Как живут дети в детдоме. В каждой истории — боль. Откровения воспитанников детских домов
Рассказывает Людмила Петрановская , педагог и психолог, много лет работающая с детьми из детских домов, с приемными родителями, с сотрудниками сиротских учреждений и службы опеки, учредитель Институт развития семейного устройства.
Текст эмоционально тяжелый, заранее предупреждаю! Не хотите портить себе настроение - проходите мимо... Хотя я бы советовала прочитать всем родителям, чтобы лучше понять, что нужно ребенку для того, чтобы вырасти счастливым.
Детский дом — это система, в которой у ребенка не возникает привязанности, отношения к своему значимому взрослому. А человеческие существа так устроены, что их развитие крутится вокруг привязанности. Формирование личности, познания, интереса к миру, любых умений, способностей и всего остального нанизывается на привязанность, как кольца пирамидки на стержень. Если сстержня нет, то пирамидка на вид может казаться обычной до тех пор, пока мы не попробуем ее толкнуть и она легко не рассыплется . Кажется, что ребенок, который растет в детском доме, — ребенок как ребенок. В школу ходит, у него там игрушки, вещи складывает на полочку, в игры играет и так далее. Но вот этого стержня нет. И поэтому, как только детский дом как опалубка снимается, то воля и характер ребенка рассыпаются.
Когда он чувствует защищенность, когда чувствует, что тыл прикрыт, ему все интересно, у него много сил, он многое пробует. Даже если он ударился, испугался, куда-то влез, что-то не получилось, у него все равно есть свой взрослый, к которому он возвращается.
Было подсчитано, что перед глазами ребенка в доме ребенка мелькает за неделю около двадцати пяти разных взрослых. Меняются воспитатели, нянечки, логопеды, медсестры, массажисты — кого только нет. Их там много очень, а привязанность формируется только в условиях, когда у ребенка есть свои взрослые и есть чужие. Нормальный ребенок не позволит чужому человеку, например, подойти и взять его на руки и унести куда-то. Он не поймет, что происходит. Он будет сопротивляться, он будет плакать, ему будет страшно. Он будет искать родителей. А детдомовского ребенка любая чужая тетка может подойти, взять из кроватки и унести куда хочет. Делать, например, ему больно — какую-нибудь прививку. И нет никого, кто бы его от этого защитил, нет никого, кого бы он воспринимал как своих взрослых, за которых он должен держаться, которые не дадут его в обиду. Привязанность избирательна, он не может привязаться к двадцати пяти тетенькам сразу, даже если они обращаются с ним как с ребенком, а не как с кульком.Программа привязанности — это не про любовь-морковь, а про выживание. Это программа, которая позволяет детенышам млекопитающих проходить период беспомощности после рождения. Детеныш все время прикреплен к своему взрослому, который за ним присматривает, который его кормит, который его уносит на себе в случае опасности, который за него дерется, если приходит хищник. Это про жизнь и смерть. Поэтому ребенок, который не находится в ситуации привязанности, — это ребенок, который каждую минуту своего существования испытывает смертный ужас. Не грусть и одиночество, а смертный ужас.
И он, как может, с этим ужасом справляется. Он уходит в диссоциацию — вот в это отупение и ступор. Он уходит в навязчивые действия, когда качается и бьется головой о кровать, о стенку. Он уходит в эмоциональное очерствение. Если у него все душевные силы тратятся на преодоление ужаса, то какое у него там развитие, какое ему дело до того, что мир интересный?
У меня был такой опыт, когда я проводила занятия в одном провинциальном городе для сотрудников сиротских учреждений. Когда мы знакомимся, я прошу людей вспомнить их первое впечатление: вот вы пришли на эту работу, впервые увидели этих детей — что вам бросилось в глаза, что вы запомнили, что поразило, впечатлило? И так получилось, что у нас сначала сидели сотрудники приюта, куда попадают дети, только что отобранные из семьи. А потом сидели сотрудники интерната, куда детей направляют из приюта. И сотрудники приюта стали говорить о попавших к ним детях: они горюют, они скучают, они любят своих родителей — даже самых непутевых, пьющих, они беспокоятся о том, что маме или бабушке никто не помогает. Потом заговорили сотрудники интерната, где дети провели уже много лет. И они рассказывают: детям все равно, они никого не любят, им никто не нужен. Они относятся к людям потребительски, их интересует человек только с той точки зрения, что с него можно получить. Им сообщают, что мать умерла, они говорят: «Хорошо, пенсия будет больше». И случайно так получилось, я этого не планировала, но когда вот этот круг прошел, такая повисла просто тишина…
В систему приходят дети, да, пусть грязные, пусть вшивые, пусть чего-то не умеющие и не знающие, но живые, любящие, преданные, с нормальным сердцем.
А после нескольких лет жизни со сбалансированным питанием и с компьютерными классами они превращаются в нечто пугающее, которым говоришь, что мать умерла, они отвечают: «Хорошо, пенсия будет больше». И в этом главный ужас этой системы.
