Гортензия богарне на фоне природы. Гортензия богарне. Гортензия Богарне: биография ранних лет

Воспитывалась в одном пансионе вместе с Каролиной Бонапарт . Умная и красивая девушка, Гортензия пользовалась большим расположением Наполеона. В 1802 по его настоянию вышла замуж за Луи Бонапарта. С обеих сторон это был нежеланный брак и, как следствие, молодые жили несчастливо. Слух о том, что Гортензия была любовницей отчима и ее первенец, родившийся в 1802, на самом деле сын Наполеона, отравил все существование Луи. Он мучил жену безобразными сценами ревности, а желание Наполеона усыновить племянника лишь усугубило его подозрения. В браке с Луи Гортензия родила трех сыновей, но первенец прожил недолго - до 1807.

В 1806 Луи и Гортензия были возведены на голландский престол. Насколько это было в его силах, Луи пытался отстаивать перед Наполеоном интересы своих подданных. В свою очередь, вокруг Гортензии стали группироваться голландские франкофилы. Впрочем, сама Гортензия не стремилась играть политическую роль. Плохие отношения с мужем заставляли ее под любым удобным предлогом держаться подальше от Гааги.

Нарушение голландцами режима «континентальной блокады» привело в 1810 к оккупации страны французскими войсками. В знак протеста Луи отрекся от престола. Тогда Наполеон формально присоединил территорию Голландии к Франции. После отречения супруги уже не жили вместе. Луи путешествовал по Европе, большую часть времени лечился на курортах Германии, Чехии и Австрии. Гортензия жила в Париже, где и пережила крушение империи. Король Людовик XVIII Бурбон утвердил за Гортензией титул герцогини Сен-Ле и пожаловал 400 тыс. франков. Тем не менее, она с восторгом приветствовала Наполеона во время Ста дней, за что при второй реставрации Бурбонов была изгнана из Франции. Одно время Гортензия жила в Аугсбурге, затем в Италии, а в 1817 обосновалась в швейцарском кантоне Торгау, в местечке Арененберг.

Гортензия была блестяще образована и музыкально одарена. Она положила на музыку и сочинила многие песни, которые пользовались устойчивой популярностью в 19 веке. Ее песня «Partant pour la Syrie» во времена Второй империи была французским национальным гимном. В 1833 были опубликованы мемуары Гортензии.

Дети Гортензии: 1) Наполеон Шарль Бонапарт (1802, Париж - 1807, Гаага), наследник голландской короны с 1806, любимец Наполеона I, который не раз выражал желание усыновить племянника.

2) Наполеон Луи Бонапарт (1804, Париж - 1831, Форли, Италия), наследник голландской короны в 1807-1810, великий герцог Клевский и Бергский с 1809. После отречения отца от голландского престола жил с матерью в Париже. В годы Реставрации , после развода родителей переехал к отцу в Рим. Получив хорошее образование в Риме и Флоренции, Наполеон Луи в 1827 женился на своей двоюродной сестре Шарлотте (1802-1839), дочери Жозефа Бонапарта . Он серьезно занимался механикой, перевел и опубликовал «Историю падения Рима», написанную одним из своих предков Якопо Буонапарте, сам написал «Историю Флоренции». Занятия наукой не отвлекли его внимания от политики. Он готовился ехать на помощь восставшим грекам, пытался пробраться во Францию в период Июльской революции 1830 года . Чуть позже Наполеон Луи, вместе со своим младшим братом Шарлем Луи Наполеоном (будущим Наполеоном III) примкнул к отряду итальянских инсургентов, восставших против власти римского папы. В местечке Форли Наполеон Луи внезапно заболел корью и скоропостижно скончался.

4) Шарль Огюст Луи Жозеф де Морни (1811-1865), сын Гортензии и ее шталмейстера графа де Флаго (de Flahaut), герцог, французский государственный деятель, министр внутренних дел в конце 1851 - начале 1852, президент Законодательного корпуса в 1854-1865. Был женат на княжне Трубецкой. Его секретарем был Альфонс Доде , который изобразил де Морни под именем Мора в своем романе «Набоб».

Гортензия Богарне - весьма известная во французской истории личность. Будучи падчерицей самого Наполеона Бонапарта, она сумела испытать на себе как славу его побед, так и горечь поражений. История ее жизни - это чреда тяжелых испытаний и трагических поворотов судьбы, которые она с гордостью смогла превзойти.

Гортензия Богарне: биография ранних лет

Гортензия родилась в 1783 году в семье известного в то время виконта Александра де Богарне. Однако отец не признавал дочь. Он был уверен в том, что его жена Жозефина постоянно изменяла ему и этот ребенок не мог быть плодом их любви. Поэтому вскоре он отказался от семейного обета, оставив их на произвол судьбы.

Благо ее мать умела постоять за себя, что позволило им продержаться до 1796 года. Именно в этот период она знакомится с молодым и амбициозным генералом по имени Наполеон Бонапарт. Вскоре они женятся, и новый отец с радостью удочеряет детей от предыдущего брака.

нового отца

Достигнув совершеннолетия, Гортензия Богарне выходит замуж за младшего брата Наполеона - Людовика. Естественно, это была идея отца. Подобный шаг нужен был ему, дабы укрепить свои позиции среди родственников и не дать им предать себя в самый ответственный момент. Сама же свадьба состоялась 4 января 1801 года.

Следует заметить, что этот брак не был счастливым. Даже смирившись с волей родителей, молодая пара не смогла полюбить друг друга. И тем не менее их союз принесет миру трех замечательных сыновей. Самый меньший из них, Карл Людовик Наполеон, впоследствии станет Наполеоном III - последним императором Франции.

Счастливые дни

В 1804 году Гортензия Богарне вместе с мужем покупает дворец Сен-Ле. Это имение на долгие годы становится их родным домом, наполненным радостными воспоминаниями. Именно здесь еще совсем юная девушка сможет спокойно растить детей, устраивать пышные балы и наслаждаться тихими прогулками по ухоженным аллеям.

К тому же спустя два года после их переезда муж Гортензии Людовик становится королем Голландии. Правда, этот титул он смог удерживать лишь на протяжении четырех лет. Все дело в том, что в 1810 году эта страна подвергается аннексии Франции. Естественно, после этого власть в стране переходит в руки тех, кто был ближе по духу к захватчикам. Но даже после этого Гортензия Богарне не покинет свой особняк. Лишь после поражения Наполеона в 1815 году она поспешно оставляет эту страну.

Последние годы

После окончательного провала отчима на политической арене Гортензия Богарне в спешке ищет себе новое пристанище. В 1817 году она обосновывается в Швейцарии, где проживает вплоть до 1831 года. В этот момент начинается самый печальный период ее жизни, так как ее сына Наполеона Людовика убивают во время итальянского мятежа. После этих трагических событий она ненадолго переезжает в Англию, но вскоре вновь возвращается в Швейцарию. Здесь она и умирает 5 октября 1837 года.

Исторический облик

Как же выглядела Гортензия Богарне? Фото этой женщины, естественно, нет, так как первый фотоаппарат появится лишь спустя 20 лет после ее смерти. Но до наших дней хорошо сохранился портрет девушки, написанный Франсуа Жераром.

Исходя из него, можно смело судить о том, что Гортензия не была красавицей, но все же имела весьма притягательный облик. К тому же ее внешние данные с лихвой компенсировались интеллектом. Ведь не зря же сам Наполеон Бонапарт частенько любил с ней побеседовать о жизни. В целом же ее исторический образ весьма неоднозначный: одни описывают ее как порочную даму, иные постоянно твердят о ее благочестивости. Кто из них прав? Увы, сегодня это скорее риторический вопрос, так как ответ на него давно уже канул в Лету.

