Дети, отбывающие наказание в тюрьмах

Если вам довелось рожать в тюрьме, то вы получили исключительную возможность узнать массу таких подробностей, которые даже не снились другим женщинам: можно ли рожать в наручниках и присутствует ли при родах охрана; сколько времени роженица остается в роддоме и каким образом ее отвозят назад в изолятор; обыскивают ли младенца, когда он с матерью выезжает на суд; склоняют ли беременную к аборту; может ли мать воспитывать своего ребенка, если ей разрешили взять его в колонию, и многое, многое другое.

Беременные содержатся в общих камерах - душных, прокуренных, - кормят их той же самой пищей. В больницу роженицу обычно отвозят при первых схватках, если заключенные успевают сообщить об этом администрации. Везут в “автозаке” или на “скорой помощи”, но всегда под конвоем. В некоторых случаях рожающую женщину могут доставить и в наручниках. После родов содержащаяся в трудколонии женщина должна через два месяца приступить к работе. Ребенок остается в больнице положенное время - 5-6 дней, а потом, если он здоров, его возвращают матери. С этого момента, или чуть раньше, мать начинает жить в отдельной, приспособленной для таких случаев камере, в которой могут находиться только беременные или кормящие. Так написано в “Законе о содержании под стражей”. Но, как и многое другое, предусмотренное этим актом, чаще всего остается простой декларацией, благим намерением, из тех, которыми вымощена дорога…в ад.

Если у матери нет грудного молока, администрация помогает ей с искусственным питанием. Однако известен случай (это произошло в архангельском СИЗО), когда мать, потеряв молоко после падения с верхнего яруса, не могла добиться от администрации искусственного питания, и была вынуждена в течение двух недель кормить двухмесячного ребенка жеваным хлебом. Это вызвало бунт в тюрьме и тогда администрация была вынуждена изыскать средства для покупки молочных смесей.

Мать в СИЗО практически не разлучается с ребенком, ей некому его оставить, некому передать на время. Единственная возможность временного отдыха матери - это отправка ребенка в больницу.

По достижении ребенком трехлетнего возраста его разлучают с матерью. Никаких обычных на свободе социальных льгот и социального обеспечения беременные и женщины с детьми в заключении не имеют. В целом можно сказать, что положение женщин в СИЗО и трудколониях во многих отношениях оказывается хуже, чем у мужчин. Следствие - распад всей ткани нормальной жизни, т. е. распад семей, неумение обращаться с ребенком, распад отношений с детьми и т. д.

При выезде матери на суд ребенка могут подвергнуть обыску по той же причине. Сложности оперативной обстановки, по правде сказать, заключаются в межкамерных и межличностных связях подсудимых и подследственных. Иными словами, записку “мамочка” может передать, или еще чего. А такого быть не должно. Так уж повелось, что интересы следствия важней интересов ребенка. Хотя здравый смысл подсказывает, что неправильно это, что не может так быть, чтобы невинное дитя самые первые и самые важные месяцы и годы жизни провело …в аду. Даже если его мать и не ангел.

Условия содержания матерей с малолетними детьми в местах лишения свободы

Ст. 100 УИК:

1. В исправительных учреждениях, в которых отбывают наказание осужденные женщины, имеющие детей, могут организовываться дома ребенка. В домах ребенка исправительных учреждений обеспечиваются условия, необходимые для нормального проживания и развития детей. Осужденные женщины могут помещать в дома ребенка ИУ своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми.

2. С согласия осужденных женщин их дети могут быть переданы родственникам или по решению органов опеки и попечительства иным лицам, либо по достижении детьми трехлетнего возраста направлены в соответствующие детские учреждения.
3. Если ребенку, содержащемуся в доме ребенка исправительного учреждения, исполнилось три года, а матери до окончания срока отбывания наказания осталось не более года, администрация ИУ может продлить время пребывания ребенка в доме ребенка до окончания срока отбывания наказания матерью.
4. Осужденные беременные женщины и осужденные кормящие матери могут получать дополнительно продовольственные посылки и передачи в количестве и ассортименте, определяемых медицинским заключением. Осужденные беременные женщины, осужденные женщины во время родов и в послеродовой период имеют право на специализированную помощь.
(в ред. Федеральных законов от 08.12.2003 N 161-ФЗ, от 14.07.2008 N 112-ФЗ)

Мария Ноэль - российский журналист, правозащитник, автор проекта «Тюремные дети», женщина, которой самой пришлось выносить ребёнка находясь в СИЗО, а после - растить его в исправительной колонии: «Меня арестовали, как и многих тогда, по «заказу», и всё, что произошло дальше, было для меня полной неожиданностью, как и сама беременность». Мария Ноэль рассказала KYKY, с чем столкнётся беременная женщина, а после – молодая мать, получившая новый социальный статус - заключенная.

KYKY: На каком сроке беременности вы оказались в СИЗО?

Мария Ноэль: На пятом месяце. Вадик – мой третий ребёнок, и забеременела я каким-то чудом. За несколько лет до этого перенесла тяжёлый инсульт, и такие беременности, как моя, требуют большой осторожности. Естественно, руководство СИЗО и врачи понимали это. Ни моя смерть, ни смерть моего ребёнка им были не на руку. Они писали ходатайства в суд, пытались мне помочь. На самом деле, они, конечно, пытались помочь себе избавиться от лишних трудностей… Первое, с чего началась моя «новая жизнь» - издевательства со стороны конвоя. Нет, не физические, а эмоциональные. Я наслушалась разных вариаций на эту тему «надо было думать, когда совершала преступление», «ты ж понимала, что ты делаешь», «мамаша», ну, и так далее. Живот уже был хорошо заметен, и сам факт беременности был постоянным предметом насмешек. Так было не только со мной, это практика общепринятая: «пожурить». Все виды унижения, пожалуй, были опробованы. Я впервые столкнулась с таким отношением к женщине в целом, и в частности, к беременной. Это был шок, я всё время рыдала, а они (конвой) всё время ржали с меня.

Фотографии: Виктория Ивлева

KYKY: Ржали?

М. Н.: Понимаете, это может, странно прозвучит, но они (администрация исправительных учреждений, сотрудники системы ФСИН – прим. KYKY) неплохо относятся к детям. Что-то вроде «я бабушка - я справилась лучше». И отношение к узницам – как к несостоявшимся женщинам, таким «неприкаянным детям». Если женщина ждёт ребёнка, находясь в местах лишения свободы, этой беременности очень быстро найдут объяснение: выгода, глупость, всё, что угодно, кроме того, что этого ребёнка вы любите и ждёте. Никто не будет за вас радоваться, никто не будет вам сочувствовать. Всё, что у вас теперь есть, - вы и ребёнок, плюс те люди, которые вас ждут на воле. Единственное, что можно и нужно сделать – это понять «правила игры», а они есть. В 2011 году мы составили своеобразное пособие по беременности в СИЗО , к прочтению, что называется, рекомендовано.