Следующая проблема — тотальное нарушение личных границ во всех этих детских учреждениях. Там не закрывается ни один туалет, там не закрывается ни один душ. Там нормально, когда трусы лежат в общей коробке на всю группу. Там нормально, когда девочке нужны прокладки, и она должна идти к медсестре на другой этаж об этом просить. Постоянное тотальное нарушение границ, когда тебя постоянно могут повести на какой-то осмотр чужие совершенно люди. Вспоминается какое-то ток-шоу, где разбирался скандал, как в детском доме мужик, сам будучи опекуном, брал мальчиков на выходные из детского дома и домогался их. Не то чтобы насиловал, но приставал. Он запалился на том, что позвал ребенка со двора и тоже к нему полез — семейного ребенка. И семейный ребенок пришел домой в шоковом состоянии, в слезах. Его мама сразу это заметила, стала у него спрашивать, и все это раскрутилось. Детей из детского дома он перед этим брал на выходные два года, и еще один мальчик из детдома у него жил постоянно. Ни разу они не были ни в шоке, ни в слезах. Журналисты берут интервью у директора, она говорит: «Да не может этого быть, да они совершенно не жаловались, каждую неделю их осматривает медсестра, мы бы заметили». Она не очень даже отдает себе отчет в том, что говорит. На самом деле дети живут годами в ситуации, когда любая чужая тетка может в любой момент их раздеть, осмотреть, во все места залезть. Чем их после этого удивит педофил? Ну они не были впечатлены, он все-таки дяденька. Кстати, возможно, он делает это более ласково и бережно, чем медсестра.
Дети постоянно живут в ситуации нарушения личных границ. Естественно, они потом оказываются очень легкой добычей для любого негодяя, потому что не знают, как можно сказать «нет». И насилия очень много внутри детских коллективов, потому что дети не видят в этом проблемы: ну зажали в углу, ну отымели, а что? И конечно, бывает очень трудно тем детям, которые попали в детский дом в более взрослом возрасте из семьи, для них это тяжелейшая травма.
Когда ребенок живет в семье, мы постепенно передаем ему все больше и больше прав по принятию решений . В пять лет ему можно гулять только с нами, в десять можно уже самому, а в пятнадцать он один ездит по городу. В детском доме правила для всех одни, будь тебе четыре года или восемнадцать. Детские дома становятся все более закрытыми, когда внутри корпуса с этажа на этаж можно проходить только по электронным пропускам. Самые дорогие навороченные детские дома устроены как тюрьмы: безопасность, безопасность, безопасность. И для всех распорядок дня с отбоем в девять часов. Дети живут полностью регламентированной жизнью.С одной стороны, у тебя все регламентировано, с другой — за тебя все делают. Там сейчас в моде комнаты подготовки к самостоятельной жизни. Кухня, где учат готовить, например. Но ведь подготовка к самостоятельной жизни не в том состоит, чтобы тебя научили варить макароны, — варить макароны можно по интернету научиться за пять минут. Я спрашиваю всегда: если вы дали им деньги на продукты, а они пошли в магазин и купили вместо этого пепси-колу с шоколадом или сигареты, не купили продукты на ужин и не приготовили ужин или так его готовили, что он получился несъедобным, — они без ужина останутся в этот день? Воспитателей аж кондратий хватает: «Как, конечно нет, это невозможно!». Они не понимают главного: в жизни так устроено, что если ты не приготовил ужин, у тебя просто не будет ужина. Никто не будет тебя воспитывать, никто не будет тебе читать нотаций — просто не будет, и все.
Ответственность не наступает вообще. Если ребенок порвал или испачкал майку, он ее снимает и выбрасывает в окно. Потом он завхозу скажет: «Потерял» — и завхоз вытащит другую. Для него это какой-то непонятный и бездонный источник, который выплюнет очередную майку. И все эти благотворители, которые приезжают с подарками, — потом волонтеры рассказывают, как дети в футбол играют конфетами и ходят с хрустом по мобильным телефонам. У ребенка есть фантазия, что он — бедная сиротка и мир устроен так, что все ему должны.
Психологи удивляются представлениям о жизни детей из детских домов. Дети говорят: я буду жить в большом доме, и у меня будут слуги. А они так и живут — в большом доме, где у них слуги. Потому что сейчас санэпидемстанция запретила все: они не могут участвовать в приготовлении пищи, они не могут стирать.
Безумие, просто безумие: дети не могут отвечать сами ни за кого, у них самих ноль процентов свободы и сто процентов гарантии. Потом они вырастают, и в один день все меняется. Им выдают на руки сберкнижку, на которой двести-триста тысяч рублей. Никакого опыта саморегуляции у них нет. Они за неделю по ресторанам, по саунам эти все деньги прогуливают. И, как подсказывают им все предыдущие восемнадцать лет жизни, ждут продолжения банкета, а оно не наступает. Ну а дальше начинается криминальная история. Все наши программы, которые чаще всего сводятся к накачиванию деньгами, это положение только укрепляют. В Москве, например, если выпускник детского дома после училища не нашел сразу себе работу (да они и не ищут, потому что лучше сказать, что не нашел), он может пойти на биржу труда, зарегистрироваться там, и как выпускник детского дома он будет полгода получать за то, что не работает, какую-то очень немалую сумму — сорок пять, что ли, тысяч ежемесячно. Потом полгода кончаются. И выясняется, что с завтрашнего дня правила меняются, он должен работать по восемь часов на неинтересной — а откуда интересная? — и малоприятной работе за пятнадцать тысяч. Кто бы захотел. Они начинают искать другие варианты. Поэтому детский дом — это дорогой самообман общества, он жрет безумные деньги — от сорока пяти до ста десяти тысяч рублей на ребенка в месяц — и уродует детей.
