 42% женщин, попавших в пси-

хиатрические заведения, имели высшее образование, а среди мужчин - лишь 16%.

Получается, высшее образование сводит женщину с ума. Конечно, сегодня существует и

другое объяснение фертильности и психических заболеваний среди женщин с высшим

образованием, связанное с увеличившимся полем возможностей и амбициями,

порождающими дополнительные фрустрации, а вовсе не с ссохшимися матками. Утверждения

же Кларка остаются поразительным примером того, как можно использовать корреляции в

агрегированных данных социальных наук в откровенно политических целях.

Имплицитный консерватизм аргументов, приведенных здесь в качестве примера, был так же

очевиден на рубеже XIX и XX столетий, как и в наше время. «Как так получилось, что во всем

мире женщина оказалась в подчинении мужчине?» - спрашивал Джеймс Лонг и ответил

самому себе: «Подобно негру, существу неизменно низшему по отношению к белой расе до

конца времен, женщина по своей природе, из-за своего пола, приговорена к подчиненному

состоянию. Никакие иные возможности, а только это состояние подчинения дает женщине

счастье просто потому, что таков закон ее природы»9.

Сегодня биологи добывают свидетельства главным образом из трех областей исследований: 1)

эволюционной теории, от социобиологии до «эволюционной психологии»; 2) исследований

мозга; 3) эндокринологических исследований половых гормонов в пренатальный период и

затем в период половой зрелости человека. Вторая и третья области имеют значение также для

обоснования биологически обусловленных различий между гетеро- и гомосексуалами,

которое, как мы увидим, также часто приводится в тендерных терминах

Эволюционный императив:

от социал-дарвинизма к социобиологии

Прошли времена Дарвина, и эволюционная биология постепенно отошла от наиболее очевидных

политических стремлений

социал-дарвинизма. Однако развитие социобиологии в семидесятых годах прошлого столетия

возродило интерес к аргументации эволюционистов. Эдвард Уилсон, гарвардский профессор

энтомологии и основатель социобиологии, расширил диапазон изучения от поведения

человека до поведения насекомых. По его мнению, все создания «подчиняются»

«биологическому принципу»; все различия в темпераменте (личности, культурах) возникают

вследствие биологического развития существ в процессе эволюционного отбора. При этом

возникающие различия естественного происхождения становятся источником социальной и

политической организации обществ, которые мы наблюдаем на сегодняшний день. Уилсон и

его коллега, психобиолог Ричард Докинс, выразили эту мысль следующим образом: «Экс-

плуатация женщины зарождается именно здесь». Культура тут почти ни при чем, так как, по

мнению Уилсона, «гены держат культуру на поводке»".

В вопросе о различиях социобиологи обращают особое внимание на сексуальность женщины

и мужчины. По их мнению, различия в женском и мужском сексуальном поведении явились

результатом многих веков эволюционного развития. Эволюционный успех предполагает, что

все особи вида - сознательно или бессознательно - стремятся передавать свои гены дальше.

Таким образом, особи мужского и женского пола развивают репродуктивные «стратегии» для

обеспечения передачи своего генетического кода следующим поколениям. Говоря о

«стратегиях», социобиологи подразумевают намерения и выбор. Так создается впечатление,

будто наши гены одарены некоей инструментальной рациональностью и каждая клетка

действует или по-мужски, или по-женски. Социобиологи полагают, что различия,

наблюдаемые между мужчиной и женщиной на сегодняшний день, чвилксь результатом веков

эволюционных стратегий выбора.

Возьмите, например, размер и количество самих репродуктивных клеток. Добавьте к этому

относительные затраты мужчин и женщин на производство здорового потомства и - presto!

Вам все станет ясно про различия в сексуальном поведении мужчины и женщины во время

типичной студенческой тусовки в предстоящие выходные. «Он» производит миллиарды

крошечных сперматозоидов. «Она» производит относительно гигантскую яйцеклетку. Успех

мужчины зависит от его способности оплодотворить огромное число яйцеклеток. По этому

«сценарию», самец должен оплодотворить как можно больше яйцеклеток, пока его жизни не

придет конец. Так у мужчины формируется «природная» склонность к промискуитету.

Женщине же, напротив, требуется лишь одно успешное сношение для оплодотворения

яйцеклетки, поэтому у нее вырабатывается склонность к исключительной избирательности

относительно того, кто ©кажется ее счастливым избранником. Более того, женщина должна

инвестировать намного больше энергии в беременность и кормление грудью. У нее получает-

ся больше репродуктивных «затрат», которые и определяют ее репродуктивные стратегии.

Поэтому женщине присуща склонность к моногамии и выбору мужчины, который станет

наилучшим отцом для своего потомства: «Женщина ищет замужества, чтобы

монополизировать не сексуальность мужчины, а прежде всего его политические и

экономические ресурсы. Таким образом она гарантирует будущее своих детей (носителей ее

генов)», - утверждает журналист Энтони Лейнг. А психобиолог Доналд Саймонз считает,

что женщина и мужчина обладают различными «сексуальными психологиями»:

«Женщина, подобно самкам других видов в мире животных, делает относительно крупную

инвестицию в производство и выживание своего потомства. Мужчина, напротив, может

обойтись малостью. Поэтому их отношение к сексу и воспроизводству аналогично

сексуальному поведению животных. Женщине следует быть более привередливой и

постоянно сомневаться в правильности выбора, так как именно ей предстоит иметь дело с

последствиями неверного решения. Мужчине же надо быть менее разборчивым, более

агрессивным и развить вкус к разным и многим партнершам, так как он меньше рискует».

Итак, утверждает Саймонз, нет ничего удивительного в том, что «именно это мы и видим».

«Естественный отбор способствовал сексуальному возбуждению самца при виде самки. При

этом самка человека, беременея, подвергается невероятному риску сточки зрения энергии и

времени. Отбор благоприятствовал развитию у женщин тенденции быть разборчивыми как в

отношении сексуальных партнеров, так и обстоятельств копуляции» .