«Господи, до чего же они мне все надоели! – уныло думала Жозефина, мадам Бонапарт, сидя за обеденным столом и в ожидании опаздывавшего мужа разглядывая его родственников. – Пытаются выдать себя за аристократов, чуть ли не за потомков византийских Палеологов, а сами вилку с ножом толком держать не умеют, не знают, с какой стороны лакея ждать, когда он им новое кушанье подносит… И ладно бы только Летиция – она старуха, что с нее взять, и к тому же не корчит из себя знатную даму, но Каролина-то с Полиной что вытворяют! Просто смотреть тошно! Ну вот, опять со слугами беседу затеяли!»

Полина Бонапарт, черноволосая двадцатилетняя красавица, любимая сестра первого консула, говорила в это время с жеманным видом величественному мажордому, помнившему еще те годы, когда у дворца Тюильри были иные хозяева – французские короли:

– Передай повару, что бульон давеча был пересолен. Может, Бурбонам такая стряпня и нравилась, а мы его живо прогоним.

Мажордом поклонился, ничем не выдав своего удивления. Делать замечания повару не входило в его обязанности, но разве можно объяснить что-то этим вульгарным выскочкам? Да, генерал Бонапарт – настоящий герой, спаситель отечества, но вот родня у него такая, что врагу не пожелаешь. Изысканные манеры только у мадам Жозефины, да еще, пожалуй, у ее детей, мадемуазель Гортензии и месье Евгения. М-да, жаль, что старые времена безвозвратно ушли. При Их Величествах неотесанную корсиканку, эту самую мадам Летицию, и на порог бы не пустили, а теперь она сидит во главе стола и бормочет что-то на своем варварском наречии.

Тут мажордом испуганно поглядел по сторонам – не прочитал ли кто-нибудь его мысли? И заметил, как пристально смотрит на него мадам Жозефина. Старый слуга отвел глаза, но все же успел заметить, что хозяйка легонько улыбается. У него точно камень с души упал: значит, не сердится… потому что и сама так же думает.

А Жозефина действительно не сердилась. Она давно знала, как относится прислуга к клану Бонапартов, и радовалась, что не она одна недолюбливает этих малограмотных корсиканцев, вытащенных Наполеоном в Париж. Подумать только: ей надо называть матушкой эту Летицию, эту крольчиху, родившую целых восемнадцать детей! Никакого образования, по-французски говорить не умеет и не хочет, вечно одета в черное платье с глухим воротом, вечно ворчит – и вечно клевещет на нее Наполеону. И расточительна-то невестка, и слишком любит веселиться, и наряды носит неподобающие, и к ней, Летиции, должного уважения не проявляет… Ух, старая сплетница! И Жозефину передернуло от отвращения.

Впрочем, ко второй жене Наполеона, императрице Марии-Луизе, госпожа Летиция будет относиться еще хуже, чем к Жозефине. Император даже несколько раз серьезно ссорился с матерью, виртуозно умевшей довести молодую женщину до слез. Но на все упреки венценосного сына корсиканка отвечала одно:

– Она тебе не ровня! Жозефина и та лучше была – всего только родовитая дворянка, а тут дочь настоящего императора…

Разумеется, Наполеон сердился: намек на то, что он – император «ненастоящий», не мог оставить его равнодушным. И он принимался запальчиво объяснять недовольно поджимавшей губы Летиции (которая, кстати, получила титул государыни-матери), что ее дети, ставшие по воле всесильного императора Наполеона I королями и принцами, являются истинными правителями многих стран и со временем передадут свои титулы по наследству. Выслушав сына, старая Летиция обыкновенно отвечала:

– Кто знает, не придется ли мне когда-нибудь самой кормить всех этих королей?

Так что как Наполеон ни старался переубедить мать, она все равно недоверчиво относилась к невестке и откладывала деньги «на черный день», не рассчитывая на прочность своего положения.

Наконец в столовую чуть ли не бегом ворвался Наполеон, бывший пока (дело происходило в 1801 году) первым консулом Франции. Недовольно поморщился, заметив, что все уже сидят за столом, ласково попенял жене:

– Я искал вас в гостиной. Неужели все так проголодались, что не могли меня дождаться?

– Дорогой, – улыбнулась Жозефина, не разжимая губ (она привычно стеснялась своих дурных зубов), – вы же сами всегда настаиваете: обедаем ровно в семь. Вот я и пригласила всех сюда. Думала, вы вот-вот придете.

– Дела, все дела! – бросил Наполеон, скользя внимательным взглядом по лицам присутствовавших и одновременно повязывая вокруг шеи салфетку. Жозефина только вздохнула, заметив это: сущий ребенок, ей-богу! Уверяет, что с коленей у него салфетка непременно упадет. Добро бы еще за пуговицу сюртучную ее цеплял, а то обмотает вокруг шеи, как будто у него инфлюэнца. И ругать его бесполезно – все равно делает по-своему.

Подали обед. Наполеон с аппетитом ел суп, один за другим глотал крохотные пирожки – и вдруг сказал, обращаясь к своей падчерице, семнадцатилетней Гортензии Богарнэ:

– А знаете, почему я задержался? Я заходил в ваши комнаты, мадемуазель, искал любовные послания. Приятно, должно быть, когда вам столь пылко клянутся в верности?

Все как по команде посмотрели на залившуюся краской девушку. Людовик, болезненного вида брат Наполеона, удивленно поднял брови – единственное движение, которое, кажется, давалось ему без труда. Мюрат, муж Каролины Бонапарт (в скором будущем маршал Франции и неаполитанский король), переглянулся со своей молодой женой и хихикнул.

– Иоахим! – одернула его смущенная Жозефина, а потом спросила дочь: – Что вы на это скажете?

Гортензия внезапно пулей вылетела из-за стола, сбежала по широкой мраморной лестнице, задев по дороге одну из китайских ваз с цветами, стоявших на каждой второй ступени, – нарциссы сломались, перемешались с голубыми фарфоровыми осколками, – и устремилась к своим двум комнаткам, что располагались на первом этаже дворца. Девушка внимательно оглядела спаленку, потом прошла в будуар (бывшую молельню Марии-Антуанетты), где она хранила многочисленные выкройки, ноты и книги. Все было на месте. Шагнув к розового дерева изящному секретеру, Гортензия сняла с шеи крохотный блестящий ключик и осторожно отперла один из ящичков. В самой его глубине располагался тайник: если нажать на небольшой выступ, задняя стенка ящика откидывалась. Оттуда-то и извлекла девушка некое письмо. Оно не было вскрыто, печать никто не трогал.

– Слава богу! – с облегчением прошептала Гортензия и добавила с досадой: – Вечно отчим подшучивает надо мной!

Так оно и было. Как только девушка убежала из столовой, первый консул принялся хохотать. От смеха у него даже выступили слезы, и он сказал, обращаясь к жене:

– Пока еще девица смущается, но скоро она осмелеет и научится лгать. Тем более ей есть у кого учиться, сударыня, не так ли?

Наполеон был весел, и Жозефина ответила ему в тон:

– Научиться лгать не так уж сложно, куда сложнее уметь скрыть ложь.

– А все-таки я, кажется, угадал некую тайну, – не дослушал жену Наполеон. – Может, вы поговорите с Гортензией? Боюсь, у девочки пока нет наперсницы…

Наперсницы у Евгении-Гортензии де Богарнэ, дочери Жозефины от ее первого мужа виконта Александра де Богарнэ, и впрямь не было, но зато она имела многочисленных приятельниц, приобретенных ею в пансионе госпожи Кампан, бывшей некогда наставницей несчастной королевы Марии-Антуанетты. Может быть, это послание девушка получила от подруги? Но тогда почему она так смущена? И почему все еще не прочитала его?