Единственное, что наше государство умеет, — контролировать. Говорят же, что у нас страна победившего Паркинсона. Система контроля начинает работать сама на себя. Сейчас учителя смеются, что школа превратилась в место, где дети мешают учителям работать с документами для вышестоящих инстанций. Опекуны и приемные родители, если получают пособие, должны отчитываться о своих расходах. Не просто чеками, а чеками из супермаркетов, где написано название товара. И на полном серьезе сидят люди с карандашом и чеки, за месяц собранные, строчка за строчкой проверяют: не попались ли там где-нибудь сигареты или пиво? В этом нет никакой необходимости, и это создает трудности множеству людей.
Тема "ребенок в детском доме" очень непроста и требует самого серьезного внимания. Проблема часто не до конца осознается обществом. А между тем, обитателей детских домов в нашей стране с каждым годом всё больше. Статистика утверждает, что число беспризорников в России достигает сейчас двух миллионов. А количество обитателей детских домов увеличивается примерно на 170 000 человек в год.
Лишь в последнее десятилетие таких учреждений стало в три раза больше, чем раньше. Обитают в них не только фактические сироты, но и маленькие инвалиды, брошенные родителями, отобранные у алкоголиков, наркоманов и осуждённых. Есть специальные закрытые учреждения для тех, кто родился с врождёнными пороками, или такая форма, как детский дом-интернат для умственно отсталых детей. Условия жизни и содержания там не афишируются, и общество предпочитает закрыть на это глаза.
Как живут дети в детских домах
То, что творится в подобном замкнутом пространстве, по свидетельствам очевидцев, мало напоминает нормальные человеческие условия. Организации, спонсоры и просто неравнодушные люди пытаются сделать всё, что в их силах, чтобы помочь таким детям. Они собирают деньги, финансируют поездки, организуют благотворительные концерты, закупают для сиротских учреждений мебель и бытовую технику. Но все эти, несомненно, благие дела направлены на улучшение внешних условий существования сирот.
А между тем, проблема детей в детских домах намного серьезнее, глубже, и заключается она в том, что, создав таким воспитанникам человеческие условия, накормив, обогрев и отмыв, мы не решим главные проблемы - отсутствия любви и личного индивидуального общения с матерью и другими родными, близкими людьми.
Государственное воспитание - гарантии и проблемы
Решить данную проблему только деньгами невозможно. Как известно, оставшиеся без родителей дети в нашей стране попадают под опеку государства. В России форма воспитания сирот главным образом существует в виде государственных крупных детских домов, каждый из которых рассчитан на число проживающих от 100 до 200. Преимущество государственной системы обеспечения заключается, главным образом, в социальных гарантиях - получении собственного жилья по достижении совершеннолетнего возраста, бесплатном втором образовании и так далее. Это - несомненный плюс. Но если говорить о деле воспитания, то, по большому счёту, государству оно не под силу.
Неумолимая статистика свидетельствует - не более десятой части выпускников детских домов, став взрослыми, находят себе достойное место в социуме и ведут нормальную жизнь. Почти половина (около 40%) становятся алкоголиками и наркоманами, столько же совершают преступления, а около 10% выпускников предпринимают попытки суицида. Отчего же такая страшная статистика? Думается, все дело в серьезных изъянах системы государственного воспитания сирот.
Детский дом - возраст детей и переход по цепочке
Построена такая система по принципу конвейера. Если малыш остался без родителей, ему суждено путешествовать по цепочке, переходя последовательно в ряд учреждений. До трех-четырех лет маленькие сироты содержатся в домах ребенка, затем их отправляют в детский дом, а по достижении семилетнего возраста местом постоянного жительства воспитанника становится школа-интернат. Отличается такое учреждение от детского дома наличием собственного учебного заведения.
В рамках последнего также зачастую существует разделение на младшую школу и старшие классы. И те и другие имеют своих учителей и воспитателей, располагаются в разных корпусах. В итоге в течение жизни детдомовские дети не менее трех-четырех раз меняют коллективы, воспитателей и среду сверстников. Они привыкают к тому, что окружающие взрослые - временное явление, и скоро будут другие.
По штатным нормативам на 10 детей приходится всего лишь одна воспитательская ставка, в летний период - один человек на 15 детей. Никакого реального присмотра или настоящего внимания ребенок в детском доме, конечно же, не получает.
О повседневной жизни
Другая проблема и характерная особенность - в замкнутости мира сирот. Как живут дети в детских домах? И учатся, и общаются они, круглосуточно варясь в среде таких же обездоленных. Летом обычно коллектив отправляют на отдых, где детям предстоит контактировать с такими же, как они сами, представителями других казенных учреждений. В результате ребёнок не видит сверстников из нормальных благополучных семей и не имеет представления о том, как общаться в реальном мире.
Дети из детского дома не привыкают к труду с малолетства, как бывает в нормальных семьях. Их некому приучить и объяснить необходимость заботиться о себе и о близких, в результате работать они не могут и не хотят. Им известно, что государство обязано позаботиться о том, чтобы подопечные были одеты и накормлены. Необходимости в собственном обслуживании нет. Более того, любая работа (например, помощь на кухне) под запретом, регламентированным нормами гигиены и техники безопасности.
Отсутствие элементарных бытовых навыков (приготовить еду, прибраться в комнате, зашить одежду) порождает самое настоящее иждивенчество. И дело даже не в банальной лени. Данная порочная практика губительно сказывается на формировании личности и способности решать проблемы самостоятельно.