Моногамной женщине приходится решать основную проблему, а именно - как же принудить

этого упрямого негодяя-мужчину, предпочитающего заниматься оплодотворением других самок, к

выполнению домашних обязательств перед женой и детьми. Ее стратегия состоит в требовании

эмоциональных, а следовательно, и родительских обязательств от партнера прежде самих

сексуальных отношений. В этой логической цепочке полностью детерминирована не только

моногамия женщины, но и связь ее сексуального поведения с эмоциональными обя-

зательствами, из-за чего она всеми способами вытягивает из промискуитетного мужчины

обещания в любви и преданности, прежде чем окончательно ему отдаться. В мужчине же

генетически заложен промискуитет сексуального хищника, и он всегда на охоте ради самой

возможности новых сексуальных завоеваний. У женщины, наоборот, биологически

обусловленные моногамия, фантазии о романтической любви и преданности неразрывно

связаны с сексуальным поведением и предполагают сексуальную сдержанность,

преодолеваемую лишь после данной мужчиной рыцарской клятвы верности и преданности.

Эволюционисты используют и другие данные репродуктивной биологии для того, чтобы

толкование биологических различий между мужчиной и женщиной заодно стало бы объяс-

нением социального неравенства между полами. Например, разделение сфер деятельности,

оказывается, коренится в далеком начале эволюции: «В обществе охотников и собирателей

мужчины охотятся, а женщины остаются дома. Это распределение функций сохраняется в

большинстве аграрных и индустриальных обществ. Уже исходя только из одного этого,

можно утверждать, что такое разделение имеет генетическое происхождение, - пишет

Эдвард Уилсон. - По моим собственным догадкам, эта генетическая склонность настолько

интенсивна, что и в будущем она будет служить причиной значительного разделения труда

даже в наиболее свободных и наиболее эгалитарных обществах»13.

Лайонел Тайгер и Робин Фокс подчеркивают значимость социальных требований к мужчине и

женщине в течение эволюционного перехода к обществу собирателей и охотников. Во-

первых, охотничье сообщество должно строиться на принципах солидарности и

сотрудничества, а это требу* т прочных связей между охотниками. Биология женщины,

особенно менструальный цикл, становится ее значительным недостатком в таком требующем

согласованности действии, как охота. Более того, само присутствие женщин опасно - с их

близостью конкуренция и агрессия среди мужчин нарушают принцип мужского

сотрудничества. Женщин одолевает также и «материнский инстинкт». Следовательно, имеет

смысл, чтобы охотились именно мужчины, а женщинам пристало оставаться дома и растить

По мнению этих ученых, благодаря таким различным репродуктивным стратегиям и

эволюционным императивам постепенно возникли разные типы темперамента и личности,

каковые мы и наблюдаем у мужчины и женщины. Самой последней

реинкарнацией социобиологии является так называемая «эволюционная психология»,

объясняющая психологические различия между мужчиной и женщиной их разными

эволюционными траекториями. Мужчина считается более агрессивным, склонным к

контролю и управлению благодаря навыкам, «отполированным» веками его эволюции в

функциях охотника и воина. В то же самое время женщина занималась лишь воспитанием

детей и домашними делами, что и сделало ее более сенситивной, более эмоциональной и

более пассивной15.

Наконец, ученые пытаются найти объяснение различного поведения мужчины и женщины в

межвидовой агрессии и насилии. Например, психобиолог Дэвид Бараш сочетает социо-

биологию с банальностями движения «Нью-Эйдж»*, утверждая, что «гены помогают себе

сами своим хорошим поведением». К сожалению, это не обязательно означает хорошее

поведение по отношению к другим. Эгоистичные гены не знают такого золотого правила.

Например, Бараш объясняет сексуальное насилие репродуктивной адаптацией мужчин, у

которых никак не получается найти объект своего ухаживания. На основе своих исследований

поведения скорпионов и диких уток Бараш, Торнхилл и другие эволюционисты утверждают,

что мужчины-насильники удовлетворяют генетически заложенную в них потребность в

воспроизводстве единственным известным им способом. «Возможно, насильники из рода

человеческого по-своему и, с точки зрения закона, неверно делают все, что в их силах, чтобы

наилучшим способом приспособиться к своей ситуации», - пишет Бараш. Оказывается,

насилие - это тот же половой акт, но он обусловлен иной «адаптивной» репродуктивной

стратегией менее удачливого самца. Если мужчина не способен передать свой генетический

материал через соблазнение, то выходом для него оказывается насилие16.

Так что не стоит винить мужчин и даже их генетические императивы. Виноваты-то женщины,

«так как самки отказывают конкурирующим самцам во время овуляции, и принуждение

нежелающей самки стало приемлемой стратегией для достижения копуляции», - пишут

Ричард Александер иК.М.Нунен.

* Культурное движение «Нью-Эйдж» (New Age, в буквальном переводе с английского - «Новый век»)

объединяет различные идеи и методики, направленные на изменение человека и его представлений о мире, обучает сознательному отношению к жизни, а также умению получать удовольствие от жизни, радоваться ей и

находить в ней смысл. Сформировалось в начале 1970-х гг. - Прим. ред.

Если бы женщины были ну хоть чуть покладистей, то мужчинам не пришлось бы прибегать к

насилию как одной из своих репродуктивных тактик17.

Социобиология - повествование в жанре «только так»

Естьликакой-тосмыслвдоводахэволюционистов?Укрепляют ли их данные представления о

непримиримых различиях между мужчиной и женщиной, с необходимостью сформированных

в условиях эволюционной адаптации? В рассуждениях эволюционистов присутствует некая

интуитивная притягательность. Они придают нашему современному опыту вес истории и

науки. Однако в этих рассуждениях слишком много ляпсусов, чтобы счесть их достаточно

убедительными.

Теория может скрупулезно описывать замысловатые ритуалы спаривания фруктовых мух или

диких птиц и вроде бы быть применимой и к знакомству двух одиноких людей в городском

баре, и к динамике ухаживания старшеклассников или студентов, но в любом случае в основе

ее лежат избирательная интерпретация данных и предвзятые идеи. Социобиологи как будто

наблюдают то, что заведомо нормативно, - например, что мужчины больше, чем женщины,

склонны разделять любовь и секс, что мужчины считают половой контакт с женщиной своим

неотъемлемым правом, что они более склонны к промискуитету - и затем считают все это

генетически заданным. Такие объяснения неизменно попадают в телеологическую ловушку,

поскольку их цель как раз в том, чтобы заполнять существующие пробелы в теории. А

объяснение одно - это так, потому что так и должно быть. Кроме того, они рассматривают

слишком короткий временной отрезок. Разве можно объяснить каждый половой акт великими

эволюционными замыслами? Могу поспорить, что большинство наших сознательных

«стратегий» на школьных тусовках имеют более близкие цели, чем обеспечение

репродуктивного успеха.