Мы ответим на эти вопросы немного позже, а пока познакомимся с прелестной Гортензией поближе. Она была хрупкой, с тоненькой талией, с маленькими, правильной формы руками и ногами и грациозной походкой. Глаза у девушки были голубые, волосы, конечно же, вились и отливали золотом. В общем, настоящая фарфоровая куколка.

Но характер у этой красавицы был на редкость твердый. Решившись еще в самом нежном возрасте любое дело делать хорошо, она, сжав зубы, часами просиживала за клавесином и арфой, прилежно изучала основы музыкальной гармонии – и со временем развила свой слабый от природы голос и стала весьма недурно петь и даже сочинять музыку. Точно так же она приручила кисть и палитру и считалась неплохой рисовальщицей; особенно ей удавались портреты и натюрморты.

Гортензия предпочитала шумному обществу уединение, причем с годами – все больше. Когда она была ребенком, ей часто приходилось становиться свидетельницей ссор между отцом и матерью. Однажды ночью она проснулась оттого, что родители кричали друг на друга прямо возле двери детской.

– Вы никогда не любили меня! – утверждала Жозефина. – Вы лгали перед алтарем, когда нас венчали! Мне надоели и ваши бесчисленные потаскухи, и эта отвратительная чужая пудра на вашем фраке, и надушенные записки, которые валяются по всему дому…

– Перестаньте, – прозвучал насмешливый голос Александра Богарнэ, по праву считавшегося одним из самых красивых мужчин Парижа. – Вы неподражаемы, Жозефина! Конечно же, я не любил вас, потому что вы нехороши собой и часто визжите, как торговка. Но у вас есть шарм, вы умеете нравиться, и вы чертовски обольстительны. Неужели вам мало этих приятных слов?

– Но вы же изменяете мне! – возмутилась Жозефина.

– А вы – мне! – спокойно парировал муж.

И вот тут-то пятилетняя Гортензия выглянула в коридор и спросила с любопытством:

– А что вы оба изменяете?

Ей надавали пощечин, сдали с рук на руки поспешно прибежавшей няне – и мать бросила с упреком отцу:

– По вашей милости девочка вырастет распущенной. За ней надо присматривать.

– Присматривайте лучше за мальчиками, – пожал плечами Александр. – У вас это лучше получается.

С тех пор Гортензия поняла, что от взрослых лучше держаться подальше и что полагаться надо только на саму себя. Своими соображениями она поделилась с Евгением, который был старше сестры на целых три года, и он согласился с ней, но добавил важно:

– Однако же надо непременно иметь покровителя. Даже когда мы вырастем, нам придется от кого-нибудь зависеть, и лучше, чтобы это был приятный человек. (Евгений Богарнэ всегда придерживался этого правила, выработанного им самим в детстве. Когда он подрос и его мать стала женой Наполеона, Евгений делал только то, что велел ему отчим. Он не был талантливым полководцем или хитроумным политиком, но умел четко выполнять приказы, и потому император ценил его и даже прочил в свои наследники. Но потом Наполеон решил развестись с Жозефиной и охладел к пасынку. Евгений безропотно подчинился новым планам своего покровителя и даже уговаривал мать согласиться на развод. Благодарный Наполеон оставил молодому человеку все титулы – а Евгений, зять короля Баварии, был герцогом Лейхтенбергским и князем Эйхштедтским – и много раз доверял ему армии в ответственных сражениях. Когда же наступил 1814 год и императора низвергли, Евгений, успевший перевезти все свои огромные богатства в Баварию, участвовал в Венском конгрессе и очень понравился царю Александру I. Новый покровитель даже обещал выхлопотать ему независимое княжество, так что Евгений был весьма недоволен бегством Наполеона с острова Эльба и его походом на Париж. Может, Богарнэ и принял бы опять сторону корсиканца, да знаменитые Сто дней правления экс-императора окончились слишком быстро…)

Маленькая Гортензия не скучала по отцу, когда тот в составе французского корпуса отправился в далекую Америку воевать за ее независимость. Девочка уже догадывалась, что родители безразличны друг другу и что батюшка вряд ли вернется к ним. Так и получилось. Как только Александр прибыл во Францию, он и Жозефина затеяли бракоразводный процесс, который тянулся так долго, что однажды уставшая от тяжбы женщина сказала детям:

– Завтра мы едем на Мартинику. Надо же вам наконец побывать на острове, где родилась ваша мать… как, впрочем, и ваш отец.

Именно на Мартинике Жозефина и узнала о том, что во Франции произошла революция, что король низложен и арестован и что ее бывший муж сделался председателем Учредительного собрания, одно из заседаний которого, проходившее наутро после бегства Людовика XVI, он открыл ставшей вскоре крылатой фразой:

– Господа, король уехал этой ночью. Перейдем к порядку дня.

И Гортензия, и Евгений отнюдь не тяготились жизнью на солнечном приветливом острове – в отличие от их матери, которой очень хотелось вернуться в Париж. И она осуществила свое намерение, но поводом к нему послужило весьма и весьма печальное событие.

В 1794 году Александр де Богарнэ, имевший несчастье родиться дворянином, был объявлен виновником поражения, которое потерпела революционная французская армия в битве с австрийцами. Его вынудили выйти в отставку, а потом арестовали и судили.

«Нашего милого Александра вот-вот гильотинируют, – писала Жозефине ее давняя подруга Тереза Кабарру, любовница одного из членов Конвента. – Я понимаю, что мой тон может показаться тебе легкомысленным, но, как это ни жутко звучит, мы тут привыкли и к запаху, и к виду крови. Итак, если хочешь спасти его, приезжай в Париж. Постараюсь помочь тебе чем могу… »

И Жозефина поспешила на помощь бывшему супругу. Однако Гортензию и Евгения она с собой предусмотрительно не взяла – и правильно сделала, ибо безжалостный Молох революции не щадил никого, а уж тем более детей тех, кого называли тогда «врагами отечества». Брат и сестра были отвезены матерью в Круаси и отданы в ученики к столяру и швее. («Если я вернусь, – сказала Жозефина плакавшим детям, – я немедленно заберу вас из этого ужасного места. Если нет – забудьте, что вы дворяне и что у вас были мать и отец».)

Спасти Александра не удалось. Его обезглавили, а Жозефина провела несколько недель в тюрьме, откуда смогла выбраться лишь чудом.

Разумеется, в Круаси дети не остались. Евгений поступил в Ирландский колледж, а Гортензия, как нам уже известно, оказалась в пансионе в Сен-Жермен-ан-Лей, основанном мадам Кампан. Эта достойная престарелая особа, понимая, что времена изменились и что придворный этикет канул в вечность, тем не менее прививала своим воспитанницам учтивые манеры и учила их тонкостям светского поведения.

– Дорогие мои, – говаривала она, поправляя черную кружевную наколку на голове (с тех пор как погибла Мария-Антуанетта, бывшая любимой ученицей госпожи Кампан, последняя навсегда облачилась в траур), – дорогие мои, попомните мои слова: те, что сейчас правят Францией, всегда будут уважать вас и завидовать вашему происхождению. Вы станете самыми завидными невестами в стране, и самые богатые и влиятельные государственные мужи почтут за честь повести вас к алтарю, чтобы потом, сдувая с вас пылинки, шепнуть: «Я горжусь тем, что вы столь же обворожительны, сколь и родовиты!»