О самостоятельности
Ограниченное, до предела зарегламентированное общение со взрослыми в условиях группы никак не стимулирует развитие ребенка в детском доме в плане самостоятельности. Наличие обязательного твёрдого распорядка дня и контроль со стороны взрослых отсекает всякую необходимость самодисциплины и планирования ребёнком собственных действий. Детдомовские дети с младенчества привыкают лишь выполнять чужие указания.
Как результат, выпускники казенных учреждений к жизни никак не приспособлены. Получив жилье, они не знают, как жить в одиночку, самостоятельно заботиться о себе в быту. У таких детей нет навыка покупки продуктов, приготовления пищи, грамотного расходования денег. Нормальная семейная жизнь для них - тайна за семью печатями. В людях такие выпускники совершенно не разбираются, и в результате очень и очень часто попадают в криминальные структуры или просто спиваются.
Печальный результат
Даже во внешне благополучных детских домах, где поддерживается дисциплина, не отмечено вопиющих случаев жестокого обращения, детям некому привить и дать хотя бы элементарные понятия о жизни в обществе. Такой расклад, к сожалению, порожден самой системой централизованного государственного воспитания сирот.
Педагогические задачи в детских домах чаще всего сводятся к отсутствию ЧП и широкой огласки. Сиротам-старшеклассникам объясняют права ребенка в детском доме и по выходу из него (на жилье, пособие, бесплатное образование). Но данный процесс ведет лишь к тому, что те забывают о всяких обязанностях и помнят лишь, что им все-все должны - начиная с государства и кончая ближайшим окружением.
Многие дети из детского дома, выросшие без духовно-нравственного стержня, склонны к эгоизму и деградации. Стать полноценными членами общества им уже практически невозможно.
Альтернатива есть...
Выводы печальны: большой государственный детский дом-интернат в качестве формы воспитания сирот целиком и полностью доказал свою неэффективность. Но что можно предложить взамен? Среди специалистов считается, что оптимальным для таких детей может стать лишь усыновление. Так как только семья может дать то, чем ребенок в детском доме обделён в казенной среде.
Знающие не понаслышке о жизни в приемных семьях твердо уверены в необходимости государственной помощи людям, решившимся на подвиг воспитания чужого ребенка-сироты. Таким родителям необходима поддержка государства, общества и церкви, так как у приемных родителей с их нелегкими обязанностями всегда масса проблем и сложных вопросов.
Имеются патронатные семьи, способные заменить детский дом-интернат. При этом государство платит родителям зарплату, и никакой тайны усыновления не существует - сирота знает, кто он и откуда. В остальном же такой воспитанник - полноправный член семьи.
Еще вариант
Другая форма организации жизни сирот - семейный детский дом. По такому пути часто идут негосударственные заведения подобного типа. Жилые помещения там могут быть поделены на отдельные квартиры, "семьи" состоят из 6-8 детей, мамы, официально назначенной на эту должность, и ее помощницы. Дети все вместе и по очереди заняты покупкой продуктов, готовкой и всеми необходимыми домашними делами. Ребенок в детском доме подобного типа ощущает себя членом большой дружной семьи.
Также интересен опыт детских деревень SOS, в устройстве которых реализована модель воспитания педагога из Австрии. В нашей стране имеются три подобных деревни. Цель их - также максимально приблизить условия жизни воспитанников к семейным.
Кроме того, существуют детские дома малокомплектного типа. Устроены они по образу и подобию обычного казенного учреждения, но число детей там значительно меньше - порой не более 20 или 30 человек. В таких масштабах обстановку гораздо проще сделать домашней, чем в огромном интернате. Ребенок в детском доме такого типа посещает обычную школу и общается с ровесниками из нормальных семей.
Спасет ли православная церковь?
Многие воспитатели и общественные деятели считают, что к работе в государственных детских учреждениях следует привлекать представителей церкви, ведь каждый человек нуждается в пище для души, наличии нравственных идеалов и формировании моральных устоев. Сиротам, лишенным родительского тепла, это нужно вдвойне.
Именно потому православные детские дома могли бы оказаться островком спасения для таких детей в современном мире бездуховности и отсутствия каких-либо ориентиров. Созданное при храме подобное учреждение воспитания обладает и другим важным преимуществом - церковная община неким образом способна заменить детдомовцу отсутствующую семью. В приходе воспитанники заводят друзей, укрепляют духовные и социальные связи.
Не все так просто
Почему же такая форма, как православный детский дом до сих пор не получила широкого распространения? Проблема - в наличии множества сложностей самого разного характера - юридических, материальных, дефицита воспитательских кадров. Финансовые проблемы - прежде всего, в отсутствии необходимых помещений. Даже самый скромный приют потребует отдельного здания или его части.
Благотворители также не слишком охотно выделяют средства на финансирование подобных проектов. Но даже если спонсоры находятся, бюрократические сложности при регистрации таких приютов практически непреодолимы. Многочисленные комиссии, от решения которых зависит получение разрешения, придираются к малейшим отклонениям от существующих формальных инструкций, притом, что большинство финансируемых государством больших детских домов существует на фоне великого множества серьезных нарушений, в том числе и юридических.
Получается, что церковный детский приют возможен лишь в условиях нелегального существования. Государством не предусмотрено никаких правовых актов, способных регламентировать воспитание церковью детей-сирот, и, соответственно, оно не выделяет на это денег. Без централизованного финансирования (лишь на деньги спонсоров) существовать детскому дому трудно - практически нереально.
