Как заключенные рожают и воспитывают детей на зоне. Каково это — родиться на зоне

Наталия Кудрявцева — настоящая блондинка, у которой большое сердце и активная гражданская позиция. Занятия хореографией и боксом выковали у нее сильный характер и целеустремленность. Именно эти качества помогли Наталии пробить бюрократическую стену и стать опекуном трехлетней Юли Беловой, которая родилась в тюрьме.

Юлю я забирала из женской зоны ИК-2 (поселок Явас, Мордовия) по акту приема-передачи. Ее мама, Анна Белова, едва сдерживала слезы, когда его подписывала. 21 сентября 2012 года я стала временным опекуном трехлетней девочки, которая ни разу в жизни не выходила за пределы ИК-2. Она все три года своей жизни отбывала наказание за преступление, которого не совершала.

Когда мы сели в машину и поехали в сторону Москвы, Юля таращила удивленные голубые глазища, рассматривая мир, который проносился мимо нее. И который она видела впервые. По дороге ее немного укачало — с непривычки. Мы притормозили у обочины. Мимо нас медленно передвигалось стадо коров. Юля распахнула глаза и хриплым басом вдруг сказала: «Собаки!» — указывая на парнокопытных. Мы засмеялись. Объяснили ей, что это коровы. А потом я поняла, почему она перепутала одних с другими. На зоне, где она прожила всю свою маленькую жизнь, других животных, кроме собак, нет.

«Анатомия любви»

Взять Юлю я решила сразу после того, как посмотрела документальный фильм Натальи Кадыровой «Анатомия любви». Он о детях, рожденных в тюрьме. Увидела я его в конце апреля, на показе, устроенном «Русью сидящей» (Общественное движение, которое юридически и материально помогает неправомерно и несправедливо осужденным и их близким. — Прим. «ДО».) в одном из московских клубов. У меня в социальной сети Facebook много друзей из этой организации, и однажды у одного из них я увидела анонс фильма «Анатомия любви». Мне захотелось посмотреть. Я даже не могу себе объяснить, почему пошла на киносеанс.

Рожденные за решеткой

В тот вечер в клуб пришло много народу. Я была с подругой и не подозревала, какую роль сыграет в моей жизни этот фильм. Как оказалось, и не только в моей…

В ленте рассказывалось о том, как живут женщины, которые попали в заключение беременными. Как они рожают в больнице, прикованные наручниками к кровати. После родов их тут же везут в тюрьму в сопровождении охраны. А детей оставляют на попечение врачей. Потом ребенок поступает в так называемый дом ребенка при исправительной колонии, где находится его мать. Он (дом ребенка) почти ничем не отличается от тюрьмы. Дети также не имеют права выходить за пределы зоны, как и их матери. При этом с мамой ребенок может видеться по часу в день. Если разрешит администрация исправительного учреждения.

Когда ребенку исполнится три года, его передают в детский дом…

В России ежегодно в тюрьмах рождается около 800 детей. В дальнейшем дети проживают в домах ребенка при женских колониях. Примерно половина из них после достижения трех лет отправляют в детский дом. Попавший в детский дом малыш теряет последнюю связь с матерью. Очень часто он остается в детском доме до своего совершеннолетия. Модель поведения ребенка из детского дома необратимо меняется и в подавляющем большинстве случаев детдомовские дети становятся либо малолетними преступниками, либо кончают жизнь самоубийством. Нормальная жизнь в обществе для большинства таких детей — недостижимая мечта. Программа «Тюремные дети» создана для помощи детям и матерям, оказавшимся в этой ситуации. Программа помогает найти ребенку опекунскую (фостерную) семью и способствует в дальнейшем воссоединении родной мамы и ребенка. «Тюремные дети» является негосударственной волонтерской и благотворительной организацией.

Эксперимент

В России есть две женские зоны, где в качестве эксперимента построены корпуса с комнатами для совместного проживания матери и ребенка. В одной из таких колоний и оказалась Анна Белова, мама нашей Юли. Режиссер Наталья Кадырова договорилась с администрацией ИК-2, что героиня фильма «Анатомия любви», которую выберет съемочная группа, сможет прожить со своим ребенком год в одной из таких комнат.