Перекос в отношении к женщине связан с очень кондовой точкой зрения, советской. Уже больше 60 лет дети в местах лишения свободы содержатся отдельно от мам. Их изолируют, объясняя это «необходимостью», чтобы уберечь от «непутёвых матерей».

У нас очень длинная история, которая берёт своё начало ещё со времен ГУЛАГа. Несмотря на то, что сейчас в лагерях есть много изменений в лучшую сторону, и в целом нельзя сказать, что женщин держат совсем уж за скот, тем не менее, на подсознательном уровне система живёт традициями ГУЛАГа. Мы пережили колоссальное «расчеловечивание», а такие вещи не проходят бесследно.

KYKY: Вы рожали в тюремной больнице?

На эту тему: «Мы все – спецконтингент». Откровения осужденного

М. Н.: Я - нет. У меня было кесарево сечение, и меня оперировал один из лучших врачей Уфы. У меня амбивалентные чувства к тому, что произошло. После родов с нами в одной палате 24 часа в сутки находилось три человека из конвоя… Через какое-то время эти люди перестают восприниматься как чужие. Они не родные, не друзья, но ты их знаешь, привыкаешь… Опять же, моя история – не правило и не исключение. Когда конвоя для сопровождения не хватает, женщин, бывает, пристегивают наручниками к родильному столу. Бывает, этапируют на первые сутки после родов, а ребёнок - как свободный человек – либо находится в роддоме положенный ему срок, если нужно обследование, либо, что чаще, отправляется с матерью в СИЗО. Ниточка и связь рвется очень тихо и незаметно. Постепенно ребёнка отдаляют от мамы. Женщина, родившая в тюрьме, всё время должна доказывать своё право быть матерью. Получив приговор (или даже раньше, оказавшись подследственной), ты точно так же тихо и незаметно перестаёшь быть частью «большого мира» и начинаешь жить порядками и уставами «маленького города», где всё зависит от администрации, а от тебя не зависит ничего.

KYKY : Каков стандартный порядок действий после родов?

М. Н.: Ребёнок и мама возвращаются туда, откуда прибыли в роддом. Вместе либо по отдельности. Если маму ожидает этап, её этапируют вместе с грудным ребёнком в пресловутом «столыпинском» вагоне. По прибытии в исправительную колонию ребёнка помещают в Дом ребёнка, который находится на территории колонии (в городе Хабаровск он находится за территорией). Мама имеет право видеться с ребёнком в свободное от работы время. Сама она содержится в тех же условиях, что и другие заключённые. Ребёнок содержится в колонии до трёх лет. Если маме осталось сидеть год или меньше, то пребывание ребёнка могут продлить и до 4-х лет. Если маме сидеть ещё долго, а ребёнка некому из родных забрать, он отправляется в детский дом. Многие такие мамы и дети больше никогда в жизни не встретятся. Некоторые заберут своих детей из детских домов, и их процент тоже невелик. Единицы уедут из зоны вместе с мамами и больше никогда туда не вернутся.

KYKY: Сколько часов в день мама может провести с ребёнком?

М. Н.: Закон гласит, что в свободное от работы время. А если мамочка не работает? У нас весь отряд некоторое время не работал, и нечем было заняться, кроме «вышивания» или бесконечной «уборки территории», и всё равно - два часа утром и два вечером. А дети – очень маленькие. От рождения до трех лет – тот возраст, когда мама нужна почти круглосуточно. Здесь возникает следующая проблема: у женщины в стрессе, которая никогда раньше не рожала, процесс материнской любви может просто не запуститься как механизм. Любовь - это ведь тоже своего рода процесс. Я не могу сказать, что женщины, которые находятся «там» – совершенно обычные мамы. Нет, им действительно нужна помощь извне.

Я часто слышу даже от правозащитников определение «женщина сложной судьбы» или «да она всё равно сядет» - сарказм такой. Да, это женщины, столкнувшиеся со сложностями. И что теперь? Вывести в чистое поле и «выжечь огнемётами»?

Не каждая узница, имеющая ребёнка, осознаёт себя матерью. Однако неправильно приводить как аргумент привычки (например, курение): «Да какая она мать, вон курит!». Это просто глупости. В зоне курят все или почти все, потому что курение - не просто привычка, но и способ коммуникации, и «универсальная валюта». Нужно говорить не об этом. Нужно говорить о милосердии, а такое слово, к сожалению, встречается всё реже и реже.

На эту тему: Мама, почему ты такая сука? Психотерапевт о созависимости

KYKY: А мама может, например, устроиться нянечкой туда, где содержится ее ребёнок?

М. Н.: Теоретически - да. Я сначала работала няней, а затем стала вести музыкальные занятия. Практически весь персонал, который работает с детьми – это люди «с воли». Нянь набирают из числа заключённых. Как правило, по принципу «неконфликтности» с администрацией, а совсем не по принципу наличия либо отсутствия ребёнка.

KYKY: Это привилегия?

М. Н.: Это хорошие условия, пусть денег и не платят как за работу на «промке». Работа няней у отряда «мамочек» приравнивалась к общественным работам и не оплачивалась. Зато там можно было питаться вместе, если оставалось что-то из продуктов, хотя если об этом узнают - накажут. Детей кормят гораздо лучше, чем узниц. За время моего пребывания только несколько раз были перебои с детской едой, и пока её не завезли в лагерь, у детей несколько дней были перловка и суп на тушёнке. Многие обвиняют тех, кто идёт работать с детьми, за якобы поиск хороших условий. Там есть душ. Да, ужасный и страшный, но это горячая вода. Ты можешь помыться горячей водой два раза в день. Сравните с «баней» раз в неделю. Опять же, в разных колониях и условия разные. Мама, находящая в местах лишения свободы, не особенно может влиять на что-то, касающееся ребёнка, и всё же она обязательно должна эта делать. При этом важно стараться иметь опрятный вид и не терять адекватность.

KYKY: А как администрация реагирует на тех, кто пытается бороться за права собственных детей?