области, которые эмпирически проверить невозможно. Биолог Ричард Левонтин, страстный

критик социобиологии, утверждает, что «не существует никаких доказательств генетической

заданное™ таких явлений, как религия, война, сотрудничество, и доводы о том, что они сфор-

мировались в результате естественного отбора, невозможно проверить, так как они

постулируют гипотетические ситуации

в доисторические времена человечества, которые принципиально непроверяемы». Его коллега

эволюционный биолог Стивен Джей Гоулд также отвергает существование «каких-либо пря-

мых данных, доказывающих, что гены контролируют специфические формы социального

поведения людей»18.

Как правило, социобиологи предполагают лишь одну, единственно возможную

интерпретацию полученных данных. Но ведь могут быть и другие. Например, психологи

Кэрол Тав-рис и Кэрол Уэйд задаются вопросом, почему родители - как женщины, так и

мужчины - «инвестируют» так много времени и энергии в собственных детей, вместо того

чтобы с удовольствием проводить время? Социобиологи утверждают, что такое

альтруистическое поведение в нас заложено, поскольку дети являются «вместилищем» нашего

генетического материала. Однако Таврис и Уэйд предполагают простой экономический

расчет. В обмен на заботу об отпрысках, когда те молоды и зависимы, мы ждем от них такой

же заботы в нашей зависимой старости. Такое объяснение звучит более сжато и точно19.

Некоторые доводы социобиологов принимают во внимание выборочные данные, а неудобные

игнорируют. Какие виды животных можно использовать в качестве стандарта для

исследований? Например, у шимпанзе и горилл самки обычно уходят из дома и переходят в

новое племя, оставляя своих самцов. А вот у бабуинов, макак илангуров на поиски счастья из

племени уходят именно самцы. Так какой же пол имеет естественную предрасположенность и

страсть к путешествиям? Демонстрируя повсеместность доминирования самцов, социо-

биологи предпочитают говорить только о тех видах, где самцы действительно доминируют.

Но можно привести и другие примеры. У бабуинов, по всей видимости, доминируют самки, и

именно они определяют стабильность группы и решают, какие самцы достойны их доверия и

«дружбы». Есть еще и самки шимпанзе, у которых в пик течки количество половых актов с

разными самцами часто достигает пятидесяти в день. Самка флиртует, соблазняет, делая все

возможное для привлечения самца, чтобы затем его бросить и перейти к следующему «кли-

енту». Можно ли в этом случае утверждать, что самки генетически предрасположены к

промискуитету, а самцы склонны к моногамии? Социобиологи же предпочитают

игнорировать все «не вписывающиеся» типы поведения среди приматов. Например, половой

контакт с партнером одного и того же пола считается «элементом нормального сексуального

репертуара у всех животных, проявляющимся по-разному в различные

периоды жизни индивидуума»20. Но лишь немногие говорят о естественной

предрасположенности к гомосексуальности.

Некоторые аргументы очевидно неверны просто потому, что противоречат эмпирическим

данным. Возьмем, например, утверждение, будто менструальный цикл женщины настолько ее

ослабляет, что по этой причине в исторический период перехода человечества к охоте и

собирательству единственно верным и неизбежным решением было оставлять женщин дома.

Однако исследование, которое провела среди английских школьниц Кэтрин Дэлтон,

свидетельствует о следующем. 27% девочек показали худшие зачетные результаты в дни

перед менструацией в сравнении с периодом овуляции. (Но она не объяснила, насколько

худшие.) Зато у 56% школьниц отметки по зачетам не изменились, а у 17% на самом деле

показатели были лучше именно в предменструальный период. А что же «материнский

инстинкт»? Как мы можем объяснить огромную популярность в западной истории

инфантицида как метода контроля за рождаемостью, а также тот факт, что в большинстве

случаев именно женщины оказывались убийцами детей? Возможно, инфан-тицид во всем

мире являлся наиболее практикуемым методом контроля за рождаемостью. Один историк

пишет, что инфанти-цид был общепринятой практикой во времена Древней Греции и

Древнего Рима, когда «каждая река, навозная куча и сточный колодец были замусорены

мертвыми младенцами». В 1527 г. священник сокрушался по поводу того, что «в уборных

постоянно слышен плач сброшенных туда младенцев»21.

И наконец, что же делать с утверждением, что насилие является всего лишь другим способом

полового акта для репро-дуктивно способного, но неудачливого самца? В такого рода доводах

совершенно игнорируется тот факт, что большинство насильников заинтересованы не в

половом акте как таковом, а в унижении своей жертвы и насилии над ней, и их мотивацией

является скорее злость, чем сексуальный позыв. У большинства насильников есть регулярные

сексуальные партнерши, и некоторые оказывались женатыми людьми. Многие жертвы

насилия находятся за пределами репродуктивного возраста - или слишком молоды, или

слишком стары. И почему некоторые насильники наносят увечья и даже убивают свою

жертву, таким образом пресекая выживание того самого генетического материала, который,

как предполагается, они «репродуцируют» во время акта насилия? И почему некоторые из них

прибегают к гомосексуальному насилию, передавая свой генетический материал тому, кто

вряд ли его воспроизведет? А насилие в тюрьме? Эгоистические

гены или эволюционные императивы в качестве теории для объяснения поведения человека

мало позволят нам продвинуться.

Социобиология и эволюционная психология представляют собой примеры того, что Редьярд

Киплинг называл повествованием в жанре «только так». В этом повествовательном жанре на

основе некоторых внешних данных объясняется, например, почему у слона есть хобот, но зато

тигр весь в полосках. Такую детскую сказку читатели воспринимают, разумеется, как выдум-

ку, но удобную, приятную и в конечном счете полезную.