Анна не была на хорошем счету у администрации ИК, поэтому виделась с дочкой от случая к случаю. Но по настоянию режиссера именно она стала одной из главных героинь «Анатомии любви». Первые дни мать и дочь, которой к тому моменту исполнилось год или полтора и она только-только научилась ходить, почти не общались. Их поселили вместе. И кинокамера фиксировала их ежедневную жизнь. Сначала было ужасное ощущение, что перед нами чужие люди. Этот эксперимент длился год. Но к его концу было уже понятно, что перед нами настоящие мама и дочь…

Аня Белова

Эта хрупкая и невысокая (1,52 м) 27-летняя женщина сидит за непредумышленное убийство. Будучи беременной, она на вечеринке пыталась отбиться от назойливых ухаживаний нетрезвого мужчины. Она неудачно толкнула его… В результате падения он умер. А ее осудили на 10 лет. Сейчас, когда юристы «Руси сидящей» изучают дело Анны Беловой, выяснилось, что местные полицейские повесили на нее еще несколько дел. Помимо прочего, ее обвинили в том, что она в одиночку плечом выбила железную дверь и совершила кражу — вынесла из квартиры видеотехнику. За это Анне добавили еще пять лет.

«Русь сидящая» сейчас занимается тем, чтобы как можно скорее вытащить Юлину маму из тюрьмы.

Когда Анна выйдет на свободу, государство ей выдаст 700 рублей. И все. А чтобы забрать ребенка из детского дома, ей нужно будет устроиться на работу и снять подходящее жилье, которое будет одобрено представителями местных органов опеки. Вопрос в том, возникнет ли тогда у Анны желание забрать Юлю?

Серьезное решение

Фильм закончился. Члены съемочной группы объяснили, что, когда съемки были завершены и кинематографисты уехали в Москву, администрация ИК приняла решение снова разделить мать и дочь Беловых.

И я вдруг с ужасающей ясностью поняла, что ребенок опять остался без матери. Хотя известно, что на тот момент в той зоне были свободные комнаты для совместного проживания мамы и девочки.

С ними обошлись так, как будто Анна и Юля — вещи. Захотели — дали маме дочку, не захотели — отобрали. Я понимала: еще чуть-чуть, и Юлю отправят в детский дом. Я тогда сказала своей подруге: «Хочу забрать Юлю». — «Подумай хорошенько», — ответила она мне.

Я подумала и начала действовать. Познакомилась с режиссером фильма, поговорила с Марией Ноэль. (Активистка «Руси сидящей». — Прим. «ДО».) Выяснила, как можно сделать временную опеку над Юлей. Я с самого начала не хотела становиться ей мамой. Понимала, что рано или поздно Анна выйдет на свободу. И, возможно, захочет вернуть себе дочь…

Трудности с опекой

Я поехала в поселок Явас, чтобы встретиться с Анной. Ведь без ее согласия я не могла начать оформление документов на опекунство над ее дочерью. Аня меня выслушала, думала и дала свое согласие. Но это было только началом истории.

Дело в том, что сейчас у меня в опеке моя дальняя родственница, 13-летняя Наташа. Ее родители отказались от девочки, им не на что было содержать ее. Поэтому мы посовещались с моей мамой и решили забрать Наташу к нам домой. Это произошло 11 лет назад. Но до последнего времени я на нее опеку не оформила.

Я трижды ходила в органы опеки, и каждый раз после общения с чиновниками у меня опускались руки. Я злилась и отступала. В этом году, в феврале, Наташе исполнится 14 лет, ей надо будет получать паспорт и прописку. А тут еще история с Юлей, которую я хотела забрать из тюрьмы… В общем, решила оформить опеку сразу над обеими девочками. Это стоило мне времени и нервов. Но я добилась своего.

Отдельная история — общение с органами опеки в Явасе. Это же скандал — отдавать ребенка не родственникам, а чужим людям. Я показала чиновникам разрешение на опеку, которое мне подписала мама Юли, они ничуть не воодушивились. «Мама, говорите, разрешила? Да она в тюрьме сидит, кто ее будет спрашивать, — сказали мне. — Мы сейчас родственников девочки поищем». Нашли сестру и брата Анны, но им была безразлична судьба племянницы…

Так пять месяцев спустя к нашей московской квартире появилась Юля Белова.

Юля дома

Я привезла Юлю домой, и началась наша жизнь. В первые дни она не могла поймать мой взгляд, сфокусироваться на каком-то предмете. Она была вся в себе или ее взгляд блуждал где-то в пространстве.

Сейчас, спустя время, она стала гораздо спокойнее. Ей можно дать в руки книжку, и она ее не разорвет пополам, как было раньше. В первые дни я ужасно пугалась, когда Юля подходила к стенке и начинала биться о нее головой. Буквально. Когда я пыталась отвести ее от стены, становилось еще хуже — она громко протестовала. Тогда я стала подставлять руку, оберегая ее голову от ударов.

А как она плакала, сжимая ладошками уши, когда мы ее купали первый раз. Сейчас она полюбила воду и уже не рыдает безутешно от купаний. Она хорошо ест, обожает глазированные сырки и шоколад. Теперь дома у меня есть стратегический запас того и другого. Но при ее невероятном аппетите она остается очень маленькой худышкой. Все вещи с нее сваливаются.