М. Н.: У меня лично была очень странная ситуация: я в полном шоке, но при этом совершенно не «молчащая». Если мне что-то не нравилось - говорила. Ну а когда кормящая мать объявляет голодовку, это совсем трэш. Как только ты начинаешь бороться за права ребёнка - тебе сразу же объявляют «злостное нарушение». У меня таких было 14 или 15.

Особенно смешно сейчас говорить об этих нарушениях, учитывая, что я освободилась по УДО (условно-досрочное освобождение – прим. KYKY) , понимаете да? Все нарушения и поощрения, да вообще всё – в руках администрации. Первому начмеду (потом сменился руководящий состав), который в нашей колонии отвечал за то, как содержатся дети и что едят, было много лет. Он пил, и в принципе, ему всё было безразлично.

KYKY: Какова, на ваш взгляд, самая важная проблема, с которой сталкиваются женщины после освобождения?

М. Н.: Ресоциализация. Женщина выходит – и понятия не имеет, как жить в этом мире, куда идти. Многие за время отсидки забывают, извините, как еда готовится. Многие не забирают детей именно потому, что уверены в собственной несостоятельности, считают, что не смогут позаботиться о ребёнке. А для общества они уже не люди. Нет, не люди второго сорта, а именно – не люди. Ведь в лагеря отправляют, образно говоря, чтобы «сжечь» личность. Нужно об этом писать, говорить, показывать, если мы говорим вообще о гуманизме.

На эту тему: Работа без профессии. Болезнь без диагноза. Дайте детям с аутизмом сделать Беларусь лучше!

KYKY: После показа фильма Натальи Кадыровой «Анатомия любви» и вашего проекта «Тюремные дети», как вы считаете, «лёд тронулся»?

М. Н.: Нам удалось переломить точку зрения ФСИН России на совместное проживание матерей и детей. Понятно, что всё происходит не так быстро, но происходит. Мы с Натальей Кадыровой не были знакомы до того, как появился фильм. Я занималась проектом, а Наташа в это время уже снимала это кино. Я сначала была настроена скептически, типа: ну, ещё одно кино. Всё оказалось не так. Фильм важный, программный, что называется. После его выхода нам начали писать и звонить люди. Спустя год фильм показали на Первом канале. Да, не в прайм-тайм, а ночью, но всё таки показали.

KYKY: Сколько вашему сыну сейчас?

М. Н.: Вадику 11 лет. Мы живём сейчас жизнь, очень далёкую от той. И всё же… Душа после зоны - это выжженное поле. Тем более, женская. У всех разные сложности: кто-то не может найти человека в жизни, близость с мужчиной отходит на второй план. Кто-то снова совершает преступление, просто потому, что попадает назад «в среду» или просто не находит себе места «вне зоны». У нас система мест лишения свободы - это другая эпоха, жизнь, оторванная от большого мира. И назад многие возвращаются. Они выходят и не знают, что им делать в жизни.

KYKY: А сегодня в России кто-нибудь реально занимается помощью женщинам из мест лишения свободы?

М. Н. : Есть движение «Русь Сидящая» (основатель и исполнительный директор фонда «Русь Сидящая» – Ольга Романова, российская журналистка, лауреат премии ТЭФИ, жена осужденного в 2008 году бизнесмена Алексея Козлова – прим. KYKY ) . Фонд занимается помощью в том числе женщинам после освобождения. Важно понять, что это точно такие же люди: им нужно есть, чистить зубы, иметь доступ к медицинской помощи… А самая простая реакция со стороны общества – «сама виновата». Всё, точка. Я глубоко убеждена, что если женщину пересадить из одной почвы в другую, она способна корни пустить: и дом, и дети – всё будет. Я такие примеры знаю. Позиция «сама виновата, сама и отвечай» – по-настоящему асоциальна.

KYKY: О чём вспоминать страшнее всего? Из «той жизни» в зоне?

М. Н.: Есть вещи, которые ты будешь переосмысливать столько, сколько живёшь. Самое страшное - смерть. За время моей жизни в лагере я стала невольным свидетелем того, как оборвались две жизни: неожиданно, непостижимо. Смерть женщины и смерть ребёнка. Я пишу книгу. Переписываю, думаю вот уже десять лет, как об этом рассказывать. И есть вот такой отрывок:

На эту тему: Ребенку нужен хотя бы один адекватный любящий взрослый рядом

Маленький город – книга о женской тюрьме, портреты и жизни героинь, несколько из тысяч и тысяч женщин, которые никому не нужны. Я попробовала описать их там – там, где жизнь стоит как болото, где, чтобы жить, недостаточно просто дышать, просто придумывать, как выжить. Где дети – новорожденные – средство манипуляций, а слова «радость» и «счастье» – вызывают усмешку. После которой они, с выжженной душой приходят в большую жизнь, становясь нашими соседями по миру. Жизнь в женской тюрьме страшная, душная и подчиняется неведомым людям законам.

Публикуя сейчас эти записки, я выполняю два обещания. Одно – уже умершей женщине, как памятник на её безымянной могиле, другое – матери погибшего ребенка. Остальные новеллы – исходя из собственной невозможности не писать об этом. Это трудно читать, судьбы женщин тюрьмы не вызывают сочувствия, чаще всего звучит разнообразных форм комментарий: «А что вы хотите, они преступницы, и тюрьма – не санаторий». И поскольку таких комментариев предостаточно, я в качестве эпиграфа взяла другой – тот, что у меня и, я очень на это надеюсь, у многих еще людей находит отклик и побуждает к мыслям, эмпатии, рефлексии. А у кого-то – к действиям. Это слова замечательного фотографа, много лет снимавшей женские тюрьмы, Виктории Ивлевой: «Я не могу заставить себя не жалеть их».

Наташа

Наташа пришла в отряд в положении. Провела в СИЗО пять месяцев. Даже странно, как медленно текли её дни во время следствия и суда. Обычно в делах, каким было её дело, все проходит быстро, без сучка и задоринки – месяц-другой, и «столыпин». Она была осуждена на два года за кражу. На воле у нее остался старший ребенок, а младшего она носила уже в тюрьме. Наташа была из небогатой семьи, дочерью очень добрых, но замученных бедностью людей. В их деревне и работать-то было негде. Что земля давала, то и ели. Пила смертно, конечно, не без того. В свои двадцать три года выглядела отвратительно. Видимо, жизнь не то что не казалась ей медом, а совсем была невыносимой.