Мы можем использовать те же самые данные, но придумать совершенно другую историю в

жанре «только так». Попробуем провести небольшой мысленный эксперимент. Возьмем те же

рассуждения социобиологов о сперме и яйцеклетке, о репродуктивных стратегиях, о

различных уровнях родительских инвестиций, но дополним их другими доводами и

посмотрим, что получится. При этом вспомним, что самки человека являются единственными

самками среди приматов, у которых нет внешних признаков течки. Иными словами,

потенциально они сексуально активны в любое время репродуктивного цикла, включая и тот

период, когда они не способны на зачатие. Какова же эволюционная «стратегия» в данном

случае? Вспомним, что женский клитор не принимает никакого участия в человеческом

воспроизводстве и существует исключительно для получения сексуального удовольствия. Не

стоит забывать, что при рождении ребенка личность матери очевидна, а вот с отцом все не так

ясно. До недавнего появления тестов на ДНК ни один отец никогда не мог быть абсолютно

уверен, что этот ребенок - от него. В конце концов, как он мог знать, что у его партнерши не

было полового контакта с другим мужчиной?

Все вышесказанное подтверждает, что биологически женщина устроена уникально - в самом

деле, ее сексуальная стратегия и состоит в наслаждении сексом ради физического

удовольствия, а не по причине репродуктивного потенциала полового акта. И если бы

репродуктивной целью женщины было обеспечение выживания своего потомства, тогда для

нее имело бы смысл обманывать как можно больше мужчин. Все они считали бы потомство

своим, иона обеспечила бы защиту и материальное содержание для своего потомка, поскольку

ни один из этих мужчин не стал бы рисковать возможной смертью ребенка и исчезновением

своего генетического материала. Так, может быть, эволюционной «стратегией» женщин

является промискуитет?22

Другой биологический факт о женщине может еще больше запутать мужчину, желающего

установить отцовство.

Исследование Барбары Мак-Клинток о женских менструальных циклах в закрытых

помещениях открыло тенденцию женских циклов к синхронизации. Со временем

менструальный цикл женщины начинает совпадать с циклами ее соседок или подруг. (Еще

вначале 1970-х гг. Мак-Клинток обратила внимание на синхронизацию циклов среди своих

подруг и соседок по комнате во время учебы в Гарварде23.) Более того, в культурах, не

пользующихся искусственным светом, у женщин овуляция происходит чаще при полной луне,

а менструация - при нарождающейся луне. Такая цикличность предполагает и эффективный

контроль за рождаемостью в примитивных обществах (для предохранения от беременности

необходимо половое воздержание в период, когда луна входит в полную фазу). С другой

стороны, в таком обществе невозможно точно установить отцовство, если отсутствует

контроль за женщинами.

Будь мужчина также подвержен промискуитету, как и женщина, то главной опасностью для

него стали бы собственное истощение и изношенность, поскольку ему пришлось бы

постоянно охотиться и обеспечивать пропитанием всех детенышей, возможно, рожденных от

него (а возможно, и нет). Кто знает? Чтобы избежать этой опасности, мужчины

«естественным образом» тяготеют к моногамии, вымогая у женщин клятву преданности,

прежде чем обещать поддержку и защиту совместного потенциального потомства. Таким

образом, мужчины могли прийти к идее женской непорочности, отказываясь жениться (т.е.

сексуально связывать себя) на девушках, потерявших девственность, и развивая идеологию

семейной домашней жизни, чтобы привязать женщину к домашнему хозяйству и детям и не

дагь ей реализовать ее «природную» склонность к промискуитету.

Конечно, я не предлагаю данную интерпретацию взамен рассуждений эволюционных

психологов. Но сем факт того, что можно использовать биологические данные для создания

совершенно противоположных нарративов, требует значительной степени осторожности по

отношению к знатокам, убеждающим нас, что существует лишь од на-единстве иная

интерпретация этих данных.

«Его» мозг и «ее» мозг

Стремясь объяснить различия между женщиной и мужчиной, биологи уже давно исследуют

деятельность мозга. Этот подход также имеет долгую историю. В XVIII в. сравнительные

измерения мозга позволили экспертам утверждать что, поскольку женский мозг по размеру

меньше и легче мозга мужчины, женщины являются неполноценными существами. Позже,

конечно, оказалось, что мозг женщины ничуть не меньше и не легче по отношению к размеру

и весу тела, и такие измерения не могут служить показателями в когнитивных различиях. В

конце XIX в. исследования мозга оказались особенно востребованными, поскольку ученые

изучали этот губчатый и студенистый шарик, чтобы обнаружить различия между белыми и

черными, евреями и не-евреями, иммигрантами и «нормальными», «истинными»

американцами, преступниками и законопослушными гражданами. Например, один

исследователь того времени утверждал, что мозг «среднего взрослого нефа схож в том, что

касается его интеллектуальных способностей, с мозгом ребенка, женщины и выжившего из

ума белого старика» (остается только гадать, куда же он поставил в этом списке черную жен-

щину). Но несмотря на то, что ни одно из подобных гипотетических различий не имело

никакого научного подтверждения, все они прекрасно вписывались в политические и

расистские идеологии того времени24.

Исследования мозга поныне остаются особенно плодородной областью науки, и в том числе

продолжаются попытки обнаружить различия между мужским и женским мозгом. Так, один

ученый пишет, что «многие различия в функциях мозга мужчины и женщины являются

врожденными, биологически обусловленными и относительно устойчивыми к изменениям

существенны эти различия. Мужской мозг «не так быстро можно увлечь поверхностной

информацией», он «устроен аккуратнее и точнее», чем женский мозг, который явно «менее

способен отделять эмоции от рассудка»25. (Заметим, что они не приходят к другим выводам,

которые вполне можно сделать на основе тех же данных, - что мозг женщины способен

интегрировать большее разнообразие источников информации и лучше приспособлен к

синтезированию чувств и мысли.)