Ангел из дома ребенка

Мы решили подарить Юле коляску для кукол. Утром, как только она проснулась, мы показали ей подарок. Она распахнула свои огромные голубые глаза и сказала: «Коляска, моя…» В этом было столько эмоций!

Раньше я много ездила как волонтер по детским домам. И видела, как там живут дети. Им всем не хватает внимания и ласки. Поэтому они становятся озлобленными и жестокими. Когда мы привозили детдомовским детям подарки, они их брали с удовольствием, но ни один не поблагодарил нас. Думаю, дело не в том, что дети неблагодарны. Просто им это чувство незнакомо…

Сейчас Юля привыкает к тому, что у нее появились собственные вещи. Ведь в доме ребенка в тюрьме не было ничего, что бы принадлежало только ей. Она с игрушечной коляской, которую мы ей подарили, не расстается уже несколько недель.

Я поняла также, что нельзя ничего у Юли отнимать. Первое время, когда мы пытались что-то забрать у нее, девочка бросалась на пол в истерике, кричала, топала ножками, пыталась сорвать сандалики… Мы пришли к выводу: даже если то, что Юля схватила, представляет для нее опасность, надо дать ей возможность походить с этой вещью. Она, например, почему-то любит надевать на голову полиэтиленовые пакеты. Я даю Юле походить так какое-то время и потом, когда вижу, что пакет ей наскучил, отвлекаю ее, переключая внимание на что-то другое, снимаю с нее пакет и незаметно убираю его.

Аня, мама Юли, регулярно нам звонит из тюрьмы. Она плачет, скучает по дочке. Это хорошо. Это значит, что у нее сохранился материнский инстинкт. В первые дни после нашего с Юлей отъезда она в телефонном разговоре призналась: «Мне тяжело без Юли». Но она понимает, что дочке с нами лучше, чем в тюрьме.

Я с нетерпением жду, когда у Юли отрастут волосы и мы избавимся от этой детдомовской стрижки. И станет наш ангел из дома ребенка обычной домашней девочкой…

Бесправие женщины в тюремной системе поражает: она не имеет возможности ни покормить, ни толком разглядеть своего малыша, ни восстановиться после родов. Женщину сразу отправляют обратно в СИЗО.

Дома ребенка есть при 13 исправительных колониях России. Женщин с детьми этапируют в те регионы, где дома ребенка есть.

Обычно женщинам не спешат отдавать малышей, первая встреча может состояться через неделю или даже через месяц.

В России корни системы «гулаговские», многое растёт оттуда. Система складывалась десятилетиями, меняется она с трудом.
Беременные женщины содержатся в исправительных учреждениях, где нет ни наблюдения, ни диагностики. В случае патологии сложно вовремя принять меры. Кормят их, по сути, баландой, такой же, как и всех. В жару спят в камерах на полу, чтобы прохладней было. Вот в таких ненормальных условиях содержатся беременные.

Это только «на воле» педиатр навещает малыша через две недели после родов, а затем регулярно наблюдает за его развитием. Тюремные дети такого внимания лишены.

Дети, которые родились в тюрьме формально не отбывают наказание, а значит невидимы для системы ФСИН. Они растут в экстремальных условиях тюремной системы. Лишены солнечного света, свежего воздуха, их окружают холодные стены и полы. Медицинского обеспечения и детских лекарств в СИЗО нет. Поэтому заболевших малышей сразу отправляют в городские больницы. С матерями новорожденных разлучают – это обычная порочная практика.

Детей, которые родились в колонии, которые воспитывались в условиях очень редкого общения с матерью или вообще без него, называют «серые цветы». В первый год жизни мозг человека растет необыкновенно сильно. Складываются основные параметры интеллекта. Причем интеллект бывает разных форм: социальный, эмоциональный. В это время формируется личность, а мама играет непосредственную роль в формировании этой личности в первые три года жизни. Это фундамент на всю жизнь. Отсутствие матери приводит к необратимым изменениям для растущего человека, его личности. Это проблема кричащая, ведь в нашем обществе даже мало задумываются о том, что происходит в колониях, где женщина родила ребенка, а его содержат в депривации. Что происходит с детьми в детских домах, знают уже все, об этом говорят и снимают фильмы. Что происходит с этими детьми, которые родились в местах заключения ?

«За время моего пребывания ни одна женщина не кормила грудью. Это самая распространенная и негуманная практика: женщину после родов уже через два часа увозят обратно в СИЗО или колонию, а ребёнок остается в больнице».