Она была очень некрасивой. Беременность предполагает, что женщина хорошеет, даже в условиях несвободы. Но дитя внутри освещает и делает жизнь осмысленной не для всех – Наташа была из таких. Возможно, она стала бы даже хорошенькой – некрасивость необязательна при носе-картошке и маленьких глазах. Даже распухшие во время беременности дочерью губы после родов стали обычными полными губами молодой женщины. Наверное, всю красоту, как говорят в народе, забрала дочка.

На эту тему: Знаете, у кого в Беларуси самая незавидная судьба? У тех, кто вынужден ухаживать за своими стариками

Но и роды не украсили Наташу. Она осталась прежней – с сальными волосами, которые были обесцвечены перед самой посадкой – это было видно по черным отросшим корням, нездоровым желтым цветом лица, прыщами. В маленьком городе нерях не любят. Не только те, кому неряшливость просто отвратительна, как факт. Не любят все, потому что спальня – одна на всех. Кровати стоят так близко друг к другу, что ты можешь почувствовать малейшую перемену в изменении запахов соседки. Именно поэтому здесь на вес золота дезодоранты и все косметические принадлежности, которые могут создать приятные обонятельные ощущения. Но откуда ей было их взять – эти достижения цивилизации, которые здесь можно только получить от родных, купить в лавке или обменять на что-то.

Наташа потом приспособилась – стирала белье, помогала мыть полы. Но до этого прошло столько мучительных для нее дней. Никто не хотел подходить к ней близко. Никто не хотел сидеть с ней за одним столом. Никто не хотел с ней даже говорить. От Наташи всегда шел какой-то запах. Сложно было понять, на что он похож – настолько он был неприятным, отвратительным. Каким-то жутким. Никто и не собирался диагностировать «что это», нет, желающих не было. Взять пахнущую женщину в товарки, помощницы – ну, знаете ли. Так, как орали на Наташу, как её гнали отовсюду – на моей памяти за все два года больше не было ни разу. Только разве что стукачка Оксана получала такую же долю пинков и остракизма.

И тут за дело взялась Стелла – завхоз на зависть всей зоне. Высокая, толстая, властная. Облагородить неопрятную девушку – да-да! – входит в обязанности завхоза. Наверное, другие завхозы применяли более простые методы, чем Стелла, не выискивая сложных путей, добиваясь чистоты нерадивых обитательниц воплями, тумаками, публичным позором и написанными докладными в особо сложных случаях. Но Стелла не была таковой. Ей не была чужда человечность. Она даже была человеколюбива – несмотря на откушенное ею на воле ухо гражданского мужа.

Стелла взяла шефство над Наташей. Завхоз была терпелива. Она проверяла, выстояла ли Наташа очередь в умывальню утром, почистила ли зубы, дождалась ли свободного места в туалете вечером, чтобы совершить хотя бы частичное мытье из майонезного ведерка.

Впервые попадая в маленький город, все мы испытывали одну и ту же проблему, которая мучает всех без исключения. Как сходить в туалет или помыться в помещении, где находится больше, чем пять человек. Отсутствие перегородок, три или четыре унитаза – все это всегда является причиной многодневного, а у некоторых – многомесячного запора. Это называется стрессом новичка. У Наташи был весь букет. Из-за врожденной стеснительности и приобретенной запуганности она не могла заставить себя раздеться в присутствии других людей. Стелла помогла ей. Сначала она орала, ругалась, «чморила» Наташу, использовала, не мудрствуя, все привычные методы воздействия в группе. Пока однажды Наташа не вскинулась и не закричала:

– Я не могу дождаться своего места. Я занимаю, занимаю, а меня все время выгоняют! А потом «отбой», и когда мне мыться?!

И Стелла, подняв от изумления бровь, взяла Наташу за рукав, протащила по коридору, и, влетев в туалет, заорала:

– А ну, быстро подняла руку та, кто сейчас её выгнал!

Желающих сознаться не нашлось, зато мгновенно освободилось место среди плотно стоящих друг к другу двенадцати человек.

Теперь Наташин день начинался и заканчивался, как у всех. И наверное даже лучше, чем у многих. Стелла взяла Наташу «помогалкой». И если судить по настроению и чувству удовлетворения, получаемым от выполняемой работы, у Наташи-помогалки завхоза статус был повыше, чем у секретаря начальника колонии. Наташа стирала белье – свое и Стеллы настоящим порошком «Тайд», с ароматом альпийских лугов и в спокойной уверенности – она знала, что под навесом во дворе всегда есть свободная веревка для сушки. Наташа сушила его, зная, что его никто не украдет, иначе Стелла найдет вора и превратит его жизнь в ад, который не приснится даже самой распоследней «крысе».

Теперь у Наташи была еда. Она ела то же, что и завхоз. Из чувств благодарности и пре-данности она ела после принятия кушаний самой Стеллой и помыв за ней посуду. Наташа четко блюла «субординацию» – никогда не садилась за стол вместе с ней.

Прошло два месяца после Наташиных родов. Жизнь налаживалась, и вместе с этим закономерно приходили другие радости – от встреч с маленькой прехорошенькой дочкой на лице Наташи разливалось умиление. Только вот молоко быстро пропало, у многих приходящих на кормление по часам оно пропадало быстро. Но Наташа продолжала яростно сцеживаться, хотя смысла в этом не видели даже врачи Дома ребенка.

Когда через неделю исчезла последняя надежда, Наташа стала выполнять оставшиеся материнские обязанности по правилам маленького города – два часа в день на прогулке – с такой же тщательностью и пунктуальностью, как и те несколько дней, когда у нее было молоко и она кормила свою маленькую дочку. Её сильно поношенный бушлат – из старых, дряхлых, Стелла все собиралась справить ей новый, да так и не успела – был виден во время каждой прогулки – все положенные два часа утром и вечером. Подруг у нее не было, да она и не стремилась.

Теперь совсем никто не обращал на нее внимания. Лишь старались обойти, потому что запах был неистребим. Никто не заметил, как её увели однажды ночью в медсанчасть. Наташа не вернулась.

Мы все узнали, что она была там, когда однажды утром Стелла сказала, что Наташа сегодня ночью умерла. Что она три дня была в коме. Что очень мучилась, а везти в город никто не хотел – то ли боялись, что не довезут, то ли было недосуг. И у Стеллы – такой могущественной среди обитательниц, такой властной, твердой и жестокой – подрагивало правое верхнее веко – она не в силах была вызвать скорую, отправить Наташу в реанимацию – то была не её епархия. Можно было не сомневаться – если бы Стелла знала, что Наташа вот прямо сейчас корчится от боли, из её рта и носа выходит желчь – гепатит не щадит перед смертью – Стелла подняла бы на ноги все имеющееся начальство, все управление, да что там – весь город Челябинск – и Наташу бы спасли. Но глаз Стеллы дрожал, предательски сухим, лающим, четко поставленным голосом она говорила, что Наташу не смогли спасти. Глядя на нее, очевидно справляющуюся с волнением, я заплакала. Билась мысль: «Она жила рядом с нами и умирала. Она уже пахла смертью, а мы не догадывались и сворачивали с её дороги. Нам бы только знать...». Эта безвозвратность, невозможность вернуть хотя бы один из дней, отмотать все назад – не было бы сейчас такого душащего стыда за малодушие.