О денежном вопросе
Финансируются же в нашей стране лишь государственные учреждения, в которых, согласно Закону об образовании, воспитание должно быть светским. То есть устройство храмов под запретом, обучение детей вере не дозволяется.
Насколько экономически эффективны детские дома? Содержание детей в государственном учреждении влетает в копеечку. Ни одна семья не тратит на детское воспитание сумму, которая выделяется на него в детдоме. Она составляет около 60000 руб. ежегодно. Практика показывает, что эти деньги расходуются не слишком эффективно. В той же патронатной семье, где эта цифра втрое меньше, дети получают всё необходимое и, сверх того, так нужную им заботу и опеку приемных родителей.
О морально-этической стороне дела
Еще одна серьезная проблема детских домов - отсутствие квалифицированных и ответственных воспитателей. Такая работа требует затрат огромного количества душевных и физических сил. Она в прямом смысле слова предполагает самоотверженное служение, ведь зарплаты у педагогов просто смешные.
Часто в детские дома идут работать, по большому счёту, случайные люди. У них нет ни любви к подопечным, ни запаса терпения, столь необходимого в работе с обездоленными сиротами. Безнаказанность воспитателей в закрытой детдомовской системе приводит к искушению бесконтрольно командовать, упиваясь собственной властью. Порой дело доходит до крайних случаев, которые, время от времени, попадают в печать и СМИ.
Очень сложный вопрос о телесных наказаниях, которые находятся под официальным запретом, но существование их и, более того, широкая практика применения на самом деле - ни для кого не секрет. Впрочем, данная проблема характерна отнюдь не только для детских домов - это головная боль всей современной воспитательной системы.
Мы слышим с телевизионных экранов или из интернета “помогите детскому дому, перечислите деньги, займитесь благотворительностью”. Скоро Новый Год и Рождество, а на праздники, сотни благотворителей потянутся закупать конфеты и “делать добро” по детским домам. Я с удивлением узнал, что с точки зрения психологов – такие поездки наносят только вред детям. Да и сама система детских домов готовит к большой жизни в основном преступников, БОМЖей и самоубийц.
По статистике из 20 тысяч человек, которые детские дома в России выбрасывают во взрослую жизнь 40% в первые же годы попадают в тюрьму, еще 40% становятся бездомными, 10% кончают жизнь самоубийством. Оставшиеся 10% - это «условно успешные», то есть те, кто не доставляет особых хлопот государству. По-настоящему же успешных - доли процента. Эта государственная машина, призванная помогать детям, оставшимся без родителей, на текущий момент перемалывает человеческие судьбы как мясорубка. И дело не в том, что детям в сиротских домах не хватает еды или одежды. Хватает с избытком, а дело в самой системе детских домов. В наших детских домах, где на ребенка государство выделяет до 40 тыс рублей в месяц, дети такие же худые и серые, как и в Таджикистане, где на ребенка в системе государственного здравоохранения тратится всего 6-8 долларов в год.
Кроме ухода, еды и крыши над головой, ребенку для его развития нужна любовь и привязанность к одному взрослому, с которым можно общаться, который бы был рядом, жил, знал и понимал ребенка. Представьте, что вы потеряли близкого человека, у вас горе, вам не хочется ничего делать, вы худеете и сами не хотите жить – это сильнейший стресс, который нарушает три основных жизненно важных процесса: нарушается переваривание и усвоение пищи, снижается сопротивляемость инфекциям и снижается способность к обучению вот что происходит с ребенком в детском доме. Это медицинский диагноз, который носит официальное название “отставание в развитии и эмоциональные нарушения, возникающее в результате дефицита индивидуальных отношений”.
В детском доме ребенок получает полноценное питание, но из-за специфических условий проживания – он испытывает постоянный стресс от отсутствия рядом близкого человека, то, что он съел, он не усваивает. По данным исследований учеными из Санкт-Петербурге – за 5 месяцев нахождения в доме ребенка, малыш не добирает 1 месяц в весе и росте. Исследования в России и за рубежом показывают, что ребенок за месяц пребывания в подобном учреждении теряет 12 пунктов IQ за год.
Есть определенный порог, когда терять больше нечего и худеть некуда. Ребенок с изначально нормальным IQ к определенному возрасту будет иметь проблемы с интеллектом. Перевод ребенка в семью приводит к тому, что показатели интеллектуального развития начинают выравниваться. Но остается проблема, связанная с отмиранием тех клеток мозга, которые связаны со способностью понимать себя, других и устанавливать индивидуальные отношения. Если этих отношений долго не было, то потом мы видим развитие поведенческих проблем, с которыми часто сталкиваются усыновители и приемные родители. Это дети, которые поджигают, убегают, воруют, проявляют немотивированную агрессию и т.д.
Исследования мозга, проведенные американскими учеными, показали, что очень специфическим образом мозг начинает подстраиваться под ту ужасную ситуацию, в которой находится ребенок. То есть постоянный стресс приводит к отмиранию определенных участков мозга, которые, в первую очередь, отвечают за понимание собственных эмоций и намерений других людей. И есть критический возраст, после которого изменения к лучшему не то чтобы невозможны, а требуют очень много времени денег и усилий. Иногда нарушения психического здоровья оказываются столь тяжелыми, что даже с профессиональной поддержкой с ситуацией справиться невозможно. Это дети – с которыми не всякий профессиональный психолог вообще способен справиться. А неподготовленные приемные родители просто в отчаянье, и не знают, что делать. Одна английская женщина, которая усыновила ребенка из Румынии, в интервью психиатру Майклу Раттеру на вопрос: “как она себя ощущает”, – отвечала, что очень хотела помочь этим румынским сиротам, этому ребенку, но “вот все эти 15 лет мы живем вместе, я очень его люблю, но я себя чувствую, как неоплачиваемая психиатрическая медицинская сестра”.