«Я рожала в 2002 году, думаю, мало с тех пор изменилось. Как только я заехала на тюрьму, беременная, они сразу предлагают аборт. Это обычная практика, для них мы - лишние хлопоты. Они давят, я отказываюсь. У меня два месяца срок, второй ребёнок. Двадцать восемь лет мне было, какой аборт? И при отказе они требуют подписать бумагу, что если я рожаю, то все вопросы финансовые беру на себя. Кормление там, одежду, все заботы о ребёнке. То есть, если он будет умирать с голода, а у меня не будет молока - это мои проблемы, а не вопросы тюрьмы. Прости, я нервничаю, когда всё это вспоминаю…»

«Вот смотри, тебе рожать. Они это пытаются сделать очень быстро. Всё, идут схватки, а они не вызывают машину. Потому, что везут-то тебя не на тюремной машине, а на скорой. С ней должен ехать конвой. Они понимают, что схватки могут длиться несколько часов, иногда до суток. И вот, пока по ногам у тебя кровь не потечёт, они не едут. Бывает, дают в руки какой-то груз, там камень, и заставляют тебя ходить сверху вниз, чтоб быстрее вызвать роды».

Новорожденный может оставаться с матерью в местах лишения свободы до достижения трех лет. Потом ребенка передадут родственникам, а если никого нет, то в детский дом. Как правило, там он пробудет до своего совершеннолетия. "Правда.Ру" попыталась понять, как быть с теми женщинами, кто родил в тюрьме и почему порой воля страшнее высокого забора.

В 2011 году интернет обошла фотография и сопровождающая ее история. На фото — пятимесячная девочка в гробу. В истории — причины смерти ребенка. Мама малышки содержалась в исправительной колонии ФБУ ИЗ 50/10 УФСИН России по Московской области. Мария Шилинская родила двойню, находясь в колонии, но сотрудники ФСИН приняли решение разлучить маму и двоих детей. Женщина отправилась в СИЗО-10, новорожденные в Можайскую колонию Подмосковья. И это несмотря на то, что на воле у детей был отец, который безрезультатно пытался их забрать, однако новорожденных содержали в неволе, в так называемом детском доме при колонии.

Стоит ли говорить, что руководство учреждения, в отличие от родителей, присматривало за малышами с номенклатурной точностью, но с таким же номенклатурным равнодушием. Пятимесячная дочь Шилинской была оставлена без присмотра. Ребенку стало плохо — возможно отравление — девочку начало рвать и она задохнулась рвотными массами. Причина смерти в справке, выданной от 14 сентября 2011 года, так и говорится: "Аспирация желудочным содержимым". То есть, если бы рядом с ребенком находилась мать или сотрудники детского учреждения при колонии, можно было бы легко предотвратить трагедию. Попытки родителей разобраться и найти виновных так ни к чему и не привели. По данным корреспондентов "Правды.Ру" руководство детского учреждения, где погибла девочка, не только не предстало перед судом, но и не лишилось работы до сих пор.

Тема матери и ребенка в тюрьме, пожалуй, не так часто затрагивается, когда законодатели, правозащитники или просто обыватели начинают говорить о недостатках пенитенциарной системы. Тем не менее, это тема важная, непростая. Тема, о которой говорить необходимо, ведь в отличие от матерей, которые отправляются отбывать наказание, ребенок в неволе — и инструмент воздействия, и сложный социальный организм, который, возможно, не сможет пережить встречи с волей так, как это бывает у детей, родившихся при нормальных обстоятельствах.

В системе ФСИН РФ существует 46 исправительных колоний для женщин — это на всю Россию. Лишь при 13 из них созданы условия для содержания осужденных с детьми, для "мамок", как говорят сами заключенные. По данным за прошлый год, сейчас вместе с матерями отбывают наказание 775 детей. Все эти малыши покинут "зону", когда им исполнится три года, и отправятся в детские дома, если не будет возможности передать их опекунам.

Причем, согласно закону, дети, рожденные на воле, даже если их мать уже находилась под следствием, на воле и останутся. Те, кто появился на свет в исправительном учреждении или СИЗО, останутся за решеткой. Такая правда жизни. Все, как у взрослых, только с детства, с первого дня.

Стоит ли говорить, что условия содержания в СИЗО, зачастую далеки от обычных человеческих норм и тяжелы для взрослых людей. Новорожденный оказывается в камерах без удобств, средств гигиены или элементарного тепла. Впрочем, по словам главы Общественной наблюдательной комиссии Антона Цветкова, конкретно на территории следственных изоляторов Москвы такого бедственного положения находящиеся под стражей не испытывают.

Об остальном Цветков не говорит, вся Россия — не его компетенция. "Могу сказать, что мы вплотную занимаемся проблемами женщин, которые находятся под следствием в СИЗО. Беременными и родившими", — говорит Цветков. — Заверяю, что условия содержания у них облегченные и такой контингент находится в специальных камерах. Например, кровати там не двухъярусные — обычные. Во-вторых, такой категории арестованных полагаются различные привилегии, которых нет у других".