На эту тему: Экскурсия в Новинки. За что пациенты ругают отечественную медицину

Стараясь не шуметь, я вышла из комнаты. Я шла и вспоминала, как справлялась с рвотными позывами, когда видела Наташину грязную форму – она только пришла в отряд, была с большим животом. Как ни разу не вызвалась помочь ей. Как молча слушала летевшие в её адрес насмешки и гневные слова, просто выходя в такие моменты в другое помещение. Я шла к дому ребенка, где осталась маленькая Наташина дочка, чтобы повидать её. Слезы текли и текли. Мне было невыносимо стыдно за все, чем я не помогла ей. Наверное, это был один из самых важных дней моей жизни в маленьком городе, потому что мне и сейчас за это стыдно.

В доме ребенка я уже много месяцев работала няней и вела «музыкальные» занятия, через КПП прошла беспрепятственно, нигде не задержавшись. «Вольная» няня первой группы вынесла Ксеню – двухмесячного человечка с самыми голубыми глазами, какие я только видела в жизни. Я спросила, могу ли я удочерить её? Няня грустно улыбаясь сказала, что я далеко не первая из жительниц, кто сегодня интересовался этим. И что, к сожалению, людям с судимостью детей удочерять или усыновлять нельзя. А так она бы отдала как минимум троим обратившимся сегодня. Няня унесла малышку, мы поплакали и разошлись. Вскоре пришло радостное известие. Наташину малышку приедет забирать бабушка – Наташина мама.

А Наташа лежала на периметре. На счастье администрации был крепчайший мороз. Морга в санчасти не было, и тела умерших клали в мешок и выносили на периметр – полосу под забором с колючей проволокой на границе маленького города и большой жизни. Там она и лежала – в мешке на скованной морозом земле – первые четыре дня после своей мучительной смерти, избавившей её от мучительной жизни.

Через четыре дня приехали долгожданные родственники малышки – мама и сестра Наташи. Глядя слезящимися глазами и убирая выскочившую прядку седых волос под черный платок очень сухой маленькой рукой, Наташина мама сказала руководителям:

– Я за внучкой приехала. Дочь забирать не буду. Вы уж похороните её сами. Мне не на что.

Наташа похоронена без креста и таблички. Фамилия не сохранилась, как и место её последнего упокоения. Эта новелла – вместо памятника.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Бесправие женщины в тюремной системе поражает: она не имеет возможности ни покормить, ни толком разглядеть своего малыша, ни восстановиться после родов. Женщину сразу отправляют обратно в СИЗО.

Дома ребенка есть при 13 исправительных колониях России. Женщин с детьми этапируют в те регионы, где дома ребенка есть.

Обычно женщинам не спешат отдавать малышей, первая встреча может состояться через неделю или даже через месяц.

В России корни системы «гулаговские», многое растёт оттуда. Система складывалась десятилетиями, меняется она с трудом.
Беременные женщины содержатся в исправительных учреждениях, где нет ни наблюдения, ни диагностики. В случае патологии сложно вовремя принять меры. Кормят их, по сути, баландой, такой же, как и всех. В жару спят в камерах на полу, чтобы прохладней было. Вот в таких ненормальных условиях содержатся беременные.

Это только «на воле» педиатр навещает малыша через две недели после родов, а затем регулярно наблюдает за его развитием. Тюремные дети такого внимания лишены.

Дети, которые родились в тюрьме формально не отбывают наказание, а значит невидимы для системы ФСИН. Они растут в экстремальных условиях тюремной системы. Лишены солнечного света, свежего воздуха, их окружают холодные стены и полы. Медицинского обеспечения и детских лекарств в СИЗО нет. Поэтому заболевших малышей сразу отправляют в городские больницы. С матерями новорожденных разлучают – это обычная порочная практика.

Детей, которые родились в колонии, которые воспитывались в условиях очень редкого общения с матерью или вообще без него, называют «серые цветы». В первый год жизни мозг человека растет необыкновенно сильно. Складываются основные параметры интеллекта. Причем интеллект бывает разных форм: социальный, эмоциональный. В это время формируется личность, а мама играет непосредственную роль в формировании этой личности в первые три года жизни. Это фундамент на всю жизнь. Отсутствие матери приводит к необратимым изменениям для растущего человека, его личности. Это проблема кричащая, ведь в нашем обществе даже мало задумываются о том, что происходит в колониях, где женщина родила ребенка, а его содержат в депривации. Что происходит с детьми в детских домах, знают уже все, об этом говорят и снимают фильмы. Что происходит с этими детьми, которые родились в местах заключения ?

«За время моего пребывания ни одна женщина не кормила грудью. Это самая распространенная и негуманная практика: женщину после родов уже через два часа увозят обратно в СИЗО или колонию, а ребёнок остается в больнице».

«Я рожала в 2002 году, думаю, мало с тех пор изменилось. Как только я заехала на тюрьму, беременная, они сразу предлагают аборт. Это обычная практика, для них мы - лишние хлопоты. Они давят, я отказываюсь. У меня два месяца срок, второй ребёнок. Двадцать восемь лет мне было, какой аборт? И при отказе они требуют подписать бумагу, что если я рожаю, то все вопросы финансовые беру на себя. Кормление там, одежду, все заботы о ребёнке. То есть, если он будет умирать с голода, а у меня не будет молока - это мои проблемы, а не вопросы тюрьмы. Прости, я нервничаю, когда всё это вспоминаю…»

«Вот смотри, тебе рожать. Они это пытаются сделать очень быстро. Всё, идут схватки, а они не вызывают машину. Потому, что везут-то тебя не на тюремной машине, а на скорой. С ней должен ехать конвой. Они понимают, что схватки могут длиться несколько часов, иногда до суток. И вот, пока по ногам у тебя кровь не потечёт, они не едут. Бывает, дают в руки какой-то груз, там камень, и заставляют тебя ходить сверху вниз, чтоб быстрее вызвать роды».