Человеческие существа так устроены, что их развитие крутится вокруг привязанности, причем это вопрос не просто быстрого-медленного развития, а выживания. Программа привязанности позволяет детенышам млекопитающих проходить период беспомощности после рождения. Детеныш все время прикреплен к своему взрослому, который за ним присматривает, который его кормит, который его уносит на себе в случае опасности, который за него дерется, если приходит хищник. Это про жизнь и смерть. Поэтому ребенок, который не находится в ситуации привязанности, - это ребенок, который каждую минуту своего существования испытывает смертный ужас. Не грусть и одиночество, а смертный ужас.
И он, как может, с этим ужасом справляется. Он уходит в диссоциацию - вот в это отупение и ступор. Он уходит в навязчивые действия, когда качается и бьется головой о кровать, о стенку. Он уходит в эмоциональное очерствение. Если у него все душевные силы тратятся на преодоление ужаса, то какое у него там развитие, какое ему дело до того, что мир интересный?
Неужели в детских домах нехватает воспитателей? Нет, не в этом дело. Было подсчитано, что перед глазами воспитанника в доме ребенка за неделю мелькает около двадцати пяти разных взрослых. Меняются воспитатели, нянечки, логопеды, медсестры, массажисты - кого только нет. Их там много очень, а привязанность формируется только в условиях, когда у ребенка есть свои взрослые и есть чужие. Нормальный ребенок не позволит чужому человеку, например, подойти и взять его на руки и унести куда-то. Он не поймет, что происходит. Он будет сопротивляться, он будет плакать, ему будет страшно. Он будет искать родителей. А детдомовского ребенка любая чужая тетка может подойти, взять из кроватки и унести куда хочет. Делать, например, ему больно - какую-нибудь прививку. И нет никого, кто бы его от этого защитил, нет никого, кого бы он воспринимал как своих взрослых, за которых он должен держаться, которые не дадут его в обиду.
В детском доме у него нет ничего своего, даже мало-мальски личного пространства, там нет личных границ. Там не закрывается ни один туалет, там не закрывается ни один душ, игрушки общие, ходим строем, всех под одну гребенку, подчиняйся, иначе будет плохо. Никто не будет подстраваться под одного, здесь все правила одинаковы.
Когда ребенок живет в семье, ему постепенно передается все больше и больше прав по принятию решений. В пять лет ему можно гулять только с родителями, в десять-двенадцать можно уже самому, а в пятнадцать он один ездит по городу. В детском доме правила для всех одни, будь тебе четыре года или восемнадцать. Детские дома становятся все более закрытыми, когда внутри корпуса с этажа на этаж можно проходить только по электронным пропускам. Самые дорогие навороченные детские дома устроены как тюрьмы: безопасность, безопасность, безопасность. И для всех распорядок дня с отбоем в девять часов. Дети живут полностью регламентированной жизнью и на всем готовом, естественно, что после выпуска они легко попадают под влияние криминала. Дети легко могут взять чужое, поскольку у них нет понятия свое-чужое, легко идут на преступления, поскольку они не понимают последствий своих действий. Ими всю сознательную жизнь управляли, и после выпуска многие быстро теряют все, чем их обеспечивает “при выходе на волю” государство и попадают под управление криминала.
Полностью не приспособленные к самостоятельной жизни, ведь в детском доме запрещен “детский труд”, и даже любая помочь по кухне или уборке. Привыкшие к тому, что их обслуживают и им все должны, с огромными психологическими проблемами, каждый
выпускник детского дома нуждается в опеке. После “барской” жизни на всем готовом, и хождения строем в столовую, нужно учиться отвечать за себя самому. Самому покупать еду, а не конфеты или алкоголь. Самому распоряжаться деньгами, которые они получают по выпуску, самому, без подсказки строить свою жизнь. А они это не умеют, этих детей просто некому было научить.
Доли процента от выпускников детских домов, которые все-таки смогли войти в большую жизнь и стать успешными людьми, смогли сделать это только потому, что они нашли того человека, к которому могли были привязаны и который их учил просто жить. Это мог быть учитель, священник или сосед-пенсионер. Большая же часть сытых и внешне ухоженных “маугли”, после выпуска так и не может начать жить в обществе самостоятельно, система убивает в этих детях людей.
Можно ли что-то изменить? Сама система детских домов изначально порочна. Ребенок должен жить в семье, только тогда он вырастет нормальным человеком. Даже если это плохая семья, даже если родители пьют – это семья. По статистики, в исламских странах, к примеру на Северном Кавказе только 1-2% процента детей, которые остались без родителей, попадают в детский дом. Остальных забирают к себе близкие или дальние родственники. Так положено, так лучше для детей.