Возможно так. Однако, когда в блоги или СМИ просачиваются истории, написанные женщинами с детьми, находящимися в неволе, все чаще возникают мнения: тех, кто имеет детей, тем более родивших в колонии или СИЗО, нужно немедленно выпускать, либо максимально облегчать наказание. Впрочем, наличие несовершеннолетних детей по нынешним законам и так является обстоятельством смягчающим вину. Но суды, чтобы не идти против закона, попросту оговаривают в приговоре, что обстоятельство судом было учтено, но на сроке заключения, на деле, это почти никак не сказывается.

"Я не считаю, что наличие ребенка, в том числе, содержащегося в неволе вместе с матерью, должно быть обстоятельством для немедленного освобождения или уменьшения срока наказания в разы", — продолжает Антон Цветков. — Я думаю, что суд это должен учитывать, но исходя из конкретного уголовного дела, общественной опасности деяния и, безусловно, разбирая индивидуально каждый конкретный случай. В том числе, в зависимости от личности осужденной".

Движение "Тюремные дети" организовали журналисты, общественники и активисты. Как понятно по названию, движение занимается проблемами мам, которые оказались в заключении вместе со своими детьми. По мнению одного из лидеров "Тюремных детей" Марии Ноэль, норма, которая позволила бы беременным и родившим в неволе, сократить срок их пребывания в местах лишения свободы необходима и, главное, необходимо реализовать на деле то, что прописано или будет принято в законодательстве.

"Вся ситуация материнства и детства в тюрьме и все что после… Вся эта ситуация довольно "кривая", — говорит Мария Ноэль. — Я имею ввиду проблемы психологического и социального характера. Дети, которые разлучены с матерями в первые годы жизни, очень плохо себя впоследствии чувствуют, плохо адаптируются в жизни. Если у матерей, оказавшихся в местах лишения свободы, таких детей не забирают родственники — они оказываются в детских домах, дальше — все понятно. Это трудно объяснить, это огромная, глубокая проблема. Когда ребенок, погиб в тюрьме и это прошло в блогах и СМИ, когда руководство детского дома при колонии не понесло наказание… Этот случай так никого ничему не научил. Я говорила с представителем ФСИН Ириной Илларионовой, задавала вопрос, как происходит расследование. Она отвечала, но эффекта нет. Когда у сотрудников детдома при колонии, скажем, десять детей, все они плачут, то они реагировать перестают. Плачет — пускай. Вот эта халатность и приводит к трагедии.

Относительно того, нужно ли выпускать родивших или беременных… У нас в стране не применяется УДО к таким осужденным по причине наличия детей. Факт наличия ребенка не является в России поводом для назначения наказания ниже низшего предела. Я считаю, что если бы было наоборот, то было бы очень здорово. Но женщины разные, с разными жизненными условиями и им всем нужна всесторонняя помощь, чтобы присутствовали люди, которые заинтересованы в их судьбе. Я таких волонтеров знаю, которые лояльны к мамам в тюрьме. У социальных служб вообще нет мотивации. Но нельзя же все время карать! Когда они освободятся по УДО, в жизни им придется очень трудно и помощь нужна всегда".

Трудно сказать, сколько детей, рожденных в неволе, попавших в детский дом или просто имеющие такой "бэкграунд", оказываются в местах лишения свободы сами. Статистики нет. И порой трудно ответить на вопрос, что же лучше: детский дом, высокий забор или что-либо еще при отсутствии иных жизненных вариантов. Их никто не спрашивал, они ничего не совершали, но отбывают свой срок по вине чужой. А по большому счету — без вины виноватые.

22.04.2014

Тема защиты прав детей, рождённых в местах заключения была в центре внимания встречи лидера Всероссийского общественного движения «Матери России», сенатора Валентины Петренко и руководителей благотворительных и общественных фондов.

На встрече присутствовали: директор БФ «Протяни руку» Николай Левшиц, директор по развитию БФ Константина Хабенского Татьяна Климова, директор ОФ Владимира Смирнова Елена Береговая, директор БФ «Подари жизнь» Екатерина Чистякова, руководитель проектов Международная тюремная реформа Алла Покрас, член Президиума ВОД «Матери России»; начальник правового отдела Управления по правам ребенка Аппарата Уполномоченного по правам человека Ирина Вихрова.

Справка:

Дети попадают в тюрьму только одним образом – когда они там рождаются. Взять своего маленького ребенка с собой в места заключения невозможно. Однако в исключительных случаях это осуществимо, но правоприменительной практики в России нет. Чаще всего мать и ребёнка разлучают.

Сейчас в российских тюрьмах имеется около 200 мест совместного проживания. На данный момент существует 13 колоний с домами ребенка, общая наполняемость которых составляет от 800 до 900 мест. Есть совсем небольшие дома ребёнка, есть такие, которые рассчитаны на 100 – 120 человек. В среднем ежегодно в домах ребенка при колониях находятся около 800 человек.