Аннотация:

Не существует социальной реабилитации заключенных, – психологически бывших заключенных, отдавших долг, получивших возмездие. Существует мнение, что женщины специально рожают детей в тюрьме, поскольку знают, что это улучшит условия их содержания. Уголовно-исполнительный кодекс регламентирует, что делать с будущими и уже состоявшимися мамами, которые оказались за решеткой.

There is no social rehabilitation of prisoners - psychologically ex-prisoners who sacrificed debt receiving retribution. There is a perception that women are having children specifically in prison, because they know that it will improve their living conditions. Penal Code regulates what to do with the future and has already taken place moms who were behind bars

Ключевые слова:

дети, женщина, социальные реабилитации заключенных

children, women, social rehabilitation of prisoners

УДК 34, 504

Впервые про беременную женщину за решеткой упомянуло Соборное Уложение в 1649 году. Это Уложение - прообраз нынешнего Уголовного кодекса. По нему, женщину, ожидающую ребенка, можно было не только арестовывать, но и казнить. Кстати, именно в связи с беременными впервые в России появилось такое понятие, как отсрочка исполнения приговора. Так вот, по древнему закону, казнить женщину было можно, но с отсрочкой до родов. А после рождения малыша - пожалуйста. В том Уложении казнь вообще была предусмотрена за шесть десятков преступлений.

Дети попадают в тюрьму только одним образом - когда они там рождаются. Рождается в тюрьме ребенок, когда беременная подследственная или осужденная находится в следственном изоляторе или уже в колонии. Бывает, что женщины совершили преступление уже беременными, бывает, они беременеют на длительном свидании (такие разрешены между официальными супругами), вероятнее всего, чтобы получить УДО. В итоге население колоний разрастается без всякого решения судов.

На данный момент существует 13 колоний с домами ребенка, общая наполняемость которых составляет от 800 до 900 мест. Есть совсем небольшие дома ребёнка, есть такие, которые рассчитаны на 100 - 120 человек. В среднем ежегодно в домах ребенка при колониях находятся около 846 человек.

В случае СИЗО, как правило, заключенная рожает под конвоем в таком-то из городских роддомов. До сих пор в маленьких городах или там, где есть проблемы с организацией конвоя, встречается такая практика, когда женщину приковывают наручниками во время родов, если рядом с ней не присутствуют 3 сопровождающих. Следственный изолятор объясняет приковывание наручниками как меру предосторожности в случае отсутствия конвоя.

Для каждого новорожденного соцработник собирает документы, идет в ЗАГС, где оформляют свидетельство о рождении. Сразу же ребенок получает медицинский полис. После родов, если женщина ещё остаётся в СИЗО, возможны два варианта развития событий. Везде, конечно, всё происходит по-разному. Там, где хотя бы немного чтут права человека, женщина остается в роддоме на то время, которое необходимо для восстановления. Если роды прошли нормально, то подследственная находится в роддоме 3-4 дня, как и положено. В это время ребенок находится в палате с матерью под конвоем. Второй вариант, когда маму после родов сразу увозят в СИЗО, где ее помещают в больницу, которая является в действительности той же тюрьмой, но там присутствует врач. Ребенка привозят к матери уже потом, когда ему проведены все необходимые послеродовые процедуры. Мать может ходить на кормления 6 раз в день. В данном случае ребенок лишается грудного вскармливания на время разлуки с мамой. Разлучение матери и ребенка не позволяет выработать удобный ее ребенку график питания. От стрессов и из-за многих других факторов молоко может пропасть. Согласитесь, даже с точки зрения грудного вскармливания, такой режим не гуманен, а с точки зрения акта заботы, пробуждения материнского инстинкта, а, как известно, не у всех он изначально есть. Молоко заменяют кефиром (бывает, что кефир делают и в самой колонии). Для каждого ребенка своя ежедневная норма для кормления. Для возраста выше среднего 200 грамм, среднего возраста 150 грамм, 100 грамм для самых маленьких вместе с картошечкой едят.

С детьми с первых дней их жизни в Доме ребенка работают специалисты: педиатры, логопеды, психологи. Днем с малышами постоянно находится воспитатель, ночью - медсестра. Дети регулярно проходят профосмотры, анализы делают бесплатно в городской поликлинике.

Когда мать уже осуждена и находится в колонии, сценарий может быть немного другим. Из 13 женских колоний, расположенных на территории России, всего 2 имеют роддома, построенные специально для заключенных рожениц. Это колонии в Челябинске и «ИК-2» в Мордовии. Если в колонии не предусмотрено совместное проживание, то мать и ребенка, спустя то малое время, которое им положено провести вместе, разлучают. Ребенка передают в дом ребенка, а мать возвращается в отряд.

Совместное проживание матери и ребенка, это то же, что и жизнь с ребенком дома. Ведь статистика и их внутренние, какие бы то ни было, исследования, по заболеваемости, по рецидивам, отличаются на 2 порядка. Заболеваемость детей, рожденных в тюрьме, при совместном проживании снижается на 43%. Но это не означает, что мамы в какой-то одной колонии живут со своими детьми все вместе. Нет. К сожалению, выделено лишь небольшое количество мест в каждой колонии. У мамы с ребенком cвоя комната в огороженном от остальной территории месте и КПП. Там живут как в комнате общежитии.

Условия проживания новорожденных в «Домах ребенка» на территории тюрем очень плачевны. «Дом ребенка» представляет из себя ветхий, облупившийся барак, с потрескавшимися стенами. В маленьких железных кроватях лежат апатичные младенцы. Они выглядят хрупкими, их лица - сероватого оттенка. У одного из них гепатит, а другие рождены ВИЧ-инфицированными матерями. Так как места явно не хватает, несколько маленьких кроватей стоят на кухне. Комнатная температура зимой редко поднимается выше 8 °C; иногда она опускается до нуля. Спальни битком забиты кроватями, так что между ними трудно ходить. Во многих маленьких кроватях дети сидят на голой клеенке, потому что на всех не хватает постельного белья. «Игровые комнаты» язык не поворачивается так назвать. Это просто пустые помещения, в которых нет ни одного предмета мебели и ни одной игрушки. Воспитательница объясняет нам: «Мы сажаем всех детей на широкий подоконник и разговариваем с ними или рассказываем им сказки». Воспитательница сама является заключенной. Воспитание детей - это ее рабочее место на зоне. В больничном отделении дома грудного ребенка, лежат дети с воспалением легких, ангиной, почечной болезнью и другими заболеваниям. Заключенные сами оборудуют ванную комнату. Работавшие во время беременности со своей небольшой зарплаты. Детей до трех лет, которые живут без мам, будят в пять утра и насильно сажают на горшок. Чтобы нянечки не вставали, привязывают детей колготками к горшкам. Получается, что дети тоже отбывают наказание. Их прогулки проходят за решеткой. Дети просто не видят жизнь за пределами зоны. Дети, которым два-три года, начинают перенимать повадки заключенных. Они начинают произносить такие слова, как «шмон», «внимание, полиция!», опасаются людей в форме.