Гортензия выказала себя примерной ученицей, и владелица пансиона очень горевала, узнав, что девушке придется оставить Сен-Жермен и поселиться в Париже. Это произошло после того, как Жозефина стала женой генерала Бонапарта. Гортензия много плакала, когда мать написала ей о своем втором замужестве: Наполеон казался девушке чем-то вроде дикого зверя, чудовища, явившегося с загадочной Корсики. Он был выходцем из низов, и Гортензия опасалась встречи с ним, опасалась, что он будет слишком суров со своими приемными детьми.

Жозефина сама приехала за дочерью в пансион, и муж сопровождал ее в этой поездке. Генерал, бывший уже тогда известным полководцем, прошелся по классам, поговорил с робевшими ученицами и сказал мадам Кампан:

– Я непременно доверю вам мою младшую сестру Каролину. Только предупреждаю: она ровным счетом ничего не знает. Попытайтесь сделать из нее такую же умницу и всезнайку, как Гортензия.

Но Каролина так и не попала в пансион и не получила надлежащего образования. Зато мадемуазель Богарнэ вышла из стен заведения госпожи Кампан девицей ученой, хорошо воспитанной и гордой своим происхождением.

С матерью она ладила неплохо, а вот отчима по-прежнему побаивалась. Он был горячего нрава, непредсказуем, иногда излишне суетлив; все это вместе взятое не могло не пугать спокойную благонравную девушку. К тому же Наполеон обожал подшучивать над ней.

Итак, мы оставили Гортензию в ее комнате с загадочным письмом в руке. Попало к ней это послание следующим образом.

У генерала Бонапарта было несколько адъютантов – исполнительных подтянутых офицеров, которые казались девушке все на одно лицо. И лишь Кристоф Дюрок – аристократ хорошего провансальского рода, чье полное имя звучало так: Кристоф де Мишель дю Рок (просто Дюроком его сделала революция) – всегда притягивал к себе взоры Гортензии. Несмотря на свой возраст – ему едва исполнилось двадцать пять, – Кристоф уже имел чин полковника и виды на блестящую карьеру.

Гортензия догадывалась, что нравится молодому человеку, и избегала встреч с ним, потому что… была в него влюблена. Девушка из хорошей семьи должна уметь скрывать свои чувства, вот Гортензия их изо всех сил и скрывала.

Однако накануне вечером влюбленные ненароком столкнулись в музыкальном салоне, куда Гортензия зашла, чтобы взять какую-то книжку. Кристоф хотя и покраснел, но быстрее, чем девушка, оправился от смущения и произнес негромко:

– Я искал мадам Бонапарт и вас, мадемуазель, чтобы попрощаться. Генерал Бонапарт посылает меня в Россию с поздравлениями царю Александру I, который недавно взошел на престол.

– Приятного путешествия, – отозвалась Гортензия и, ругая себя за излишнюю застенчивость, принялась вертеть головой и приговаривать: – Ах, ну куда же она подевалась? Ведь была где-то здесь!

– Вы что-то потеряли? – осведомился офицер.

– Да. Книгу в зеленой обложке, – туманно пояснила Гортензия.

– Не эту ли? – И Дюрок подал ей маленький томик с торчавшей из него шелковой закладкой.

Гортензия поблагодарила, сделала реверанс и направилась к себе. Ее щеки пылали, а сердце бешено колотилось. И как же она растерялась, когда обнаружила в книге адресованное ей письмо – то самое, запечатанное большой печатью, которое она держала сейчас в руках!.. Конечно, девушке очень хотелось узнать, что пишет ей красавец полковник, но она отлично помнила слова мадам Кампан:

– Если девушка питает уважение к себе и своей семье, она не примет послание от мужчины, который не является ее родственником.

– Надо бы отдать матушке… – шептала Гортензия, глядя на письмо. – Вдруг там какие-нибудь непристойности…

И, залившись краской, девушка вернула письмо в секретер и заперла ящичек. Пускай лежит. Оказывается, это так приятно – знать, что ты небезразлична мужчине, который тоже тебе очень нравится.

А вечером в спальню Гортензии, грезившей о прекрасном полковнике, вошла Жозефина.

– Расскажи-ка о своих тайнах, – сказала она бесцеремонно. – Я по твоему лицу вижу, что кто-то признался тебе в любви.

– Вовсе нет, матушка, – запротестовала Гортензия. – То есть… я действительно получила письмо, но понятия не имею, о чем оно.

– Покажи! – протянула руку Жозефина и, взяв безропотно протянутое девушкой послание, поинтересовалась: – Неужто это первое в твоей жизни?

– Конечно, матушка.

Жозефина прочла письмо, в задумчивости положила его на прикроватный столик и сказала медленно:

– Господин Дюрок признается тебе в любви и спрашивает: может ли он рассчитывать на твое согласие, если решится просить у меня и Наполеона твоей руки?

– Может, конечно, может! – забывшись, воскликнула Гортензия и, спохватившись, поспешно добавила: – Ведь вы же не будете возражать против такого зятя, правда?

– Буду! – ответила мадам Бонапарт и неожиданно разрыдалась.

Гортензия очень испугалась.

– Что, матушка? – спрашивала она. – Что с вами? Позвать кого-нибудь? Дать воды?

– Не нужно, – с трудом проговорила Жозефина. – Сейчас я все объясню.

И она объяснила, что Дюрок недостаточно знатен для мадемуазель Гортензии Богарнэ, падчерицы первого консула Франции генерала Бонапарта.

– Но Кристофа ждет великое будущее, – удивилась девушка. – Он обязательно прославится. К тому же Евгений тоже наверняка женится на какой-нибудь герцогине или маркизе… титулы, правда, отменили, но…

– Ах, оставь! – нетерпеливо отмахнулась Жозефина. – Я думаю, твой отчим скоро вернет Франции все титулы, отнятые революцией, но Дюрок от этого не станет лучше.

Гортензия не понимала, к чему клонит мать, и та, всхлипывая, призналась, что Наполеон очень хочет наследника, а она уже слишком стара и вряд ли подарит ему сына. Вот если бы Гортензия положила начало новой династии, выйдя замуж за Людовика Бонапарта…

– Наполеон так привязан к своему брату, – сказала Жозефина, перейдя на деловой тон. – Если ты составишь счастье Луи, Наполеон никогда не бросит меня ради какой-нибудь молоденькой красотки, которая сможет родить ему сына.

Гортензия была поражена откровенностью матери. Слова Жозефины звучали цинично, но они дышали такой искренностью, что девушка была польщена. Однако же перспектива сделаться женой Людовика совершенно ее не радовала.

– Матушка, – попыталась она переубедить Жозефину, – но мне нравится Дюрок. И потом – вы много раз говорили, что отчим намерен сделать своим наследником Евгения. Зачем же тогда жертвовать моим счастьем?

– Во-первых, – на глазах супруги первого консула опять выступили слезы, – мужчины – говорю это тебе по секрету – очень непостоянны. Сегодня Наполеон обещает одно, а завтра он может передумать и не дать нашему Евгению ровным счетом ничего. А во-вторых, я уверена, что ты не так уж сильно любишь этого самого Кристофа. Я слышала, он уехал в Россию? Думаю, когда он вернется, ты на него едва взглянешь. Твое сердце будет отдано Луи…

Последних слов ей говорить явно не следовало. Гортензия вспыхнула от негодования и почтительно, но твердо заявила, что никогда не выйдет ни за кого, кроме Дюрока.

– А Луи мне неприятен, – сказала она в завершение. – Мне кажется, он все время думает о чем-то дурном.

Мадам Бонапарт не смогла удержаться от улыбки.

– Глупышка, – ласково сказала она. – Если тебе так кажется, значит, ты ему нравишься.