Из 13 женских колоний, расположенных на территории России, всего 2 имеют роддома, построенные специально для заключенных рожениц. Это колонии в Челябинске и «ИК-2» в Мордовии. Если в колонии не предусмотрено совместное проживание, то мать и ребенка, спустя то малое время, которое им положено провести вместе, разлучают. Ребенка передают в дом ребенка, а мать возвращается в отряд. Мама может ходить на кормления 6 раз в день.

Статистика показывает, что заболеваемость детей, рожденных в тюрьме, при совместном проживании снижается белее, чем на 40 процентов.

Ребёнок покидает зону, когда ему исполняется три года. Если у него на свободе нет родственников или у родственников нет возможности выполнить условия опекунства, то ребенка определяют в детский дом. Как правило, если ребенок уехал в детский дом, а у мамы остался еще большой срок, к примеру, 4 или 5 лет, то велика вероятность, что ребенок в детском доме и останется.

Из детского дома ребёнка не возят на свидания к маме в тюрьму. Возможен вариант телефонных переговоров, когда мама звонит в детский дом или в то место, куда определён ребёнок.

Короткие свидания разрешены раз в два месяца, длительные – раз в три месяца. То есть мама может за год увидеться со своим ребенком несколько раз, но, как правило, детские дома этого не делают из-за отсутствия финансирования на это. Самая главная проблема состоит в том, что нет властной структуры, которая бы сопровождала все вопросы, связанные с реализацией прав ребёнка, родившегося в тюрьме. Никто не озадачивается тем, чтобы поддерживать связь между матерью, отбывающую своё наказание в местах лишения свободы и ребенком, находящемся в детском доме.

Когда мама выходит на свободу, у неё, как правило, нет работы. Как правило, на работу судимых женщин не берут. Нет особых видов работ, в которых женщины, вышедшие из тюрьмы могут социализироваться, чувствовать себя полноценными людьми. Не существует социальной реабилитации заключенных. Однако, чтобы забрать ребенка из детского дома, нужно позаботиться о наличии справок: о месте жительства, о принятии на работу — получается замкнутый круг.

В ходе встречи обсуждался весь спектр проблем детей, родившихся в тюрьме: от условий их рождения, дальнейшего размещения, пребывания с мамой и передачи опекунам или в детский дом.

По мнению Валентины Петренко, ребёнок, родившийся в тюрьме требует к себе ещё более внимательного и молосердного отношения, а государство должно более детально урегулировать правовое и финансовое сопровождение этого ребёнка.

Сенатор считает, что для решения всего круга вопросов осужденных мам и родившихся у них детей в тюрьме, необходимо на правительственном уровне создать рабочую группу с представителями профильных ведомств. Эту точку зрения разделили все участники встречи.

Чтобы голос регионов и общественных организаций по такой острой проблеме как социализация осужденных мам и родившихся детей в местах заключения был более весом, было принято решение провести всероссийскую конференцию по этой проблеме в одном из субъектов Федерации с приглашением всех заинтересованных сторон.

Валентина Петренко , как лидер движения подписала соглашения о партнёрстве и сотрудничестве с руководителями фондов, принимавших участие во встрече.

Подводя итог состоявшегося диалога сенатор отметила, что рождение ребенка в тюрьме – это хоть и парадоксальный, но шанс для женщины изменить свою жизнь в лучшую сторону. «Материнство - это тот самый природный инструмент, который делает женщину ответственной и заботливой. Поэтому перевоспитание, исправление заключенной женщины материнством - самый гуманитарный и человеческий ресурс.

Если мама, родившая в тюрьме, прикипит к своему ребенку, она забудет обо всем на свете. Материрский инстинкт сам всё сделает, а государство и общество лишь должны создать достойные условия для этого».