Существует мнение, что женщины специально рожают детей в тюрьме, поскольку знают, что это улучшит условия их содержания. Уголовно-исполнительный кодекс регламентирует, что делать с будущими и уже состоявшимися мамами, которые оказались за решеткой. Там расписано все, вплоть до мелочей: «В местах содержания под стражей для беременных и женщин, имеющих при себе детей, создаются улучшенные материально-бытовые условия, организуется специализированное медицинское обслуживание, устанавливаются повышенные нормы питания и вещевого обеспечения. Не допускается ограничение продолжительности ежедневных прогулок. Не может быть применено в качестве взыскания водворение в карцер...». Но что значит это улучшение в реальной жизни? Женщина будет получать триста грамм творога и дополнительное яйцо в неделю. Вот и все привилегии для беременной и кормящей матери в тюрьме. В тюремных ларьках купить почти ничего нельзя, настолько там некачественная еда, а для кормящих и беременных она просто неприемлема. Зарплаты очень низкие, минус выплата исков и удержаний, оплата формы.

В доме ребенка на территории тюрьмы живут только дети, родившиеся в тюрьме. Вплоть до освобождения мать и ребенок отчуждены друг от друга, но и с выходом на свободу трудности не заканчиваются. Если у матери на свободе нет родственников или у родственников нет возможности выполнить условия опекунства, то ребенка переводят в детский дом. Как правило, если ребенок уехал в детский дом, а у мамы остался еще большой срок, к примеру, 4 или 5 лет, велика вероятность, что ребенок в детском доме и останется. Когда мама выходит на свободу, у неё, как правило, нет работы. Добиться нормальной социальной реабилитации после освобождения (согласно сайту audit-it.ru, на сегодняшний день освобождающая женщина с ребенком получает выходное пособие в размере 762 рублей. Ни жилья, ни работы, ни психологической помощи). Вообще, на работу судимых женщин никто не берет. И даже каких-то особых видов работ, в которых эти женщины могут социализироваться, чувствовать себя полноценными людьми, у нас в стране нет.

Не существует социальной реабилитации заключенных, - психологически бывших заключенных, отдавших долг, получивших возмездие. Казалось бы, за что дальше наказывать. Но они оказываются даже уже не людьми второго сорта. Это люди, которым просто некуда деваться. В таких условиях нужно обладать огромной силой воли, чтобы забрать ребенка из детского дома. Однако, чтобы забрать ребенка, нужно позаботиться о наличии справок: о месте жительства, о том, что тебя приняли на работу. Получается замкнутый круг. Как правило, большинство детей в тюрьму для малолетних попадают из детских домов, а потом, опять же, как правило, оказываются уже во взрослой тюрьме, потому что это тот опыт, который как раз не впитан с молоком матери, это то что, воспитано окружением. Детдомовский ребенок в 60% случаев попадает в колонию для несовершеннолетних. И через 20 лет можно посмотреть, что у нас получилось. Это такой эксперимент в динамике. Его результаты невозможно предсказать. Они зависят от того, как устроится жизнь данного конкретного ребенка, как устроится жизнь ребенка.

После освобождения матерей, дети которых были переданы когда-то (по достижении ими 3-х или 4-х лет) в обычные детские дома, не многие вспоминают о своих детях. Обычно освобождающиеся женщины планируют это - но в расчете на «потом», на время, когда они устроятся на свободе. Однако это «потом» часто так и не наступает.

Мы считаем, что в места лишения свободы, где живут дети, должен быть как можно более широкий доступ общественных наблюдателей, волонтеров, неравнодушных людей. Должно быть больше спонсорских денег, чтобы у детей появилось больше игрушек, другое питание, лучшее медицинское обслуживание, поездки за пределы зоны. На практике очень редко применяется ст. 82 Уголовного кодекса Российской Федерации, которая предусматривает отсрочку реального отбывания наказания до достижения ребенком четырнадцатилетнего возраста, осужденным беременной женщине, женщине, имеющей ребенка в возрасте до четырнадцати лет, кроме осужденных к ограничению свободы, к лишению свободы за преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста, к лишению свободы на срок свыше пяти лет за тяжкие и особо тяжкие преступления против личности.

Библиографический список:

1. Козлова Н.А. Рожденные в неволе // Российская газета – 2012. Интернет-портал «Российской газеты» зарегистрирован в Роскомнадзоре 21.06.2012 г. Номер свидетельства ЭЛ № ФС 77 - 50379.
2. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 23.07.2013, с изм. от 10.10.2013) (с изм. и доп., вступающими в силу с 01.09.2013)
3. «Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации» от 08.01.1997 N 1-ФЗ (ред. от 23.07.2013) (с изм. и доп., вступающими в силу с 02.10.2013)

Рецензии:

3.02.2014, 11:34 Кузнецова Ольга Владимировна
Рецензия : В статье затронута достаточно актуальная проблема требующая своего разрешения. Статья может быть рекомендована к публикации.

В американских тюрьмах стартовали экспериментальные программы по воспитанию детей в стенах тюрьмы. Сторонники утверждают, что в них много пользы как для матерей, так и для детей. Так ли это на самом деле и как живут дети в российских колониях?

С ростом криминализации общества все острее встают вопросы улучшения тюремной системы. Многие из них остаются нерешенными. В частности, нет единого мнения о том, что делать с детьми, чьи матери забеременели незадолго до тюрьмы или во время отбывания срока. Стоит ли разрешать заключенным воспитывать детей, или лучше отдавать их на под опеку родственников или в специальные учреждения?

В США новорожденных детей забирают от матери в течение 48 часов после рождения и отдают их под опеку семьи заключенной или в приют.

Однако несколько лет назад была введена экспериментальная программа, по которой женщинам разрешено воспитывать детей в стенах тюрьмы.

Один из таких случаев - история Дестини Доуд, 22-летней заключенной декатурского коррекционного центра.

Как и большинство беременных женщин, родивших во время отбывания тюремного срока, Доуд должна была отдать новорожденного ребенка на воспитание родственникам.