Позже выяснилось, что многоопытная Жозефина ошиблась. Гортензия совсем не нравилась Людовику – как не нравилась ему вообще ни одна женщина на свете. Но пока девушка спросила с любопытством:

– Вы правда в этом уверены?

И объяснила наивно:

– Это так странно – в один день узнать, что в тебя влюблены сразу двое кавалеров.

Дюрок вернулся из России только спустя три месяца. И все эти три месяца девушка отвечала отказом на предложение матери стать невестой Людовика Бонапарта. Поскольку Жозефина заразила своей идеей и Наполеона, то первый консул с интересом следил за тем, как идут дела. На падчерицу, впрочем, он совершенно не сердился. Пожалуй, ее упорство ему даже нравилось.

Чтобы сделать дочь более уступчивой, Жозефина попросила мадам Кампан написать упрямице и убедить ее выйти за Луи, который, кстати сказать, подчинился воле старшего брата и сделал девушке официальное предложение руки и сердца.

– Может, я действительно полюблю его? – прошептала Гортензия, прочитав это послание. – Он ведь довольно красив – большие глаза, обаятельная улыбка… А говорит так, что можно заслушаться… вот только двигается он с трудом. Жалуется, что кости у него часто ломит – особенно, мол, в сырую погоду. Странно. Ведь он такой молодой, всего пятью годами меня старше.

Потом девушка подумала о Дюроке, усиленно избегавшем ее в последнее время, и в ее глазах вспыхнул огонек негодования.

– Значит, для него важнее всего карьера! – пришла она к вполне логичному выводу. – Что ж, пускай становится генералом. Ну а я… я приму предложение Людовика. В конце концов, об этом просит меня моя мать, и мой долг – повиноваться.

Гортензия кокетничала своей дочерней покорностью. Луи успел понравиться ей – потому что хотел понравиться. Но он не любил свою невесту, ибо был развратен, груб душой и предпочитал ласки юношей. Что же касается ломоты в костях, то совсем мальчиком он переболел сифилисом, которым наградила его проститутка и который оставил на память о себе жесточайший артрит.

Четвертого января 1802 года в девять часов вечера во дворце Тюильри в присутствии мэра округа был заключен брак, а через два часа состоялось венчание. После свадебного пира молодых оставили одних.

И тут Гортензия поняла, что ее замужество будет сущей мукой. Едва за мужем и женой закрылась дверь спальни, как Людовик, брызгая от возбуждения слюной, набросился на девушку и, прижав ее к стене… принялся сплетничать о Жозефине. Как и все Бонапарты, он терпеть ее не мог и теперь живописал изумленной и возмущенной до глубины души Гортензии, как вела себя ее мать, пока Наполеон вел войны и защищал Францию.

– У нее была куча любовников! – визжал Луи. Его пышные волосы растрепались, на щеках выступили красные пятна, руки дрожали. – Весь Париж говорил о жене моего брата! Все знали, чем занималась она в своем особняке!

Некоторые слова, которые он употреблял, были Гортензии незнакомы, но она, конечно же, ничего не спрашивала. Она стояла и лихорадочно думала, что важнее – быть почтительной дочерью или почтительной женой?

Но решить эту задачу она не успела. Муж наконец умолк и подтолкнул ее к кровати.

Глотая слезы, Гортензия разделась, и Людовик, с удовлетворением оглядев ее, сказал:

– Думаю, мы родим хорошего сына. Наполеон останется доволен.

Гортензия скоро забеременела – и вздохнула с облегчением. Чтобы не причинить вреда будущему ребенку, муж стал ночевать в другой спальне и больше не донимал бедную женщину придирками – зачем, мол, вчера улыбнулась тому-то, танцевала с тем-то и вообще смотрела по сторонам, а не на законного супруга.

– Вы – копия своей матери, – всякий раз заявлял Луи. – Вам нельзя верить, и вас нельзя уважать.

Однажды Гортензия возмутилась и пригрозила рассказать отчиму, как пренебрежительно отзывается о Жозефине его любимый брат. Она и сама не ожидала, что эта угроза подействует, но, как ни странно, Людовик прекратил оскорблять тещу и с тех пор ограничивался лишь туманными намеками на «безнравственное поведение некоей особы».

Но жену он тиранил по-прежнему, и отдыхать от его брюзжания она могла только во время беременностей.

Гортензия родила мужу троих сыновей, и старшего из них, Ипполита-Шарля, появившегося на свет в 1802 году, Наполеон сразу захотел назвать своим ребенком.

– Пойми, – убеждал он брата, обычно во всем с ним согласного, но сейчас мрачного и непреклонного, – я усыновлю Ипполита и сделаю его своим наследником, а вы с Гортензией родите себе еще сколько угодно детей.

– Нет, – твердил Людовик, сидевший в глубоком кресле и нервно хрустевший пальцами, – нет и еще раз нет! Французы подумают, что ты и впрямь его отец, а я тут ни при чем. Ты же знаешь, какие гадости говорят о Жозефине, а Гортензия – ее дочь. Скажут, что яблоко от яблони недалеко падает, и пошло-поехало. Я не хочу позора для себя и всей нашей семьи.

Братья несколько раз возвращались к этому разговору, и лишь смерть мальчика, который умер пяти лет от роду, поставила в нем точку. Наполеон в то время уже был императором, без наследника династии бы не получилось – и предчувствие Жозефины сбылось: муж стал всерьез подумывать о разводе и о новом браке, хотя любил ее все так же пылко.

Императором Франции Наполеон стал в апреле 1804 года, после того как сенат вынес постановление, дающее первому консулу Бонапарту этот пышный титул. А второго декабря того же года в парижском соборе Нотр-Дам Папа Пий VII торжественно венчал и помазал Наполеона на царство. Когда Папа хотел возложить на его голову корону, Наполеон внезапно выхватил ее из рук первосвященника и сам надел на себя венец.

– Мне не нужно благодеяний, – объяснил он позже Жозефине. – Это моя корона, и я никому не дам прикасаться к ней.

Гортензия была счастлива – и не только потому, что ей нравилось называться падчерицей императора и его свояченицей, но и потому, что Наполеон начал все чаще давать ее мужу разнообразные поручения, связанные с внешней политикой. Людовик ездил по всей Европе, а его жена тем временем веселилась на балах. Она замечательно умела танцевать, и в пансионе мадам Кампан танцмейстер не мог ею нахвалиться.

Начало века принесло с собой новые веяния, и Гортензия с упоением осваивала вальс и польку, удивляясь тому, почему эти замечательные танцы не появились раньше.

И вот однажды она заметила некоего молодого офицера, который, взобравшись на стул, улыбался во весь рот и громко хлопал в ладоши, как если бы Гортензия была обычной танцовщицей на жалованье в каком-нибудь театре.

«Что он себе позволяет, этот нахал?!» – возмущенно подумала красавица и решительно подошла к офицеру, ловко спрыгнувшему со стула и ожидавшему ее все с той же широкой улыбкой.

Гортензия уже встречала этого драгунского лейтенанта. Он служил в полку, которым командовал Луи Бонапарт, и звали его Шарлем Флао.

– Муж отзывается о вас довольно лестно, – сухо произнесла Гортензия, сделав вид, что не заметила изящного поклона юноши, – но, мне кажется, он заблуждается. Вы дурно воспитаны, если не умеете отличить бальной залы от театральной. Аплодисменты тут неуместны.