А нашей православной стране, сиротство в большинстве случаев – социальное. Не то что бы у детей не было родственников, которые могут их взять к себе. Детей отправляют в детский дом при живых родителях, и этим подписывают ребенку смертный приговор. Единственное решение проблемы сиротских домов – воспитание ребенка в семье. И в первую очередь нужна помощь “трудным” семьям. Не забирать ребенка из семьи, отдавая в детский дом, а направить все усилия для сохранения и восстановления семьи. Как? Я не знаю рецепта, который бы помог во всех случаях, и государство не знает. Есть отдельные волонтерские организации, которые помогают сохранять семьи. Это трудно, но все больше людей понимают, что это единственный путь сохранить наших детей. А государству удобнее детские дома. Вот они дети, мы выделили на них деньги, дети сыты, одеты, под присмотром. Приезжают спонсоры, раздают конфеты и выделяют деньги, деньги освоены, отчеты написаны. А дети? Кого волнует как он будет потом жить.
Саму систему государственных детских домов нужно менять. Менять с тюремно-лагерной на семейную. Семейный детский дом – хоть что-то. Это единственное, что может помочь ребенку выжить и не стать современным Маугли. Недавно узнал про один из видов такого детского дома “
Инструкция
Миф первый: в детских домах живут только сироты. На самом деле сирот, т. е тех, у которых умерли родители, в приютах не так много от общего количества . Больше всего в детских домах детей, оставшихся без попечения родителей. Что ? Это значит, что мама (реже папа, если имеется) лишена родительских прав или ограничена в них. Лишают родительских прав по решению суда, и причинами могут стать: ненадлежащий уход за ребенком, пьянство или наркомания родителей, тяжелая болезнь, нахождение в местах лишения свободы. Но сначала родителей ограничивают в правах и детей изымают из семьи, давая время решить свои проблемы. Если же мама продолжает жить маргинальной жизнью, ее лишают родительских прав, а ребенка определяют в сиротское учреждение.
Миф второй: в детских домах процветает жестокость. Эта информация пошла от появляющихся время от времени в СМИ статьях об избиениях воспитанников сверстниками или персоналом. Здесь, конечно, есть доля правды, но массового явления подобные вещи не имеют. Очень многое зависит от руководства сиротских учреждений, от персонала, от того, там находится. Есть небольшие, « » приюты, в которых детей не больше 40, а значит, каждый ребенок находится под присмотром и к каждому применяется индивидуальный подход. Чаще всего неприятные инциденты случаются в коррекционных детских домах, дети с теми или иными нарушениями психики. А значит, конфликтов не избежать.
Миф третий: в детские дома плохо финансируют. Детские дома сейчас имеет подушевое финансирование, как и . Получается, чем больше детей, тем больше денег. И деньги выделяются неплохие. Но если, допустим, в детском доме надо провести дорогостоящий ремонт, дополнительные средства можно найти только во внебюджетных источниках – благотворительных фондах, некоммерческих организациях. Или же придется урезать детей, например, в питании или . Поэтому, руководство сиротских учреждений активно сотрудничают с волонтерами. Но поскольку деньги выделяются из федерального и регионального бюджета пополам, благосостояние детских домов в экономически депрессивных регионах сильно разнится с финансированием в Москве и области не большую сторону.
Миф четвертый: детей активно усыновляют иностранцы. На самом деле процент иностранных усыновителей сопоставим с процентом усыновителей из России. Просто иностранцам дают детей с тяжелыми заболеваниями, которых отечественные усыновители не берут только потому, что лечить таких детей у нас негде. И иностранцам отдают детей только под усыновление (удочерение), тогда как в России ребенка можно в приемную семью или под опеку.
Взял приемного ребенка? В Москву!
Размер пособия на приемного ребенка в Москве сейчас 17-22 тысячи, также платится вознаграждение приемному родителю — чуть более 13 тысяч на каждого ребенка. Но Москва — единственный город, который платит столько. Сюда сейчас приехали даже те, кто раньше не хотел приезжать. Приехали и такие, кто родных старших детей оставили у себя на месте, а с 8-10 приемными детьми приехали в Москву. Набрать детей побольше, даже если они не инвалиды — это пособие почти полмиллиона в месяц! При том, что одежду и обувь можно купить за копейки, в Москве есть достаточно дешевые магазины.
Есть не один случай, когда такие семьи покупали очень неплохие коттеджи — это больной вопрос. За прошлый год Москва достала 1.6 млрд. рублей из каких-то широких штанин на пособия. Но город, как любой субъект, имеет ограниченный бюджет. Если в прошлом году деньги нашлись, то это не значит, что найдутся и дальше такие же деньги. И что-то с этим надо делать именно на федеральном уровне.
Не сошлись характерами? Возвращаем в детский дом!
У нас в стране есть приверженцы разных позиций, где лучше воспитывать ребенка: в приемной или реабилитированной кровной семье. Есть такие же полярные мнения по возврату детей в детский дом. Деточка плюет в глаза, убегает, врет, ворует — нет, все равно, тяни до 18 лет! Хоть убейся, но отдать детей обратно в детский дом не смей!
Есть и другая позиция, совершенно крайняя — не сошлись характерами — обратно в детдом! Гробить свою жизнь ради сиротки? Ради чего? Чтобы потом медаль на шею? Это не нужно никому! Обществу нужен нормальный полноценный человек. Когда сирота возвращается в детдом, он делает хоть минимальную, но все-таки работу над собой, задумывается над тем, почему его вернули. Понятно, что приемные родители — сволочи последние, вернули ребенка в детдом. Но в глубине души сирота себе врать не будет, в глубине души он понимает, что вернули-то его правильно. И, попадая в новую семью, он уже знает: буду вести себя так же — и эти меня вернут. Или я что-то поменяю в себе — и вот тут уже будет семья, любовь и счастье.