Исследования мозга - и это не совпадение - прекрасно встраиваются в предвзятые идеи о

мужских и женских ролях (уж не характерна ли такая предвзятость для мужского мозга?). В

большинстве случаев исследователи деятельности мозга (как и многие другие исследователи)

находят именно то, что ищут. А ищут они различия, основанные на деятельности мозга, чтобы

объяснить наблюдаемые различия в поведении взрослых

мужчин и женщин. Здесь достаточно привести пару примеров из истории. «Наука»

краниология появилась к концу XIX в., имея целью регистрацию и измерение различий в

строении мозга людей, принадлежащих к разным группам. Но ученые никогда не могли

прийти к соглашению, какие же измерения следует использовать. Они знали, что мозг

мужчины следует представить как наиболее развитый, но различные тесты давали разные

результаты. Например, если взять в качестве показателя

Майкл Киммел. Гендерное общество Пер. с англ. - М.: РОССПЭН, 2006. (Гендерная коллекция –зарубежная классика). 464 стр. 1500 экз

Как нация мы озабочены насилием. Нас тревожит «насилие среди подростков», мы жалуемся на «преступность в центре города» и боимся «банд окраин». Мы выражаем негодование, когда слышим о насилии в наших общественных школах, входы в которые оборудованы металлоискателями, а ножи и пистолеты вытесняют из ученических ранцев карандаши и линейки. Выстрелы в школах лишают нас дара речи и пронзают болью наши сердца. И все же, когда мы думаем об эти страшных событиях, принимаем ли мы во внимание, что будь то преступник с белой или черной кожей, в старом районе города или пригороде, группы мародерствующих юнцов или трудных подростков – фактически все они молодые мужчины?

В вечерних новостях нам сообщают о насилии на этнической почве в Косове, о самалийской военщине, о нападениях расистов на турок в Германии и пакистанцев в Лондоне, о колумбийских наркобаронах и их легионах вооруженных головорезов, об ультраправых вооруженных группировках; мы слышим о террористических взрывах на Ближнем Востоке, в Оклахома-Сити, в Центре международной торговли. Разве в этих сообщениях когда-нибудь говорят о гендере всех этих огрызающихся бритоголовых расистов в Германии и Великобритании, арестованных, но дерзких террористов типа Тимоти Макви, Теодора Качински, Абдуллы Рахмана?

В новостях редко обращают внимание на то, что фактически все насилие в мире сегодня совершается мужчинами. Теперь представьте, если бы все это совершали женщины. Разве об этом не раструбили бы в новостях, давая всевозможные объяснения? Разве не подвергли бы гендерному анализу каждое из подобных событий? Тот факт, что насилие совершают мужчины, кажется настолько естественным, что не ставит никаких вопросов и не требует анализа.

Возьмем два недавних примера. В 1993 году в своем докладе Комиссия Американской психологической ассоциации по проблемам насилия среди молодежи назвала среди причин роста насилия доступность оружия, участие в бандах, показ насилия в средствах массовой информации, физические наказания, родительское небрежение, наркоманию, бедность, предрассудки и отсутствие программ по борьбе с насилием. На следующий год корпорация Карнеги целиком посвятила выпуск своего ежеквартального журнала «спасению молодежи от насилия» и в своем списке факторов насилия среди молодежи перечислила фрустрацию, неразвитость социальных навыков, клеймление «дураками», бедность, жестокое обращение, небрежение, наркотики, алкоголь, жестокие видеоигры и доступность оружия. Ни в одном из этих докладов не упоминалось слово «маскулинность».

Достаточно ознакомиться с цифрами: мужчины составляют 99% арестованных за изнасилования, 88% - за убийство, 92% - за грабеж, 87% - за разбойные нападения, 83% - за насилие в семье, 82% - за нарушения общественного порядка. Мужчины гораздо более склонны к насилию, чем женщины. Согласно отчетам Министерства юстиции США, около 90% жертв убиты мужчинами.

Во всех возрастных группах – с раннего детства до старости – насилие является самым явным гендерным различием в поведении. Национальная академия наук делает радикальный вывод: «Наиболее устойчивое гендерное различие проявляется в том, что мужчины в любом возрасте гораздо чаще, чем женщины, становятся участниками тяжких преступлений, независимо от источника данных, типа преступления, степени причастности и меры участия». «Всегда и везде мужчина чаще совершает преступление, чем женщина», - пишут криминологи Майкл Готтфредсон и Трэйвис Хирши. Однако как понимать эту очевидную связь между мужественностью и насилием? Является ли она биологической производной, природным фактом, обусловленным особенностями мужской анатомии? Универсальна ли связь между гендером и насилием? Претерпела ли она какие-либо изменения на протяжении истории? Усилилась она или ослабела с течением времени? Что можем мы, как культура, сделать для предотвращения или по крайней мере смягчения проблемы мужского насилия?

Объяснений мужского насилия более чем достаточно. Некоторые исследователи ссылаются на биологические различия между женщинами и мужчинами, полагая, что «повсеместность и длительность во времени демонстрации относительной агрессивности мужчин» определенно указывает на генетические различия. Например, некоторые ученые утверждают, что андрогены, мужские гормоны, особенно тестостерон, являются причиной мужской агрессии. Действительно, увеличение содержания тестостерона обычно приводит к повышению агрессии. Другие исследователи обратились к эволюционным объяснениям, таким, как гомосоциальная конкуренция, которая видит в насилии со стороны мужчин результат эволюционной конкуренции за сексуальный доступ к женщинам. Мужчины в борьбе с друг с другом устанавливают иерархию господства; победители получают право выбирать женщин.

Но, как мы уже видели в предыдущих главах, биологические объяснения не убедительны. Хотя тестостерон связан с агрессивным поведением, он не является причиной агрессии, а только облегчает ее проявление. (К примеру, он никак не действует на неагрессивных мужчин). Причинно-следственная связь не всегда направлена от гормона к поведению. У победителей спортивных состязаний уровень тестостерона увеличивается после победы. Насилие приводит к увеличению уровня тестостерона; повышение уровня гормонов ведет к насилию. Однако тестостерон не приводит к насилию против тех, кто находится значительно выше на иерархической лестнице. Увеличение содержания тестостерона вызовет агрессию у самца бабуина среднего уровня по отношению к самцу низшего уровня, но не подвигнет его на то, чтобы бросить вызов иерархическому порядку.