Однако перед тем, как передать дочь своему отцу, Доуд узнала, что ей предоставили право выбора. Она могла вырастить Жайлин в стенах тюрьмы.

2 июня 2017 года Доуд с ребенком на руках пересекла забор с колючей проволокой и прошла в камеру, где стояла детская кроватка. Табличка на тяжелой стальной двери гласила: «Доуд:Y21214 Ребенок: Жайлин».

Сейчас декатурский коррекционный центр – единственный дом, который малышка видела в течение 11 месяцев своей жизни.

unsplash.com

Программы по воспитанию детей в тюрьме – редкость в Америке. Однако 8 штатов уже открыли подобные учреждения. Смелый эксперимент сейчас вызывает ожесточенные дебаты в обществе.

Сторонники говорят, что такие программы позволяют матерям выстроить важную раннюю связь с детьми, что благотворно влияет на здоровье детей и дает стимул матерям улучшить свою жизнь. Противники считают, что тюрьма – это неподходящее место для детей и что программы могут помешать неизбежному отдалению ребенка от матери, делая его впоследствии более болезненным.

Дестини Доуд и Жайнин - один из десятков экспериментальных случаев.

Сейчас Доуд столкнулась с необходимостью готовиться к возвращению к обычной семейной жизни. В 21 год она отбывает 12-летнее заключение за транспортировку метамфетамина через границу штата Иллинойс. Она лечится от наркозависимости и думает, как построить карьеру, имея только школьный диплом. Ей разрешено отправлять фотографии дочери отцу Жайнин, но он также находится в тюрьме.

Несмотря на это, Доуд говорит, что программа дала ее молодой семье спасательный трос, за который она пытается ухватиться. Доуд, чья собственная мать сидела в тюрьме, когда Дестини была ребенком, намерена сделать все, чтобы третье поколение ее семьи не оказалось за решеткой.

«Она напоминает мне, что у меня есть что-то потрясающее. Что-то, для чего стоит жить», - говорит Доуд, улыбаясь Жайлин в детской комнате Декатура.

Дети за решеткой

Детские комнаты в тюрьмах отличаются от остальных помещений. На стенах - цветные рисунки и портреты детей. Малыши смеются, играют, занимаются гимнастикой. Все это больше напоминает детский сад до того момента, когда охранники начинают обход.

Участницы подобных программ и их дети живут в блоке, который отделен от основного здания тюрьмы. Дом каждой мамы с ребенком - обычная камера, оборудованная детской кроваткой, пеленальным столиком и украшенная яркими картинками.

На камерах нет решеток и на женщин в этом крыле не надевают наручники, поскольку это может вызвать у детей стресс, даже у таких маленьких. Несмотря на это, безопасность остается главным приоритетом.

Камеры установлены над каждой детской кроваткой. Когда ребенок покидает свой блок, всем заключенным отдается приказ перестать двигаться и оставаться на своих местах. Детям разрешено играть за стенами тюрьмы во дворе, в который можно попасть из гимнастической комнаты.

Существуют строгие критерии по отбору участников программы. Женщины должны иметь не более одного нарушения тюремного режима, не связанного с насилием, и, как правило, быть приговорены не более чем к двум годам лишения свободы. Это делается для того, чтобы мать и ребенок не были разлучены и время, которое малыш проводит в тюрьме, приходилось на самые ранние годы. Хотя срок Доуд дольше, чем у большинства женщин в программе, ей могут разрешить провести его часть в наркологическом центре по месту жительства.

unsplash.com

В тюрьме есть специальные служащие, чтобы помогать матерям следить за детьми в течение дня, пока женщины посещают занятия, получают полезные навыки и проходят лечение от наркотической и алкогольной зависимости. К матерям относятся с пониманием, но в то же время не дают поблажек. Служащие контролируют процесс воспитания детей, чтобы женщины не допустили ошибок, так как обычно они не знают основ правильного воспитания. Под руководством волонтеров мамы играют с детьми, читают им книги и общаются.

В первую очередь, программа направлена на помощь заключенным в освоении базовых навыков материнства, поскольку в большинстве случаев их собственные матери ими не владели. Для того чтобы женщины не совершали повторных преступлений, у них должно быть что-то, что будет их останавливать, а именно, их связь с детьми. Смотрители центра дают женщинам инструменты, которые позволят им стать успешными.

Ситуация в России

По данным Федеральной службы исполнения наказаний на 1 мая 2018 года в России в исправительных учреждениях находится 47 502 женщин. При женских колониях имеется 13 домов ребенка: в Мордовии, Москве, Нижнем Новгороде, Саратове, Владимире, Кемерове, Ростовской области, Красноярском крае. В них находится 525 детей. В этих учреждениях проживают беременные женщины и мамы с детьми до трех лет.

Согласно уголовно-исполнительному кодексу, они работают по следующим правилам:

• В доме ребенка могут находиться дети до 3 лет. Матери имеют право общаться с ними в любое свободное от работы время. Также возможно совместное проживание.
• Когда детям исполняется 3 года, то с согласия матери они могут быть переданы на воспитание родственникам или в государственные учреждения.
• Если ребенку исполнилось 3 года, а матери до конца исправительного срока остается меньше года, то срок пребывания ребенка в доме ребенка могут продлить.
• Осужденным беременным женщинам оказывается вся необходимая медицинская помощь.

Однако на практике, эти правила не всегда соблюдаются, отмечают правозащитники.

Фигурантка дела ЮКОСа Светлана Бахмина, которая провела 2, 5 года в колонии отмечала, что жизнь беременных женщин и женщин с маленькими детьми в российских колониях сложная. Беременность не дает им поблажек. Они так же следуют режиму и работают наравне с другими заключенными вплоть до рождения ребенка. Гинеколог приходит в колонию раз в месяц и берет общие анализы. Роды у женщин принимают в наручниках, а ребенка забирают спустя несколько часов после рождения. В течение двух месяцев мать может жить с малышом в доме малютки, затем она должна вернуться к обычному распорядку дня. В результате, материнские чувства ослабевают и женщинам становится сложнее вернуться к обычной жизни, отмечают психологи.

В качестве эксперимента в некоторых российских колониях были введены камеры совместного проживания, но их мало и чтобы получить место, необходимо быть на хорошем счету у администрации.

В начале 2017 года была утверждена дорожная карта , которая предусматривает совместное проживание всех заключенных матерей с детьми к 2021 году.

Также планируется смягчение наказаний для женщин с детьми и даже замену их на общественно полезные работы.