Хочу только в Москву!
Дети в детдомах последние года 3 живут на уровне царей — у них дом со слугами, набитый всем. К ним приходят послы — спонсоры с айфонами и т.д. А сотрудники не могут своим детям купить шоколадку. Если раньше можно было понять, что в классе есть сирота по тому, что он плохо одет, то теперь сирота — это самый упакованный ребенок с самым дорогим портфелем и айфоном.
Многие волонтеры прошли весь путь заваливания подарками бедных сироток: посылки с конфетами, кроссовками, мячами — в итоге у детдомовцев по семнадцать праздников на Новый год. Машина подарков — это самое ужасное, что можно придумать! Это не помощь, это откуп. Это индульгенция. Волонтеры едут в детский дом и покупают эту дешевую радость. Но даже если они приедут туда второй раз, они не найдут ничего: айфон и кроссовки будут проданы. И хорошо, если деньги уйдут на чипсы, а не на наркотики.
Сейчас есть очень интересная тенденция: во многих сельских и немосковских детдомах в личных делах детей лежит отказ от устройства в семьи, кроме Москвы. С 10 лет ребенок сам может написать такой отказ от устройства в семью с некоторыми оговорками. И дети четко пишут: нам деревня не нужна и семья не нужна. Нам нужна Москва, кошелек, дворец и платиновая карточка. Бывает, приходит усыновитель из Москвы, но у него всего лишь 3-комнатная квартира — нет, спасибо, не надо!
В попытке облегчить жизнь сиротам мы сделали их иждивенцами. Иждивение чудовищно и край этого иждивения — это отказ от приемных семей. Сироты сейчас — это очень хорошо материально обеспеченные члены общества.
Что после детского дома?
После выпуска из детдома обычно ребята устраиваются в колледжи. В колледже они могут бесплатно учиться 2 раза — заканчивают один колледж, идут во второй. В зависимости от региона им выплачивается пособие примерно 20 тысяч рублей. В большинстве регионов, в том числе и в Москве, им дают квартиры.
Если сирота после получения одного или двух своих образований, ни дня не работал и встает на биржу, то в течение года биржа труда в Москве платит пособие в размере 60 тысяч рублей. В Белгороде — 23 тысячи при средней зарплате в 7 тысяч.
На самом деле, подход к теме сиротства меняется каждые 2 года. Многие уже пришли к осознанному волонтерству, к умной помощи: вкладывать надо в знания и навыки сироты, в то, что поможет ему выжить — это тренировочные квартиры, это репетиторы, это программы личностного роста.
Что такое тренировочные квартиры?
Тренировочной называется квартира, в которой поселяются сотрудник детского дома и 5 выпускников. Обычно это съёмная 5-комнатная квартира. К ним приходят волонтеры, которые дают им какие-то навыки: профессиональные повара учат готовке, швеи учат шить. Они живут в квартире, в которой нет уборщицы, нет повара в столовой. Они все делают сами, сами ходят в магазин за продуктами. К примеру, у них задача прожить на 150 рублей. Их пятеро, и у каждого 150 рублей. Или они скинутся и купят курицу, или купят чипсов и слягут с проблемами в желудке. И каждый вечер за чаем они обсуждают, как они эти 150 рублей умудрились потратить. К примеру, какие молодцы Маша с Дашей, которые объединились и купили курицу и 2 морковки.
Мой любимый дом
У фонда «Река детства» есть проект «Мой любимый дом». Когда выпускник детдома получает однокомнатную квартиру, или возвращается в так называемое «закрепленное жилье» — квартиру, где он жил до детского дома.
Задача фонда — подхватить, поддержать выпускника в этот сложный момент, помочь «вжиться» в свой дом, захотеть в нем жить и полюбить его, ведь многие из них боятся самостоятельной жизни: квартиры сдают, живут по 5 человек, и ничего хорошего из этого НИКОГДА не выходит.
Денег на обустройство жилья государство не выделяет. Выпускники-сироты получают по выходу из учреждения 24 тыс. рублей, при этом на счету у кого-то накопились какие-то деньги (если родители платили алименты или была пенсия по потере кормильца), у кого-то нет ничего или почти ничего.
Условие для «входа» в проект — либо помощь с ремонтами в квартирах других участников, либо участие в проекте «Мостик» — это помощь одиноким старикам. Это важно, потому что за время пребывания в сиротском учреждении ребята так привыкают к тому, что им все помогают и все должны, что психология потребителя становится доминирующей в их отношениях с жизнью. И тогда с ними сложно работать на долгосрочной основе, а ремонт — дело не быстрое — у волонтеров временной ресурс ограничен. Привлекая ребят к помощи другим, волонтеры выявляют тех, кто надежен и ребята усваивают правило «получать-отдавать».
Во время учебы выпускник живет на стипендию в 12 тысяч рублей и, если у него нет других денег, фонд берет на себя задачу по привлечению ресурсов для ремонта в квартире. Если какие-то деньги есть, фонд договаривается о степени денежного участия.
Волонтеры помогают придумать цветовое решение и расстановку мебели в квартире, разобраться с обоями, поменять линолеум или ламинат, иногда положить плитку и т.д. В этих работах всегда участвуют другие ребята — потенциальные, а иногда и состоявшиеся участники проекта.
У Фонда «Река детства» немного проектов, но они все работающие, они все построены на умной помощи.