На самом деле существует очень немного данных в поддержку эволюционной теории гомосексуальной конкуренции. В некоторых культурах мужчин не проявляют ни насилия, ни конкуренции в отношениях друг с другом. Если «мальчишки есть мальчишки», то они в различных культурах очень разные. В некоторых обществах, включая наше, мужчины особенно часто творят насилие над женщинами – над той самой группой, за которую они якобы соперничают. (Убивать и грубо насиловать того, кого стараешься оплодотворить – подобная стратегия воспроизводства далека от благоразумия). Социолог Джудит Лорбер резонно ставит следующий вопрос:

«Когда малыши шумно бегают вокруг нас, то, говоря «мальчишки есть мальчишки», мы имеем в виду, что нахрапистость заключена в Y-хромосоме, поскольку она рано проявляется почти у всех мальчиков. Но разве мальчики везде, во всем мире, в каждой социальной группе, заявляют о своем присутствии криками и активностью? Или только там, где их поощряют к свободе тела, к захвату пространства, к риску, к участию во всех играх и состязаниях на открытом воздухе?»

Вслед за Фрейдом некоторые психоаналитики искали объяснение мужского насилия в эдиповом комплексе: фрустрация мальчишеских сексуальных желаний трансформируется в агрессию – гипотеза фрустрации-агрессивности. Более нейтрально эта гипотеза формулируется следующим образом: мальчик должен постоянно на людях демонстрировать, что он успешно отделился от матери и перенес свою идентичность на отца, т. е. «стал мужчиной». Мужчины прибегают к насилию, чтобы доказать свое мужество или, по крайней мере, чтобы самим не стать добычей. В своем блестящем исследовании Барбара Эренрайх утверждает, что войны происходят не столько из врожденной склонности к агрессии и хищнических наклонностей, сколько из опасения попасться кому-нибудь на обед. Истоки общества лежат в необходимости защищаться: мы стали жить в обществе не из-за глубокой потребности в нем, а потому что только вместе могли успшно себя защищать. Поэтому почти универсальная связь мужественности с войной является компенсаторным, защитным механизмом, который обеспечивает «замещающее занятие недогруженных мужчин-охотников и защитников».

Если не считать их культурно универсальными, эти психологические модели помогают объяснить связь мужественности с насилием, особенно среди молодых мужчин. (Есть, конечно, и общества, где мужественность не связана с насилием). В частности, психологи показали, как насилие становится формой выражения эмоций мужчинами, как будто единственной законной эмоцией для мужчин оказывается гнев. Где Гамлет, поставленный перед нравственным выбором, мучительно раздумывал, Люк Вудхэм, оправдываясь, пожал плечами.

Психологические объяснения часто претендуют на универсальность обобщения. Психологи мало принимают во внимание кросс-культурные вариации и исторические изменения внутри культур. Но для адекватного объяснения насилия учет культурных и исторических особенностей принципиально важен. В 1980-е гг. два социальных антрополога поставили вопрос иначе: чему нас могут научить общества, где насилия очень мало? Они обнаружили, что определение мужественности в этих культурах имело существенное воздействие на склонность мужчин к насилию. В обществах, где мужчинам позволено признавать страх, уровень насилия низок. Но в тех обществах, где мужская бравада – превознесение силы, подавления других и отрицание страха – была главной чертой мужественности, уровень насилия выше. Оказывается, в обществах, где мужчинам предписывается напускная храбрость, велики различия в определениях мужественности и женственное.

Таким образом, где сильнее гендерное неравенство, там мужественность и женственность полярно противопоставляются, и тем самым общество дает мандат на «мужскую браваду». Джоанна Оверинг пишет, например, что в джунглях Амазонки чрезвычайно агрессивные люди племени шаванте определяют мужественность как «сексуальную воинственность», состояние, одновременно превосходящее и противоположное женственности, в то время как по соседству с ними мирное племя пиароас определяет мужественность и женственность как способность к сотрудничеству в повседневной жизни. Здесь приведены некоторые признаки, которые по мнению антропологов, ведут к насилию между индивидами и обществами:

1. идеал мужественности – свирепый, красивый воин;

2. управление обществом связано с господством мужчин как над другими мужчинами, так и над женщинами;

3. женщинам запрещено участие в общественной и политической жизни;

4. основное общественное взаимодействие происходит между мужчинами и женщинами и не среди женщин;

5. мальчики и девочки систематически отделяются друг от друга с раннего возраста;

6. при инициировании мальчиков упор делается на длительные ограничения, в течение которых их отделяют от женщин, обучают мужской солидарности, воинственности и выносливости, и они свыкаются с господством старших мужчин;

7. тщательно разработаны способы выражения молодечества, свирепости, сексуальности;

8. ритуальное празднование плодородия сосредоточено не на женской, а на мужской продуктивной способности;

9. экономическая деятельность мужчин и результаты труда мужчин ценятся выше, чем труд женщин.

Стало быть, одна из главных «причин» мужского насилия заключается в гендерном неравенстве. Все вместе эти исследования помогают сформулировать некоторые цели для политики снижения гендеризованности насилия в обществе. Во-первых, ясно, что чем меньше будет разделения между мужчинами и женщинами, тем менее гендеризованным будет насилие. Это означает, что чем больше мы будем видеть «женоподобных» мужчин – готовящих еду, заботящихся о детях, не стесняющихся страха – и «мужеподобных» женщин – решительных, рациональных, компетентных в общественных делах, тем реже агрессия будет находить себе выход в гендеризованном насилии.

Насилие мужчин над женщинами происходит из-за того, что, по мнению мужчин, женщины покушаются на обладание тем, что мужчинам принадлежит по праву; подобным же образом оправдывается насилие мужчин над другими мужчинами. Я полагаю, что существует криволинейная зависимость между насилием мужчин над мужчинами, насилием мужчин над женщинами и незыблемостью патриархальной власти. Если так, то в поисках мирных обществ нам необходимо обратить внимание на те культуры, где патриархальная власть либо не оспаривается, либо ее нет вовсе. Минимум гендеризованного насилия между мужчинами мы найдем там, где патриархат остается в неприкосновенности и не подвергается сомнению или его просто нет.

Гендеризованность насилия: институциональная проблема

После успешных испытаний ядерной бомбы в ноябре 1952 г., когда произошел примерно в тысячу раз более мощный взрыв, чем тот, что семью годами ранее разрушил Хиросиму, Эдвард Теллер, ядерный физик и лауреат Нобелевской премии, послал своим коллегам короткую телеграмму: «Это - мальчик». Теллер прировнял военное могущество – способность к невиданному насилию – к мужественности. Эта ужасная трагическая связь сохраняется неизменной, как для героев-воинов наших мужских фантазий, так и для очкариков-ученых, которые создают технологии, с помощью которых не знающие страха Рэмбо собираются завоевать мир.