В интернете наткнулась на эту статью решила кинуть сюда(((

Это очень тяжело читать… Но, наверное, нужно. Это откровения женщины, родившей ребенка в колонии. Рассказ о суровой действительности.
«РОДЫ В МЕСТАХ ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ»
Недавно госпожа Мария Арбатова сказала про женщин, рожающих в местах заключения, что они специально беременеют, чтобы сократить срок пребывания.
Я бы хотела развеять этот миф, который существует как на воле, так и в тюрьме. Я сталкивалась с беременными еще в СИЗО, куда они попадали уже будучи в положении. Их беременность никак не облегчала установленную им меру наказания. Помню, в изоляторе была женщина, которая ходила на заседания с огромным животом, будучи уже на восьмом-девятом месяце. Я удивилась: что же нужно было совершить, чтобы тебя заключили на таком сроке беременности. Оказалось, вполне ординарный случай: кража из супермаркета. В итоге она родила в СИЗО, и только через месяц удалось уговорить, чтобы ее выпустили под подписку о невыезде. Я видела в автозаках женщин, которые ездили на суды с младенцами на руках. Испытание непростое: две клетушки, одна женская, другая мужская, в каждой по 30 человек, большинство из которых курит. В московском изоляторе №6 в Печатниках была отдельная камера №216, где содержались мамочки с детьми. Женщина, уезжая на заседание, могла оставить своего ребенка на сокамерниц. В то время, когда я была в СИЗО, гинеколог приходил крайне редко. Вызвать врача для женщины, у которой начинаются схватки, - целая история: тарабанишь в дверь, зовешь, как там говорят «дежурку», просишь ее вызвать доктора. Естественно, его нет, на месте только фельдшер, а если схватки случаются ночью, то говорят «подожди пока». Порой доходило до критических ситуаций: среди ночи просыпаешься от грохота алюминиевых мисок, которыми женщины стучат по решеткам, чтобы привлечь внимание, и кричат: «Срочно врача!» Я знаю несколько случаев, когда женщины рожали в коридоре, не дождавшись помощи. Если врач все же приезжает, то женщину под конвоем везут в специальную двадцатую больницу в Москве, где есть отделение для тех, кто находится под стражей. Рожает она, пристегнутая наручниками, чтобы, видимо, не сбежала во время родов. Через три-четыре часа женщину везут обратно в камеру, а ребенка оставляют на положенные несколько дней в гражданской больнице. Дай Бог, чтобы у мамы за это время не пропало молоко. Из больницы ребеночка привозят к маме, и их селят в отдельную камеру, где кроме железных кроватей стоят еще и детские. Там я впервые увидела детей, которые спокойно спят под невероятный шум железных дверей. Невозможно передать этот лязгающий звук. Ты сама непроизвольно дергаешься от этого, а они спят беспробудным сном. У этих детишек такое же расписание, как и у их мам: утром проверка, вечером проверка, обед по расписанию. Родивших в СИЗО женщин отправляют уже в колонию, где есть дом ребенка. Их в стране тринадцать, в них содержится около 700 детей.
Вообще для колонии беременные женщины - явление необычное. В основном там все брошенные: кто-то был замужем, но развелся, к кому-то не могут приезжать по финансовым причинам - не у всех есть деньги на билет. У многих не то что свиданий нет, посылок-то не получают. Поэтому забеременеть там могут только те, к кому приезжают мужья на длительные свидания.
Когда я узнала, что беременна, то, конечно, испытала шок, но вопрос, оставлять ли ребенка, даже не стоял. Наверное, меня спасало то, что это был не первенец. Надеялась на свое здоровье и крестьянские корни: представляла, что по уровню условий это будет как в поле в деревне. Не могу сказать, что отношение в колонии ко мне сильно изменилось. Пожалуй, это вызвало дополнительный интерес: я в принципе была не стандартным «клиентом» этого учреждения, а тут еще и такое событие. Прямо меня никто не осуждал, но и жизнь мою никто не облегчил: в 6 подъем, в 10 отбой, в течение дня ни присесть, ни прилечь, рожавшие женщины поймут, что это значит. Прежде всего это тяжело морально, ты постоянно беспокоишься о здоровье ребенка.
Как правило, когда обнаруживают беременность, женщину отправляют в ту колонию, где есть дом малютки, чтобы сразу после рождения туда его забрать. Моя ситуация не совсем стандартна: я не рожала в самой колонии. Примерно за месяц до родов меня перевели в ЛПУ - лечебно-профилактическое учреждение. Первые серьезные анализы, УЗИ мне сделали уже там, когда я была на восьмом месяце. Быть может, врачи и хотели мне помочь раньше, но такой возможности не было: максимум раз в месяц приезжал на зону гинеколог, делали общие анализы крови, мочи. Слава Богу, у меня не было проблем, в противном случае как-то помочь очень тяжело. Само ЛПУ выглядит достаточно забавно, у меня возникли ассоциации с Чеховым, с его описаниями приходских больниц XIX века. Небольшой домик, почти деревенская мазанка, где одна половина - гинекологическое отделение, вторая - родильное. Отделение - это громко сказано: маленькая комнатка, на стенах висят древние щипцы. Пока я там лежала, родили восемь женщин. Один случай сильно врезался мне в память. Девушка-наркоманка