А спустя несколько дней Шарль Флао появился в особняке на улице Виктуар, принадлежавшем Людовику Бонапарту. Привела туда лейтенанта его мать, мадам Суза, жена португальского дипломата. В юности эта дама вышла замуж за пожилого аристократа, графа де Флао, который настолько обожал жену, что довольно долго закрывал глаза на ее связь с неким молодым аббатом и лишь вздохнул, узнав, что у любовников родился сын. (Впоследствии аббат навсегда скинет сутану и станет одним из самых известных в истории министров иностранных дел. Фамилия его была Талейран.) Во время Великого Террора графа казнили, а через год его вдова очаровала дипломата-португальца, и он повел ее под венец. Шарля усыновили. Оба отца – и настоящий, и не родной – прекрасно относились к юноше и всячески ему протежировали.

Очутившись в доме Гортензии, Шарль сказал ей:

– Уверяю вас, я хорошо воспитан, и моя матушка может это подтвердить. Но если вы по-прежнему сердитесь на меня, то пожалуйтесь ей – и проказника сегодня оставят без сладкого.

Гортензия рассмеялась и простила очаровательного лейтенанта.

С тех пор он стал частым гостем в особняке своего командира. Пение, музицирование, чтение вслух – и вот уже Гортензия не может и дня прожить без этого остроумного красавца. То чувство, которое она начала питать к нему, было очень похоже на любовь, но молодая женщина не сразу осознала это.

Лейтенант признался ей, что ему очень нравилась молоденькая полька, которая не так давно уехала в свою далекую холодную страну, оставив его с разбитым сердцем и даже не пообещав вернуться.

– Мне кажется, – сказала однажды Гортензия матери, – он вполне достоин любви. Жаль, что эта девица уехала. Он так страдает – и уже этим интересен мне…

Жозефина улыбнулась.

– Осторожнее, девочка моя. Не думай о нем слишком уж часто. И еще одно. Хочу тебя предостеречь. Ты не забыла, надеюсь, что вот уже две недели лейтенант Флао служит адъютантом у Мюрата? Ну а о темпераменте мадам Мюрат ты наслышана.

Гортензия начала бурно возражать матери. Флао вовсе не такой. Он не польстится на прелести Каролины… да и Каролина, может быть, не обратит внимания на нового мужниного адъютанта…

Но госпожа Мюрат, разумеется, сразу заприметила Шарля, и у них завязался бурный роман. Гортензия, впрочем, хотя и предупрежденная матерью, долго ни о чем не догадывалась, потому что Флао по-прежнему ухаживал за ней – присылал цветы, наносил визиты, аккомпанировал на рояле ее пению. И если бы не роскошный бал, устроенный Мюратом в его замке Нейи, истина, быть может, никогда бы не открылась.

Разгоряченная танцами, Гортензия вышла в темный сад. Кое-где горели китайские фонарики. Веяло приятной прохладой. Молодая женщина решила подойти к пруду и отдохнуть на мраморной скамье, стоявшей на берегу. Но там уже расположилась влюбленная парочка: мужчина и женщина так страстно обнимались и так тяжело дышали, что не заметили приближения Гортензии. Это были Каролина и Шарль!

Ничем не выдав своего присутствия, Гортензия бросилась обратно в дом – сказать Мюрату, что у нее внезапно сильно разболелась голова и что поэтому она вынуждена уехать. «Ах, какая жалость! Я не смогу попрощаться с моей милой Каролиной!»

После этой истории Гортензия твердо решила порвать с Флао и не принимать его. Молодой офицер терялся в догадках. Каждый день он, как на службу, являлся в знакомый особняк на улице Серрюти (куда в 1806 году перебрался Людовик Бонапарт с семейством) и передавал через лакея свою визитную карточку. И каждый день слышал одно и то же:

– Госпожа не принимает.

А однажды с ним были даже более откровенны:

– Госпожа сказала, что двери ее дома закрыты для господина Шарля Флао.

Но офицер сумел все же добиться встречи с мадам Луи Бонапарт.

Гортензия молчала. Ее глаза были полны слез, и Флао все понял. Он упал на колени и прошептал:

– Так вот оно что! Господи, зачем же вы скрывали от меня, что я вам небезразличен?! Теперь уже поздно. Узы чести связывают меня с другой женщиной.

И узы эти были очень прочны. Ревнивая и подозрительная Каролина следила за своим возлюбленным во все глаза и часто устраивала ему совершенно неприличные сцены – с битьем ваз, истериками и обещаниями покончить с собой.

Шарль поведал об этом Гортензии и теперь смиренно ждал ответа. Однако взор его так сиял, что женщина поняла: при малейшем поощрении с ее стороны офицер вскочит с колен и сожмет ее в пылких объятиях. Видит бог, Гортензия бы очень этого хотела! И все же гордость взяла верх над чувствами. Она не станет признаваться в любви тому, кого считает своей собственностью Каролина Мюрат!

– Вы ошибаетесь, уверяю вас, ошибаетесь, – тихо произнесла Гортензия. Мадам Кампан могла бы в эту минуту гордиться ею. – Я не люблю вас. Возможно, прежде я плохо разбиралась в своих чувствах, но с некоторых пор я твердо знаю, что равнодушна к вам.

– В таком случае удостойте меня хотя бы своей дружбы! Это послужит мне утешением…

Однажды утром Наполеон, ежедневно получавший подробные доклады от своего министра полиции Фуше, обратил наконец внимание на то, сколь близкие отношения установились между его сестрой и сыном Талейрана. С императором случилась одна из его знаменитых вспышек ярости.

– Женщины из моей семьи не должны иметь любовниками адъютантов своих мужей! Это недостойно! Я этого не потерплю! Мюрата ко мне – и немедленно!

Маршал получил приказ отправить Шарля Флао («Очень талантливый офицер, верно? Его отец будет счастлив, узнав, что мальчик отличился в бою!») в авангард армии, намеревавшейся сразиться с австрийцами. Вот как получилось, что Шарль стал героем сражения под Аустерлицем…

Спустя примерно год после этой победы Наполеон сделал своего любимого брата Людовика королем Голландии. Гортензия отнюдь не была в восторге, когда ей на голову возложили королевскую корону. Ей не хотелось покидать Париж и отправляться вместе с мужем в чужую и далекую Гаагу.

– Ничего нет хорошего во всех этих тучных коровах, мельницах и тюльпанах! – вздыхала она украдкой. – И почему я не могу быть королевой Голландии, но жить при этом в Париже?!

Оказалось, ей было-таки чего опасаться. В Гааге Людовик повел себя, точно настоящий тиран. В первый же вечер после приезда он ничтоже сумняшеся заявил своей уставшей после долгого путешествия жене:

– Мне кажется, эта кровать слишком узка для двоих. Я лягу один.

– Хорошо, – кивнула Гортензия, радуясь в душе тому, что не станет ночевать вместе с супругом. – Я прикажу приготовить для себя другую комнату.

– Еще чего! – вскричал Луи. – Как вам такое могло только в голову взбрести?! Вы останетесь со мной, а спать будете вон на той койке.

Койка была железная и очень неудобная. Стояла она в спальне на тот случай, если с королем по какой-то причине придется ночевать денщику.

Гортензия представила себе, как долго будет изводить ее муж подозрениями и разнообразными придирками, если она начнет сейчас спорить, и молча кивнула. Знала бы она, что в дальнейшем ее ожидают куда худшие испытания!

Конечно, некоторые поводы мужу она давала. Голландцы оказались людьми приятными, знавшими толк в галантном обращении и весьма светскими. К тому же многие из них подолгу живали в Париже и отменно говорили по-французски. Немудрено, что королева полюбила устраивать балы и всякие празднества. Людовик все чаще ссорился с женой, обвиняя ее в неверности и грозя всякими карами. Однажды Гортензия так рассердилась на него, что сказала громко:

– Вы почти бессильны в постели! Вот почему вас раздражают здоровые и крепкие мужчины, которые ищут моего общества!