Нетрудно перечислить фаллические образы и риторические приемы в этом огромном историческом параде героев-воинов в расшитых мундирах и ученых в белых лабораторных халатах, внушающих, что подтвержденная мужественность является твердой валютой для воина и зубрилы, для гладиатора и тихони. Популярные психологи уже исчерпали всю сексуальную фразеологию для описания мужественности. Одна феминистка называет мужскую воинственность «завистью к ракетам», другая пишет, что мужчины «создавали цивилизацию под действием образом вечной эрекции: возбужденного фаллоса». Эти образы превращают гендер в экран, на который индивиды проецируют свои страхи и психологические проблемы, сводя войну и организованное государством насилие к простому сборищу мужчин, отчаянно доказывающих свою мужественность. Такая аргументация, как мы увидим, небезосновательная, однако она не объясняет то институциональное насилие, которое неявно присутствует в построении современного бюрократического государства. Для объяснения нам необходимо исследовать между тем, как «милитаризм увековечивает тождество между мужественностью и насилием», и тем, как война «кодирует насилие в понятие мужественности на протяжении целых поколений».

Хотя мужественность исторически связана с войной, современные способы ее ведения не оставляют большинству мужчин ни малейшей возможности проверить и подтвердить мужественность в традиционной схватке. В конце концов, большинство солдат в атаку не ходят. Личный состав в основном сконцентрирован в обслуживающих подразделениях: в транспорте, управлении, технической поддержке, снабжении. Технологическое усложнение войны только ускорило этот процесс: ядерное оружие, «умные бомбы», автоматическое оружие, самоходные боевые средства, оружие дальнего радиуса действия – все это уменьшает потребность в примитивных бойцах типа Рэмбо и увеличивает спрос на тех, кто способен хладнокровно и расчетливо нажимать на кнопки.

Все же власть присутствует в том, как наши политические лидеры стремятся доказать агрессивную мужественность на политической арене. Война и ее технологии придают мужчинам «престиж мужчины», как выразилась французский философ Симона де Бовуар. Вспомните резню семинолов при президенте Эндрю Джексоне или Теодора Рузвельта, кричавшего повсюду о том, как он разнес Сан-Хуан-Хилл. Большую часть американской истории наши политические лидеры пытаются балансировать между мужской сдержанностью и мужским молодечеством. Военная удаль и готовность идти на войну, как и прежде, подтверждают мужество. Объясняя, почему Линдон Джонсон продолжал эскалацию военных действий во Вьетнаме, его биограф пишет:

«Он хотел сохранить уважение к себе со стороны мужчин, жестких и настоящих ястребов. Он подсознательно делил мужчин вокруг себя на мужчин и мальчиков. Мужчины были активистами, деятельными завоевателями империй в мире бизнеса. Они действовали, а не болтали, и сумели пробиться в мире мужчин, завоевав их уважение. Мальчиками были болтуны, писатели и интеллигенция, которые усаживались поразмышлять, покритиковать, посомневаться, вместо того, чтобы действовать».

(Если такое деление вам покажется странным, вспомните распространенное выражение: «Кто умеет делать – делает, кто не умеет - учит».) Когда оппоненты выступали против военных действий, Джонсон обвинял их в отсутствии мужественности. Когда ему сообщили, что один из членов его администрации стал выступать против войны во Вьетнаме, Джонсон хмыкнул: «Черт, чтобы поссать, ему придется присесть!» Приветствуя бомбежки Северного Вьетнама, Джонсон хвастливо заявлял, что «не просто сделал Хо Ши Мина. Я отрезал ему яйца».

Подобное бахвальство продолжает оставаться болезнью американской политики. Когда Джимми Картер отказался от вторжения в Иран, один аналитик по вопросам безопасности заметил, что США «раздвинули ноги для Советского Союза».

Картера на следующих выборах победил «последний ковбой» Рональд Рейган, который обещал вывести американцев из послевьетнамской спячки и отчасти выполнил свое обещание, совершив ряд вторжений в маленькие страны типа Гренады. Джордж Буш-старший получил переходящую мантию мужественности, когда вторгся в Панаму и провел в Персидском заливе операцию «Буря в пустыне». Даже у Билла Клинтона взлетел рейтинг популярности во время слушаний по делу о его импичменте в 1998 г., когда он пообещал, а потом нанес воздушные удары по Ираку.

Этот президентский дух далее нисходит на тех, кому по должности положено начинать и вести сражения, обволакивает стратегов по вопросам обороны, обученных обеспечивать ведение войн и вычислять соотношение тоннажа боеприпасов и количества убитых. «У некоторых появилось маниакальное стремление к передовым технологиям – ощущение, что мужчина должен постоянно доказывать свою мужественность освоением новых земель или чем-либо еще». В статье о мужественности и войне во Вьетнаме журналист И.Ф.Стоун наглядно показывает распространенность мании подтверждения мужественности среди тех, кто планировал войну. На брифинге об эскалации бомбардировок Северного Вьетнама официальный представитель Пентагона описал стратегию США как драку двух мальчиков: «Когда один мальчик выворачивает руку другому мальчику, тот, скоре всего, позовет на помощь «дядю», если первый будет выворачивать руку сильнее, намеренно причиняя боль и выражая готовность сломать руку сопернику». Позже, когда один немецкий политик выразил обеспокоенность тем, что идея развертывания американских ракет в Европе вызывает широкие протесты, американский оборонный стратег авторитетно назвал протестующих «насосавшимися пива бюргерами, у которых не стоит».

Кэрол Кон провела этнографический анализ среди военных интеллектуалов. Она вспоминает:

«На лекциях постоянно говорилось о вертикальных «стоячих» пусковых установках, соотношении силы толчка и веса, о том, как «мягко уложить» и «глубоко проникнуть», о сравнительных достоинствах затяжных атак и мощных ударов, когда, по словам одного военного консультанта Совета национальной безопасности, «в единой судороге оргазма выпускается 70-80% мегатоннажа». Выражалась серьезная озабоченность тем, как «засадить» наши ракеты, «учитывая, что русские потверже нас». Мы с моей союзницей – еще одной женщиной – периодически обменивались скептическими взглядами, но больше никто как будто не видел тут ничего особенного».