родила недоношенную девочку. Врачи удивлялись силе воли ребенка: по всем показателям она не должна была родиться живой, но ребенок еще часов пять боролся за жизнь. Я часто задаю себе вопрос: выжила бы эта девочка, если бы родилась в нормальных условиях? Врачи там опытные, отработавшие в таких условиях по тридцать лет. Все, что можно сделать руками, они делают. Этот роддом при колонии был первым, где принимали роды у ВИЧ-инфицированных. Сейчас это уже не редкость: у нас в СИЗО была ВИЧ-инфицированная мама с ребенком. Мамочки меня поразили: ясно, что это соответствующий контингент, но в моем понимании женщины, готовящиеся к рождению детей, прекрасные, умиротворенные, а не курящие «Приму» или «Яву». При этом я не могу сказать, что они были плохими матерями, все равно старались ухаживать за детишками.
Если нет никаких осложнений, то примерно через пять дней ребеночка и маму везут обратно в колонию, при этом ребенка на скорой помощи, а маму - в автозаке. Иногда происходит разрыв: когда ребеночку нужен дополнительный медицинский уход, его отвозят в гражданскую больницу, а маму все равно отправляют в колонию.
Пожалуй, одна из главных проблем - нарушение связи с ребенком: не знаю, какова здесь «заслуга» пенитенциарной системы. Мама живет с ребенком месяц или максимум два в доме малютки, а дальше она возвращается обратно в отряд и может посещать ребенка в обед и вечером на час. Разумеется, ни о каком кормлении речи не идет. В принципе она может кормить и после возвращения в отряд, но физиологически это сложно: процесс образования молока требует постоянного кормления, нужно сцеживаться, а для этого нет гигиенических условий. Моешься-то раз в неделю, туалет на улице. Поэтому, как правило, кормление прекращается через два месяца. Из-за этого разрыва с ребенком происходит самое страшное: постепенно материнские чувства притупляются. Несколько лет назад ввели такой эксперимент: сделали несколько комнат совместного проживания, где ребенок может жить, как дома, с мамой. Таких комнат очень мало, чтобы туда попасть, нужно быть на хорошем счету у администрации, что не всегда зависит от хорошего поведения заключенной. Когда в доме малютки находится 50 детей, а таких комнат 10, очевидно, что места хватит не всем.
Когда ребенку исполняется три года, его отправляют в детский дом. Иногда делают поблажку: оставляют еще на полгода, если мама должна выйти в течение этого времени. По закону существует некая возможность встречаться с ребенком в детском доме, но в реальности его администрация не хочет брать на себя обузу возить ребенка к маме, а у нее, соответственно, тоже нет такой возможности. Поэтому дети остаются одни именно в том возрасте, когда им так нужна мама.
Есть еще один важный вопрос: в нашей стране не существует системы реабилитации осужденных. Когда ты выходишь, тебе дают 700 рублей, чтобы доехать до дома, даже плацкарт до Москвы стоит дороже. Если у тебя нет родных и близких, у тебя есть только одна возможность - откладывать с зарплаты, которую ты там получаешь. На тот момент, когда я там была, зарплата швеи составляла 500-600 рублей в месяц. Сейчас вроде около двух тысяч. Очень часто бывает, что, выйдя с зоны, женщины теряют квартиры: предприимчивые родственники, «пользуясь случаем», каким-то образом их отнимают. Выйдя из колонии, женщины мало того что не имеют условий для собственной реабилитации, так еще и с ребенком на руках. Неудивительно, что порой некоторые мамочки бросают своих детей на вокзале. Законный выход для освободившейся матери без родных только один - отдать ребенка в детский дом, где можно навещать его на выходных, а самой в это время пытаться найти работу.
Конечно, в колониях разрешены аборты. Тем не менее я знаю, что даже там врачи отговаривали женщин от этого. Если врач видит, что у женщины есть шанс вернуться к нормальной жизни после выхода, то советует родить и потерпеть.
Недавно я была в нескольких тюрьмах в Дании. Невероятно, но у них тюрьма открытого типа без забора, потому что считается, что люди сознательные и не будут бежать, а тех, кому это удалось, все равно рано или поздно поймают. А директор тюрьмы похож на профессора университета: интеллигентный, открытый, ничего не скрывает. Самое главное, там заботятся о том, чтобы человек не выпал из социальной среды: заключенные сами себе готовят, стирают в машинке. Я, например, вышла и забыла, как морковку чистить, потому что ты забываешь, что и как в реальной жизни происходит.
Беременную женщину в Дании сажают только за очень серьезное преступление. Власти предпочитают денежные штрафы. Если женщина все же оказалась в тюрьме, то рожает она все равно в гражданской клинике, находясь там столько, сколько нужно. Только через восемь месяцев женщина идет работать, а ребенок, если его не забрали родственники, находится в детском саду. Утром приезжает такси, забирает малыша и отвозит в обычный муниципальный детский сад, вечером привозит обратно к маме. Меня потрясло такое простое решение этой проблемы. Дети нормально развиваются, социализируются, несмотря на то что мама в тюрьме.
Проект «Жизнь в тюрьме»:
Светлана Бахмина