Людовик пришел в совершенное неистовство, потому что это была правда. Он запер жену в ее покоях, и она не покидала их несколько недель, пока за нее не заступился Наполеон.

Полицейское дело при императоре было поставлено на такую высоту, какой Франция еще не знала. Заведено было сразу несколько полиций, которые следили друг за другом и сообщали обо всем всесильному Фуше. Разумеется, то, что творилось при голландском дворе, скоро перестало быть для него тайной, и он известил императора о поведении его брата.

Наполеон был взбешен и отправил в Гаагу гневное письмо.

«Вам досталась лучшая и добродетельнейшая из женщин! » – настаивал император и требовал, чтобы Гортензии была возвращена свобода. Луи повиновался, но супругу не простил и разрешение поехать в Котре, что в Пиренеях, дабы поправить пошатнувшееся в заточении здоровье, дал ей сквозь зубы.

Любопытно, между прочим, что Людовик был неплохим королем для голландцев. Едва обосновавшись в Гааге, он стал брать уроки голландского языка и вообще входить в нужды подвластного ему народа. Он отменил смертные приговоры и добился вывода из страны части французских оккупационных войск. Он всегда выступал против континентальной блокады Нидерландов, говоря брату, что не хочет видеть своих подданных нищими. Поскольку Наполеон не соглашался отменить блокаду, то Людовик решился смотреть сквозь пальцы на процветавшую в стране контрабанду и не желал наказывать контрабандистов, хотя Наполеон требовал этого от него. В конце концов в 1810 году император начал присоединять к Франции одну голландскую провинцию за другой. К лету за королем остался один Амстердам. Он отрекся от престола и уехал из страны, которая вскоре целиком вошла в состав Франции.

Но это произойдет лишь через три года. А пока Гортензия отправилась на воды, и пребывание ее там оказалось очень приятным. Конечно, она по-прежнему любила Флао, но не смогла устоять перед чарами двоих пылких кавалеров – голландского адмирала Вергуэла и будущего герцога Деказа. Не исключено, что один из них и стал отцом мальчика, который появился на свет двадцатого апреля 1808 года. Во всяком случае, многие так полагали, и эти слухи спустя целых четыре десятилетия едва не помешали Шарлю-Луи Бонапарту сделаться императором Франции Наполеоном III.

Когда Людовик Голландский узнал о том, что его супруга беременна, он рассердился и встревожился.

– Я не верю, что вы ждете моего ребенка! – заявил он королеве.

– Он ваш, но я не стану переубеждать такого упрямца, как вы! – пожала плечами Гортензия.

Этот разговор заставил Людовика впервые всерьез задуматься о разводе с женой.

…В сентябре того же года в Париже встретились трое: голландская королева Гортензия, Флао, недавно приехавший из Испании, куда ему вскоре предстояло вернуться, и Каролина Мюрат, только что ставшая королевой Неаполя. Обе женщины не хранили в разлуке верность красивому офицеру, но обе при виде его поняли, что влюблены.

– Флао совершенно неотразим! – откровенно заявила Гортензии Каролина. – Мне надо вернуться в мое королевство, и я знаю, что он попытается найти утешение у тебя на груди. Ты – единственная женщина, которой я опасаюсь, ибо Флао выделяет тебя среди прочих. Разумеется, он не полюбит никого, кроме меня, потому что такой близости, какая существует между нами, нельзя испытать в жизни дважды, но все же…

– Чего ты хочешь от меня? – перебила ее Гортензия, едва сдерживаясь, чтобы не накричать на новоявленную государыню Неаполя – такую самонадеянную и такую… глупую.

Но нет, Каролина повела себя вовсе не глупо. Она прекрасно знала, с кем говорит. Гортензия славилась своим великодушием, и, когда Каролина попросила ее не отвечать на ухаживания Флао – «дабы не мешать нашей настоящей любви!» – она со вздохом согласилась. Флао отбыл обратно в Испанию, так и не добившись желаемого от той, которая была истинной владычицей его сердца.

Еще через два года Наполеон развелся с Жозефиной, и это стало для Гортензии тяжелым ударом. Она жалела мать и жалела своего отчима, который ставил превыше всего долг по отношению к Франции и во что бы то ни стало желал обзавестись наследником.

«Он любит меня, я знаю, – читала Гортензия расплывшиеся от пролитых над ними слез строки, – он сам сказал мне об этом. Но я стара для него, а ваш ребенок, ваш маленький Наполеон-Шарль умер… Девочка моя, я могу лишь посочувствовать тебе, жене короля. Венец так тяжел, а мы так слабы… »

Гортензии тоже не нравилось быть королевой, и она вздохнула с облегчением, когда Людовик отрекся от престола и можно было наконец покинуть Голландию и вернуться в обожаемую Францию. С мужем она рассталась, хотя официально они не развелись.

Жозефина поселилась в Провансе, в небольшом сельском уютном домике под черепичной крышей. Там-то Гортензия, приехавшая навестить мать, и встретилась с Флао. Наконец-то она смогла доказать Шарлю, как пылко любила его все эти годы – и как любит до сих пор!

Флао принадлежал к тому типу мужчин, которые, добившись своего, охладевают к предмету недавней страсти и лишь милостиво позволяют себя обожать. И все же Гортензия была по-настоящему счастлива. Жаль только, что счастье это длилось всего несколько дней.

А в самом начале 1811 года бывшая голландская королева поняла, что она опять в тягости. К счастью для нее, вся Франция тогда с нетерпением ждала, кого же родит новая жена Наполеона Мария-Луиза, так что никому не было дела до его бывшей падчерицы. Впрочем, сам император по-прежнему тепло относился к ней и отвечал Людовику, непрестанно жаловавшемуся на Гортензию:

– Вы не сумели понять ее сердце, и потому она осталась чужой вам!

И когда пришла пора крестить крохотного Жозефа-Франсуа, то император захотел, чтобы его крестной матерью стала Гортензия. Она уже была тогда на шестом месяце беременности, но широкое платье сидело на ней так ловко, что никто не заметил ее округлившейся талии.

Экс-королева Голландии ласково поцеловала своего крестника, с тревогой думая о том, что скоро у нее появится собственный малыш. Она долго не могла выбрать место для родов, потому что опасалась, как бы Луи не устроил публичный скандал той, кого все еще считал своей женой.

Посоветовавшись с матерью, Гортензия обратилась за помощью к брату Евгению, который был вице-королем Италии.

«Милая сестра, – ответил господин де Богарнэ, – мне очень жаль, что ты плохо себя чувствуешь и нуждаешься в лечении. Приглашаю тебя в Милан, где к твоим услугам будут превосходные врачи. Если же недомогание не позволит тебе добраться до Милана, то советую остановиться в одном доме, стоящем на берегу озера. Там так чудесно, что тебе непременно полегчает. Домоправительница – женщина добрая и в округе весьма известная. Может, тебе любопытно будет узнать, что она часто принимает роды у окрестных жительниц… » Дальше следовало подробное описание маршрута.

Флао, которому Гортензия показала это письмо, прочитал его и недоуменно спросил:

– К чему столько околичностей? Разве он не знает, зачем мы едем к нему?

– Как же вы недогадливы, – пожурила любимого Гортензия. – А если бы это послание попало в руки недоброжелателей?

– Мне отчего-то кажется, – вздохнул Шарль, – что мы с вами уже никого не интересуем…

Ни до деревушки, где жила повитуха, ни тем более до Милана Гортензия и сопровождавшие ее Адель де Брок (самая близкая подруга) и Флао так и не добрались. Будущий герцог де Морни появился на свет в маленьком городке Сен-Морис.