Было бы упрощением сводить сложные военные и политические решения к психологии «у кого длиннее», но не менее важно указать здесь на гендерный аспект. У высших политических руководителей, у военных стратегов и у технологических экспертов гендер проявляется уже в формулировке военной политики. И общественное мнение также играет важную роль в этих демонстрациях сексуальной потенции. Вспомните, например, как во время войны в Персидском заливе сексуализировался образ Саддама Хусейна на бамперных наклейках «Саддам, нагнись» и «США нагнули Саддама»; таким образом военный конфликт приравнивался к гомосексуальному насилию. Широко показывали мультик, где Саддам Хусейн склоняется к молитве, а в это время приближается огромная американская ракета, которая вот-вот влетит ему прямо в зад. Так сексуальная природа военного авантюризма находит себе выход в побочных проявлениях.

Из отзыва Игоря Кона (www.sexology.narod.ru/info185.html)

Майкл Киммел – известный американский социолог, профессор университета штата Нью-Иорк в Стони Брук, один из ведущих мировых специалистов в области социологии и истории маскулинности, главный редактор международного научного журнала Men and Masculinities, председатель секции “Пол и гендер» Американской социологической ассоциации и т.д. Вторая любовь Майкла, после социологии, - социальная и культурная история. Его докторская диссертация, защищенная в 1981 г., была посвящена социальным проблемам английского и французского абсолютизма ХУ11 в.

Майл Киммел – очень плодовитый автор. Среди его многочисленных книг по социологии и истории маскулинности такие важные сборники, как «Меняющиеся мужчины: новые направления в исследовании мужчин и маскулинности» (Changing Men: New Directions in Research on Men and Masculinity, Sage, 1987) и «Мужчины противостоят порнографии» (Men Confront Pornography, Crown, 1990). Его книга «Против течения: про-феминистские мужчины в Соединенных Штатах 1776-1990» (Against the Tide: Pro-Feminist Men in the United States, 1776-1990. Beacon, 1992) – документальная история мужчин, поддерживавших идею женского равноправия на всем протяжении истории США. Сам Киммел – убежденный сторонник феминизма, что решительно опровергает распространенное в России мнение, будто феминизм – идеология ущербных и агрессивных женщин, которые ненавидят мужчин.

Книга Киммела «Мужчины в Америке: Культурная история» (Manhood in America: A Cultural History. Free Press 1996) была оценена прессой как настоящий прорыв, позволивший дополнить уже привычные исследования истории женщин не менее интересной, но еще более трудной для изучения историей мужчин. Изданный им совместно с Майклом Месснером университетский учебник «Мужские жизни» (Men’s Lives) выдержал 6 изданий и используется практически во всех университетах США, где читаются курсы о мужчинах и маскулинности. Киммел много пишет о разных аспектах мужской жизни, например, о спорте и сексуальности. Его лекции пользуются неизменным успехом. Много времени он уделяет семье и воспитанию маленького сына.

Предлагаемая российскому читателю книга - также университетский учебник, но не по мужским проблемам, а по гендерной социологии в целом. В нем рассматривается практически весь комплекс вопросов, касающихся взаимоотношения мужчин и женщин в обществе. Первая часть книги излагает социологическую теорию гендера, тому, как соотносятся биологические и социальные факторы формирования пола и гендера, являются ли гендерные категории универсальными или культурно-специфическими, каковы сильные и слабые стороны психологических интерпретаций гендерного развития индивидуума и как конкретно происходит социальное конструирование гендерных отношений. Вторая часть книги посвящена тому, как гендерно-сформированные, «гендеризованные» (gendered) идентичности функционируют и формируют те или иные личностные черты в рамках таких социальных институтов как семья, школьный класс и рабочее место. В третьей части книги автор рассматривает в гендерном ключе важнейшие межличностные взаимодействия: близкие отношения, дружбу и любовь; сексуальные отношения и разные формы и проявления насилия. В эпилоге Киммел возвращается к теоретической проблеме о возможности существования безгендерного общества.

По своему образованию и стилю мышления Киммел социолог, и хотя к числу его специальных интересов относится социологическая теория, он строит свою книгу не догматически, выводя одни теоретические положения из других, а отправляясь от конкретных фактов, событий и случаев. В отличие от некоторых переведенных у нас феминистских работ, которые трудно, а иногда вовсе невозможно понять из-за обилия психоаналитических и иных терминов, значение коих не объясняется, а правомерность порой проблематична, книга Киммела написана просто и ясно.

КИММЕЛ М. Гендерное общество

КИММЕЛ, Майкл
Гендерное общество

Аннотация:
В книге М. Киммела рассматривается практически весь комплекс вопросов, касающихся взаимоотношений мужчин и женщин в обществе. Автор излагает социологическую теорию гендера, показывает, как соотносятся биологические и социальные факторы формирования пола и гендера, каковы сильные и слабые стороны психологических интерпретаций гендерного развития индивидуума, как конкретно происходит социальное конструирование гендерных отношений, как гендерно сформированные идентичности функционируют и формируют те или иные личностные черты в рамках таких социальных институтов, как семья, школьный класс и рабочее место. М. Киммел рассматривает в гендерном ключе важнейшие межличностные взаимодействия, а в эпилоге возвращается к теоретической проблеме возможности существования безгендерного общества.

Предисловие к русскому изданию
Предисловие
Глава 1. Введение
Часть I. Объяснения гендера
Глава 2. Предназначено природой. Биология формирует пол
Глава 3. Охватывая мир. Межкультурные конструкции
гендера
Глава 4 . «Ага! Вот в чем дело!» Психологические интерпретации гендерного развития
Глава 5 . Неравенство и различие. Социальное конструирование гендерных отношений
Часть II. Гендеризованные идентичности, гендеризованные
институты
Глава 6. Гендеризованная семья
Глава 7. Гендеризованная классная комната
Глава 8. Гендеризованное рабочее место
Часть III. Гендеризованные взаимодействия
Глава 9. Гендеризованная близость: дружба и любовь
Глава 10. Гендеризованность сексуальности
Глава 11. Гендер насилия
Эпилог. Возможно ли общество без гендера?
Примечания
Указатель имен