После отречения Наполеона Флао предложил Гортензии руку и сердце, но она отказалась, предпочтя отправиться к отчиму. Он был почти всеми предан, вторая жена даже не делала попыток встретиться с ним в его изгнании – а вот Гортензия, нежная и решительная одновременно, смогла добиться от европейских государей позволения приехать на Эльбу.

Впрочем, она не стала госпожой Флао еще по одной причине. Она заранее знала, что муж ни за что не будет верен ей, ибо верность всегда претила этому красивому и честолюбивому человеку. Гортензия осталась экс-королевой Голландии, а потом приняла титул герцогини де Сен-Ло, связанный с одним из владений Людовика Бонапарта. Этот титул предложил ей Людовик XVIII, которого надоумил русский царь Александр.

– Вы не должны были соглашаться на эту унизительную подачку, – заявил ей Шарль. – Вы предали императора!

– Да как вы смеете! – вспылила Гортензия, и они поссорились.

Во время Ста дней и после Ватерлоо Гортензия была рядом с Наполеоном. Она принимала его в Мальмезоне, доставшемся ей в наследство от Жозефины, и едва не умерла от горя, узнав о ссылке императора на остров Святой Елены.

Флао тоже был безутешен и говорил, что предпочел бы пасть на поле Ватерлоо, чем переживать этот позор.

Обоих ожидало изгнание. Когда войска союзников вступили в Париж, Гортензия уехала в Констанс. Здесь она жила очень уединенно, занимаясь исключительно воспитанием среднего сына, Шарля-Луи, и сама учила его рисованию и танцам.

Что же до старшего ее ребенка, Наполеона-Людовика, то после падения Бонапарта между Гортензией и ее бывшим мужем начался судебный процесс, наделавший в Европе много шума. В результате этого процесса Наполеон-Людовик перешел под опеку отца и жил с ним в Риме и Флоренции. Он был дружен с Шарлем-Луи и в 1831 году даже участвовал вместе с братом в восстании против нового Папы Григория XVI. Их отец был взбешен поведением сыновей и потребовал, чтобы принцы поскорее сложили оружие. Пока шли переговоры, Наполеон-Людовик внезапно заболел корью и умер.

Гортензия последовала за ним через шесть лет и так и не узнала, какая блестящая судьба ожидала Шарля-Луи, который в 1852 году сделался императором Франции. Всю жизнь он верил в свое предназначение, и любящая мать поддерживала в нем эту веру – но лишь для того, чтобы угодить сыну. В глубине души Гортензия считала Шарля-Луи человеком вполне заурядным – и была совершенно права.

Шарль де Флао перебрался в Англию. Там в 1817 году он женился на Маргарет Элфинстоун, дочери лорда Кита – особе невзрачной, но весьма умной и энергичной, а главное – богатой.

На родину он вернулся лишь после воцарения Луи-Филиппа и быстро сделался пэром, а потом в качестве посла Франции уехал в Вену и прожил там целых семь лет.

Но самый расцвет его карьеры пришелся на времена Второй империи, когда своему отцу стал протежировать герцог де Морни. Шарль де Флао никогда не терял сына из виду. Его воспитывали по очереди то мадам Суза, то Гортензия, то мадам де Флао. Именно благодаря де Морни, ставшему министром при дворе Наполеона III, сенатор Шарль де Флао отправился в Лондон как французский посол, а после возвращения был назначен Великим хранителем Ордена Почетного легиона. Скончался этот возлюбленный двух королев первого сентября 1870 года, пережив Гортензию на три десятилетия.

Падчерица императора Наполеона I , женившегося на её матери в 1796 году. Пользовалась большой симпатией Наполеона , который удочерил её вместе со старшим её братом Эженом . Милая и довольно привлекательная Гортензия отличалась грацией и обворожительностью, но имела один недостаток в своей наружности - дурные зубы, унаследованные ею от матери.

В возрасте двенадцати лет она была отдана в пансион мадам Кампан , по окончании которого вышла замуж. В Гортензии был влюблен Жерар Дюрок , флигель-адъютант консула, и она отвечала ему взаимностью (некоторые утверждали, что они были любовниками). Бонапарт относился к этому браку с благосклонностью, но Жозефина, чтобы укрепить своё положение, решила выдать дочь за одного из братьев Наполеона. Сперва в мужья Гортензии она намечала Люсьена Бонапарта , но позже остановила свой выбор на более сговорчивом Людовике Бонапарте (1778-1846). Свадьба состоялась 4 января 1802 года, и Гортензия стала невесткой своей матери. Жили супруги во дворце Сен-Лё и имели троих сыновей:

• Наполеон Людовик Карл (10 октября 1802 - 5 мая 1807)
• Наполеон Людовик (11 октября 1804 - 17 марта 1831)
• Карл Людовик Наполеон (20 апреля 1808 - 9 января 1873), будущий Наполеон III , император Франции.

Брак этот для Гортензии был источником больших страданий и разочарований. По отзыву современников, Луи Бонапарт был «самым тираническим из супругов», любое внимание жены он объяснял кокетством и желанием обмануть его . Он окружил её шпионами, запрещал видеться с матерью, был убеждён, что отцом их первенца был Наполеон (дамы из Бонапартовой фамилии по этому поводу распускали упорные слухи), и из всех детей признавал своим только второго сына, Наполеона Людовика.

В июне 1805 года Людовик был провозглашён королём Голландии, и первым его указом стал запрет на любое упоминание Гортензии в публичных молебнах. Насколько Гортензия не любила Голландии, настолько её муж привязался к ней и старался походить на голландца. Некоторое время между супругами было примирение, но в мае 1809 года из-за ревности мужа Гортензия покинула Амстердам. В 1810 году Голландия была аннексирована Францией, Луи отрёкся от престола и стал называться графом Сен-Лё.

Живя в Париже, свободная от мужа Гортензия влюбилась в Шарля де Флао , внебрачного сына Талейрана , и родила от него сына Шарля Огюста (1811-1865), будущего герцога де Морни. При реставрации Бурбонов в 1814 году Гортензия была под защитой Александра I , при его поддержке она получила от короля Людовика XVIII титул герцогини Сен-Лё. В течение Ста дней Гортензия поддерживала своего отчима, что привело к её изгнанию из Франции после окончательного поражения Наполеона.

Она путешествовала по Германии и Италии и в 1817 году остановилась в Швейцарии, где в одиночестве воспитывала своих сыновей. Зиму она проводила в Аугсбурге , а лето в замке Арененберг на Боденском озере . Благодаря заступничеству матери и брата, зятя короля Баварии , она располагала состоянием в 3 миллиона франков , которое обеспечивало ей постоянный доход. В марте 1831 года, в ходе итальянского мятежа, Гортензия потеряла своего сына, Наполеона Людовика .

Но уже в апреле она отправилась в Париж, где при содействии адъютанта нового короля Франции , старинного приятеля её брата, добилась тайной встречи с французским монархом, который не забыл добродетельного участия Гортензии в деле его матери, герцогини Орлеанской , в период Ста дней. По всей видимости, она хотела обсудить возможность своего возвращения во Францию на постоянное жительство. Однако, приняв участие в церемонии по случаю 10 годовщины смерти императора 5 мая 1831 года, Гортензия в короткий срок вернулась в Англию .

Умерла от рака матки в Швейцарии в замке Арененберг 5 октября 1837 года в возрасте 54 лет. 8 января 1838 года была похоронена рядом с матерью в церкви Сен-Пьер-Сен-Поль в Рюэе , где в 1856 году над её могилой был поставлен памятник.